50 дней до моего спасения.

17 день. Праздничный плакат.

      Утро этого четверга началось не очень. Нет, я не проспала, и раньше не проснулась, да и душ был горячим. Просто после вчерашнего мини суицида (репетиции) у меня болели руки и немного голова. После душа, еле как дойдя до него ранее, я пошла к себе в комнату. Просто что-то надо менять, и я решила изменить последовательность кухни и комнаты. Я нашла обезболивающие, которое мне было так необходимо. После принятия этой живительной таблетки я начала одеваться. Собралась я круто: черная футболка, черные джинсы, черная мантия (или как там называется эта длинная кофта?), черные браслеты, черные кольца (а я и не знала, что у меня такие есть) и белые кеды. Хоть какое-то светлое пятно должно же быть? После своих не долгих сборов, что очень странно, я пошла на кухню. Там уже сидели мама, Юля и Сеня. И все мирно ели. Я поздоровалась, посмотрев на плиту, я увидела кастрюлю, которой вчера не было. А я вчера вечером прям смотрела на плиту. Я открыла крышку и увидела манную кашу. Мою любимую, между прочем.

    — Ник, я сварила твою любимую кашу. Покушай, — как-то слишком мило сказала мама.
     
      — Откуда такая забота? — Очень угрюмо сказала я.
     
      — Ну, я же твоя мама.
     
      — Ясно понятно, — я положила кашу в тарелку и пошла в комнату, сказав по пути «спасибо».
     
      Я даже не знаю, почему пошла есть в комнату. Я просто не хотела никого видеть. В своей спальне я села на кровать и стала есть. Невероятная тишина. Аж по ушам неприятно бьет. Уже доев кашу, я взяла свой рюкзак, закинула тарелку на кухню и вылетела из квартиры. Я нацепила наушники, закурила сигарету и пошла по знакомому маршруту. На телефоне я включила «случайный выбор» и включилась какая-то грустная песня. Я даже не знала, что у меня такая есть. Но она прям описывала мое состояние. Я дошла до остановки и сразу же села в автобус. Я закрыла глаза. Я просто не знала, как еще сдержать слезы, которые появились из ниоткуда. Я не знала, почему мне так больно. Но неожиданно открыв глаза, я увидела, что автобус подъезжает к моей остановке. Все-таки надо выходить.
     
      Выйдя из автобуса, я надела капюшон и шла, смотря на асфальт. И я даже не заметила, как добралась до школы. Впрочем, я даже не заметила, как добралась до кабинета литературы. Да и до парты я добралась на автопилоте. Я сняла наушники, бросила угрюмое «привет» друзьям и упала на парту. Слава Богу, что Миша теперь сидит с Соней и моя парта принадлежит только мне.
     
      — Ушастик, что случилось? — Спросил Серега.
     
      — Все хорошо, — ответила я, поднимая голову. Но стоило мне это сделать, как я наткнулась на два голубых сапфира. Они тоже смотрели на меня. Я опять легла на парту, после чего продолжила, — просто голова болит.
     
      — Таблетку пила? — Спросил заботливый папочка Позов.
     
      — Пила. Не помогает. Да и спала плохо, — и я даже не врала. Спала я действительно паршиво. Дальнейшие расспросы прервал звонок.
     
      После звонка я так и не встала, а учительница этого даже не заметила, но это хорошо. Я бы и так не встала. Но после того, как все сели, я подняла голову и увидела боковым зрением, что на последней парте второго ряда сидит Арсений. У него че, свой кабинет забрали? Почему он второй четверг сидит с нами на литературе? И почему он смотрит на меня? Я, конечно, понимаю, что я та еще сволочь и достала на урок только тетрадь и ручку, но зачем же так на меня смотреть? Я опять легла на парту. Через минут десять я услышала:
     
      — Лебедева, отвечай домашнее задание! — Эта тварь опять до меня докапываться будет?
     
      — Я не сделала, — ответила я, не вставая с парты.
     
