Смотри в об(л)а!

О чём мы думаем, когда возвращаемся домой?

Утром, когда особо несчастные уже плетутся на работу, в серых панельках только загорается свет. Антону кажется, что вся его жизнь — это путь мимо горящих окон, где действительно живут. Когда он возвращается с работы, мужчина из окна в доме номер четыре заходит на кухню, чтобы выпить стакан воды. Когда Антон идёт на работу, тот же самый мужчина в домашних штанах варит кофе и смотрит телевизор. В городе теперь совсем темно: ноябрь летит слишком быстро, а перед глазами всё та же злоебучая картинка изо дня в день. Антон мог бы думать о чём-то приятнее по дороге на работу, например, представлять свой сон, но он опять забыл, что приснилось. И вряд ли там можно найти что-то, кроме психоделических сюжетов, которые заменяют ему наркоманский бэдтрип. А на остановке без изменений. Может быть, это имел в виду поэт, когда выводил «мы оттопыримся на странной вечеринке с бомжом» на потрёпанном листке бумаги. Антону на мгновение становится жалко бедолагу: всё-таки не июнь.
Теперь, когда Антон проезжает мимо дома номер двенадцать на Фабричной улице, его губы трогает почти неуловимая улыбка. Он вспоминает Арсения и думает о том, что и неделю, и месяц, и год назад он был там, в той же квартире, в доме номер двенадцать. Читал книжки, ерошил Герде шёрстку и слушал радио, только не знал Антона. А теперь знает. И даже придёт сегодня в кинотеатр. Антону снова собственные размышления кажутся странными. Но это сейчас. А спустя время он будет вспоминать этот момент и поймёт, что именно тогда впервые за долгое время улыбнулся собственным мыслям.
На самом деле Антон не любит кино, хоть и по долгу службы совсем немного в нём разбирается. Ну как разбирается? Знает, что фильмы Тарантино — это хорошо, а русские мелодрамы — плохо. С того самого дня, когда он впервые смотрит сопливую историю, в которой всё заканчивается приторно-хорошо, желание смотреть фильмы отпадает окончательно. А момент, когда скупая мужская слеза катится по щеке, и вовсе хочется стереть из памяти. Да и чего лукавить? Не скупая слеза там была, а полноценная истерика. Подруга смотрела на него, как на безумного, что вполне оправдано, так что больше он кино не смотрит. Откуда же знать Антону, что в мире существуют другие фильмы. Хорошие. Ну, как минимум один уж точно. Поэтому всё, что ему теперь остаётся, — вслушиваться в разговоры выходящих из зала зрителей, чтобы понять, на какой из очередных шедевров им стоит пойти. И, конечно, всеведущий гугл никто не отменял.
Именно потребность порадовать Арсения почему-то затмевает собственные предрассудки, поэтому Антон даже не думает о том, что ему придётся почти два часа пересказывать всё, что происходит на экране. А ещё он пока не осознаёт, что этот порыв знаменует начало тех необратимых изменений, которые будут происходить в нём с той самой секунды, как Арсений переступит порог кинотеатра.
***
— Здрасте, тёть Валь, — обыденно бросает Антон, наконец-то заходя в тёплое помещение, спасаясь от дождя и попутно отряхивая куртку. Лицо обдаёт жаром, а нос тут же цепляется за сладковатый запах попкорна, к которому он
так привык.
Полная женщина с приятным, но бледным лицом отвлекается от мытья полов и, поправляя сбившиеся на лбу волосы, отвечает:
— Здрасте-здрасте, — улыбается так, будто ждёт, скажет ли Антон что-то ещё или ей можно вернуться к своему делу.
— Вот скажите, тёть Валь, кто в такую рань да ещё и в такую погоду будет кино смотреть? — философски спрашивает Антон, удручённо расправляясь холодными пальцами с молнией на куртке.
— А что щас хоть идёт-то?
— Дождь.
— Дождь? — тётя Валя добродушно улыбается и принимает игру слов Антона с ехидной улыбкой. — И о чём кино-то?
— Кино почти всегда ни о чём, а дождь идёт уже третий день подряд.
— Тебя что ни спроси, на всё ответ есть, — улыбается она. — Что-нибудь ещё про погоду расскажешь?
— Конечно. Вы знали, что на город надвигается циклоп? — Антон выпучивает глаза в наигранном страхе.
— Ох, Антоша, вот тебе бы докторскую защитить, — хохочет тётя Валя. — По остроумию.
— Если я и смогу защитить докторскую, то только колбасу, — пожимает плечами Антон. — И то, не факт, — и бежит приступать к своим рабочим обязанностям, оставляя тётю Валю весело посмеиваться, пока она старательно отмывает грязные следы от мокрых кед с пола.
Фильм, который выбрал Антон для совместного просмотра, шедевром трудно назвать, но и отзывы у него приличные. Очередная запутанная детективная история о парне, который пытается доказать всему обществу, включая зрителей, что он законопослушный гражданин и любящий муж. Вам тут и экшен, и драма, и детектив, и боевик, и комедия, прямо как в жизни Антона, если утренние перепалки с бомжом на остановке можно назвать боевиком. Ну драма — это уж точно.
За работой Антон может думать только о том, что вечером придёт Арсений, поэтому даже на ежедневные подколы в сторону Маринки не остается сил. Ведь Антон просто взял и пригласил человека в кино! Когда такое было? Чем больше он об этом думает, тем абсурднее ему кажется вся эта ситуация. Хочется вернуть время вспять и оторвать свой болтливый язык. Конечно, нет, это ему ещё пригодится, поэтому Антон думает о приходе Арсения с удвоенной силой, надеясь, что на пятидесятый раз самобичевания он уверует в то, что всё в порядке.
Впервые в жизни он начинает загоняться, как бы не спиздануть очередное своё умозаключение, за которое в глубокой ночи будет стыдно. Однажды он сказал девушке, которая ему понравилась, что у него потеет жопа в первые пять минут их знакомства, поэтому иногда подозрения о собственной адекватности всё-таки закрадываются. Антон совсем не уделяет внимания тому факту, что думать об этом в отношении Арсения как минимум странно. Он только мнётся у входа в зал, бездумно пропускает зрителей и смотрит то на часы, то на входную дверь в кинотеатр и пытается высмотреть Арсения за стеной из проливного дождя. Тот опаздывает уже на двенадцать минут, и у Антона в голове только одна мысль: «А вдруг что-нибудь случилось?». Как обычно воспалённый мозг начинает проецировать всё самое ужасное, что только может быть. Именно в тот момент, когда Антон уже ясно видит, как его слепой друг падает в лужу и его съедают дикие шакалы, дверь распахивается и на пороге появляется Арсений вместе с Гелей. Она держит его под руку и с любопытством оглядывается по сторонам. Как только её взгляд находит Антона, она так же лучезарно, как и в первую их встречу, улыбается, и оба подходят ближе, обдавая его прохладным и влажным воздухом улицы.
— Прости, что задержались. Из-за дождя шли медленнее, чем обычно, — говорит она, продолжая поддерживать Арсения.
— Здравствуй, Антон, — Арсений протягивает ладонь в неизвестном для себя направлении.
— Ничего, всё нормально, — Антон попутно ловит его руку и слегка сжимает. Холодная.
Главное, что шакалы не пожрали, остальное неважно.
Чуть не сказал это вслух.
— Этот дедуля в первый раз в кинотеатре, наверное, лет за десять, представляешь? — смеётся Геля, поглаживая брата по голове, как ребёнка.
Антон на это только по-доброму усмехается и не знает, что сказать. Сам не может понять, почему теряется при виде Арсения, да и не особо об этом задумывается. Подобные неконтролируемые приливы нежности ему совсем не нравятся и кажутся неуместными, но такими приятными одновременно. Он ничего не может поделать и улыбается, смотря на немного растерянного Арсения, который, видимо, острее воспринимает окружающий шум разговоров и доносящихся из залов звуков, слегка поджимает губы и «смотрит» куда-то в пол. Пройдут годы прежде чем Антон поймёт, что именно в тот момент он впервые почувствовал «это».
— Не бойся, Сеня, это не больно, как комарик укусит, — подтрунивает над ним Антон.