      — Как это не сделала, Лебедева? Тебе что, двоек мало? Так щас быстро организую! — Эта овца уже в истерике там бьется, что ли? Я все так же лежала, поэтому не видела.
     
      — Ставьте, мне не жалко, — хотя правильнее сказать, мне похуй.
     
      — А вот и поставлю. Арсений Сергеевич, вы только посмотрите на нее? И так каждый урок! — Ах ты скотина! Ты же со мной в одном котле вариться будешь! Так безбожно врать.
     
      — Я после уроков разберусь, — идеально спокойным голосом сообщил Арсений.
     
      — Спасибо большое. А то я уже устала с ней. — А я с тобой, мразь. — Продолжаем урок.
     
      Вот дрянь! Что я ей плохого сделала? Постоянно одно и то же: «Домашнее задание отвечает Лебедева.», «К доске, Лебедева.», «Ой, а что-то Лебедева уже давно не отвечала!». Бесит! Но после этой перепалки она меня не спрашивала, что очень хорошо. После звонка я вылетела одной из первых, не дожидаясь Диму и Сережу, и рванула в туалет, чтобы покурить. Пошли все эти правила. Я зашла в туалет, залезла на подоконник, открыла окно и закурила. Не закрыв дверей, на перемене. А смысл что-либо скрывать? Да нету его! Я курила, ни о чем не думая. После того, как я докурила, просто сидела и пялила в окно. После звонка, я пошла на физкультуру, которая оказывается была сегодня в расписании. А я и не знала. Ну и ладно. Вздремну пока. Я зашла в зал, где ко мне подлетел физрук.
     
      — Лебедева, где ты шляешься? Почему без формы? — Тут же спросил этот учитель.
     
      — Я не готова, — ответила я.
     
      — Двойка в журнал, садись, — я кивнула и не села, а легла на скамейку, заранее надев капюшон. А что мне еще делать? Ни-че-го. Я закрыла глаза и все. Я просто отключилась.
     
      Звонок с урока я услышала, поэтому встала и пошла на историю. В столовую я не хочу, все-таки дома кашу поела. В кабинет я зашла одной из первых. На своих местах уже сидели Соня и Миша. А возле учителя истории стоял Арс. Какого черта вообще? Почему он не в столовой? Я так надеялась его больше не увидеть. Ну сегодня уж точно. Я по старому обычаю ушла за свою парту и легла на нее.
     
      — Лебедева, после уроков идешь ко мне в кабинет. Поняла? — услышала я от Арсения.
     
      — Зачем, Арсений Сергеевич? — Спросила я.
     
      — Нужен твой талант рисования, — холодно ответил Арс.
     
      Прозвенел звонок, и учитель обществознания ушел из кабинета. Моя любимая история заставила меня забыть о своих проблемах, а погрузиться в средневековье. Хотя бы на один урок надо включить мозг. Хотя бы на сорок пять минут. Но сразу после я опять отключилась от реальности и пошла на химию. Там уже точно нет смысла. Я лежала на своей парте и вдруг услышала своих друзей.
     
      — Лебедева, блять, не беси нас! Что с тобой не так сегодня? — Спросил Матвиенко.
     
      — Все со мной нормально. Мне просто сегодня не по себе. Все пройдет, правда, — я попробовала улыбнуться.
     
      — Ник, ты ничего плохого не учудила? — Спросил Позов.
     
      — Нет, что ты? Все хорошо. Правда.
     
      — Ну хорошо.
     
      Прозвенел звонок и нам раздали какие-то тесты. Какого хуя? Опять контрольная. Я же тупая. Я тупая, как дверная ручка. У меня же мозг взорвется от переработки. Просто посреди урока все услышат, да и увидят взрыв. Я смогла включить свой убитый мозг и начала искать знакомые знаки. За два долгих урока я смогла решить несколько уравнений. После звонка я пошла к кабинету обществознания. Я робко постучала и, услышав в ответ «Да-да» зашла.
     