— У-у, с «Сеней» это ты зря, — смеётся Геля. — На первый раз простим ему?
— Ни за что, — с улыбкой говорит Арсений, и в его словах нет ни капли раздражения.
— Кстати, я только два места забронировал, не знал, что ты придёшь, — говорит Антон Геле, продолжая проверять билеты у входящих в зал.
— Да мне и не нужно, я просто Арсения проводила. Работаю тут рядом. Ты, кстати, потом не собираешься домой?
— Нет, после этого ещё два сеанса.
— Ладно, — кивает она Антону и разворачивается к Арсению. — Арс, я тогда после фильма тебя буду ждать.
— Работай спокойно, я не маленький. Тем более у меня есть навигатор.
— Ты видел, какой там дождь? К тому же местность тебе незнакома, — возмущенным тоном отвечает Геля, не принимая никаких возражений.
— Мы же сюда как-то дошли, значит уже вполне знакома, — заключает Арсений. — Не выдумывай и после работы иди домой, — уже мягче добавляет он.
Геля лишь скептически всматривается в лицо брата, черты её смягчаются, и, взяв с него обещание тут же позвонить, как доберётся до дома, желает приятного просмотра и скрывается в пелене дождя за дверьми кинотеатра.
Антон, в душе радуясь, что Геля все-таки не останется с ними на фильм, тянет Арсения к гардеробу. На нём оказывается несуразный рождественский свитер крупной вязки, а Антону смешно и грустно одновременно. Он понимает, что скорее всего Арсений просто перепутал его с каким-то другим свитером, ведь незрячим не так просто подбирать себе гардероб, если они живут в одиночестве. Антон обещает себе не говорить ни слова о свитере, хоть это и очень сложно.
Арсению немного тревожно, это видно. А Антон не умеет справляться даже с собственной тревогой, куда ему помогать другим. Поэтому он лишь невесомо прикасается к плечу, чтобы подбодрить, но ладонь вдруг ощущает тёплую мягкую ткань свитера, настолько приятную, что он легко проводит по плечу вверх и вниз. Это сравнимо с тем ошеломительным ощущением, если погладить хомячка и так же пленительно, как опустить руку в мешок с пшеницей. Пальцы хотят зацепиться ещё и ещё, ты не можешь контролировать это. Правда, Антон — паровозик, который смог, поэтому он всё-таки заставляет себя оторвать руку от плеча Арсения и выдавить из себя гениальное и успокаивающее:
— Не ссы, братан.
Арсений не ссыт, просто слегка взволнован, ведь кино для него больная тема.
— Ты, главное, не ссы, — улыбается Арсений, явно подавляя свою тревожность. — Тебе ещё трындеть мне на ухо два часа.
— Заебёшься слушать.
Бархатные красные сидения в зале тоже мягкие, но не такие как свитер Арсения. Антон думает о том, что ещё ни разу не находился в этом зале в качестве зрителя за всё время своей работы здесь, а Арсений хрустит попкорном, который Антон выпросил у Маринки. Она уже давно оставила надежды понять Антона, остаётся только простить. То он морщится при одном только упоминании о кино, то баррикадируется тоннами сладкого попкорна в рабочее время, да ещё и с каким-то мужиком. Для неё это останется тайной навсегда.
На экране главный герой оказывается в тюрьме, так как вскрылись его махинации с наркотиками и баснословными суммами денег. Конечно, он не признаёт свою вину, утверждая, что его подставили. Однако ему не верит не только правительство и собственная жена, которая ждёт от него ребёнка, но и даже зритель. Вот вам и разрушение четвертой стены.
— Ну всё, он в тюрьме, тут на него косятся заключенные, — шепчет Антон прямо на ухо Арсению, чуть ли не касаясь губами прохладной ушной раковины. Арсений сосредоточенно слушает, и иногда от близкого дыхания и шёпота Антона по рукам пробегают мурашки, но под свитером этого никому не видно.
— Теперь он тренируется в тюрьме и изучает право, чтобы отомстить, — бормочет Антон.