      — А, Лебедева, садись, — строгим голосом сказал Арсений. Я села за первую парту перед учителем, — в нашей школе собираются праздновать День здоровья и нашему классу велено нарисовать плакат. Вот я и хотел тебя об этом попросить, — я молча кивнула, после чего учитель продолжил, — тогда бумага в углу, там же в шкафу возьмешь то, чем будешь рисовать, — я кивнула и пошла за ватманом. Разложив лист на парте, я решила подать признаки жизни:
     
      — Что именно рисовать?
     
      — Что хочешь, чтобы было связано со здоровьем, — сказал учитель и уткнулся проверять тетради. А я начала рисовать.
     
      Может быть рисовать я и умею, но фантазии у меня нет никакой, поэтому я залезла в интернет, поискать что-нибудь. Примерно на двадцатой фотографии ко мне пришла идея. Я решила с одной стороны листа нарисовать курящего, пьющего, ленивого человека, который питается фаст-фудом (прям как я), а с другой человека, который занимается спортом, и наверху сделать надпись «Какой выбор сделаешь ты?!». Гениально! Я начала рисовать. Примерно через час, когда у меня уже был нарисован среднестатистический атлет, со мной заговорил Арс:
     
      — Что-то у тебя сегодня беда с оценками, — сказал он, смотря в классный журнал.
     
      — Все как обычно, Арсений Сергеевич.
     
      — Нет, Никуш, обычно у тебя ниже тройки нет ничего.
     
      — А вы это руссичке скажите, у которой цель — меня завалить.
     
      — С чего ты это взяла. Олеся Алексеевна хорошая девушка, так просто не будет заваливать.
     
      — Ага. Только последние несколько уроков она спрашивает только меня.
     
      — А физрук тебя тоже на каждом уроке спрашивает?
     
      — Я просто забыла про физкультуру. — За этим разговором я нарисовала себя. Мне осталось все это только разукрасить. Я поправила браслеты, которые мне мешали рисовать. И тут я вспомнила, из-за чего их так много.
     
      — Что это? — Спросил Арс, посмотрев на мои запястья. Я опустил глаза, — Лебедева, что это?! — Он резко подскочил и приблизился ко мне. Мои руки полетели вверх, и учитель их долго рассматривал в своих ладонях, — зачем ты это сделала? — Уже очень спокойно сказал Арсений.
     
      — Не важно, — сказала я и вырвала свои руки.
     
      — Никуш, ну зачем, зачем ты себя калечишь? — Арс сел на корточки рядом со мной.
     
      — Не понимаю, о чем вы.
     
      — Поехали, — Резко сказал учитель и, встав, пошел к шкафу в конце кабинета.
     
      — Я никуда… — Я не успела договорить.
     
      — Я сказал — поехали! — Крикнул Арс, и я поняла, что делать мне нечего. Я встала и пошла за учителем.
     
      Мы дошли до машины и в тишине сели внутрь. Арсений так крепко держался за руль, что у него побелели костяшки. Я не знала, куда он меня везет и мне было страшно. Примерно через десять минут автомобиль остановился, и мы вышли на улицу. Арсений взял меня за руку и повел меня в подъезд. Потом мы четыре этажа поднимались пешком. Когда мы остановились, Арс достал ключи и открыл дверь одной квартиры, и затолкал меня внутрь. Не успела я понять, что происходит, меня уже прижали к стене.
     
      — Что. Это. Такое? — Выделяя каждое слово, сказал учитель.
     
      — Все. Нормально, — в тон ему ответила я.
     
      — Ника! — В этот момент я не выдержала и скатилась вниз по стене за спиной. У меня потекли слезы, — Ник, ну что такое? — А я не могла ответить, — тише, моя хорошая, — Он меня обнял.
     
      — Не надо! — Сквозь слезы ответила я.
     
      — Чего не надо?
     
      — Заботиться обо мне.
     
      — Почему же?
     
      — А вы все равно исчезнете. Я вам надоем, и вы забудете обо мне.
     
      — Нет. Этого не будет. Этого никогда не будет.
     
      — Точно? — Я подняла свои глаза на Арсения.