Чем дольше он находится в обществе Арсения, да ещё и так близко, тем стремительнее он начинает расплываться, сам не понимая от чего. Только теперь он уделяет внимание тому, что у Арсения приятный запах, ни на что не похожий, который хочется чувствовать постоянно. Хотя с кое-чем всё-таки можно сравнить. Это похоже на детство, когда ты перед сном засыпаешь с мамой и ощущаешь обволакивающий тебя родной запах. Обычно его называют запахом дома, который внушает безоговорочное спокойствие. Антон давно не ощущал подобного. Мамы у него нет уже около восьми лет — её забрала болезнь прямо на его глазах. Взрослые и умные родственники говорят, что это сыграло главную роль в том, что у мальчика Антона в пятнадцать лет начались панические атаки. Но мальчику тогда было не до рефлексии, он просто пытался справиться с эмоциями и жить дальше. Прошло уже восемь лет, а мама больше никогда не снилась ему здоровой. Но сейчас он бы многое отдал за то, чтобы почувствовать этот родной запах вновь хотя бы на мгновение. И вот теперь, каждый раз наклоняя голову к Арсению и бормоча очередной комментарий к фильму, Антон яркими вспышками улавливает его запах и ощущает это спокойствие вновь. Ему резко хочется коснуться носом тёплой шеи или места за ушком и вдохнуть полной грудью только потому, что так он на короткие мгновения перестаёт чувствовать тревогу. Как только эти мысли роем ударяют в голову, Антону становится страшно. Он одергивает себя, трёт глаза, затем переносицу, шумно шмыгает носом и бездумно смотрит в экран.
Что это было? Что за порывы нюхать мужиков? Антона начинает немного потряхивать, он никак не может трактовать свои странные желания.
«Я не педик какой-нибудь».
Всё же самокопания длятся недолго, он решает, что слишком глупо загоняться из-за запаха: «В конце концов, не член же я захотел отсосать», — заключает Антон и со спокойной душой продолжает комментировать фильм дальше, убеждаясь, что члены его до сих пор не интересуют.
— Он пришёл к жене, их сыну уже лет пять где-то, — шепчет Антон. — Ну да, он же шесть лет сидел, а жена уже с пузом была, когда его арестовали.
Арсений только мычит «угу» на все комментарии, изредка вставляя уточняющие вопросы. Сначала он будто не в своей тарелке: много ёрзает, нервно облизывает губы и перекладывает руки с поручня на колени и обратно каждые десять секунд, поэтому Антон торжественно вручает ему свою порцию попкорна, надеясь усмирить этот комок волнения. Арсений действительно успокаивается и спустя минут двадцать даже начинает интересоваться сюжетом. Антон изо всех сил старается, на сколько позволяет интеллект (если таковой вообще имеется) комментировать абсолютно всё, что происходит на экране. Описывает ему локации, где происходит действие, внешность героев, вплоть до цвета волос и одежды, включая только ему самому понятные характеристики вроде: «Ну у этого копа лицо, прям как залупа. Вот знаешь, бывают такие лица, посмотришь и точно — залупа». Арсений на это задумчиво хмурится, пытаясь представить лицо-залупу, но выходит скверно.
Во время резких спецэффектов, когда раздаётся громкий звук перестрелок, рёв мотора машин или затянутые паузы сменяются активным действием, Арсений слегка вздрагивает от неожиданности. «Сейчас будет резкий момент», — только пару раз успевает Антон предупредить его, а в остальном корит себя за то, что сам иногда теряется. Каждый раз в такую минуту Антону хочется взять Арсения за руку, но ему снова становится страшно от собственных мыслей. Поэтому он подавляет все свои порывы, периодически охуевая от себя, успокаиваясь лишь тем, что ему по-прежнему не хочется сосать члены.
Значит, всё в порядке, ребята.
Фильм заканчивается очередным хэппи-эндом, репутация несчастного героя восстановлена, виновные наказаны, семья воссоединена и снова счастлива. Играет сопливая музыка, на экране герой носится по зелёной лужайке вместе с сыном, к ним выходит мама, гладит ребенка по волосам и целует мужа в щёку. Они идут есть горячий и ароматный пирог под радостный лай огромной пушистой собаки, которая тоже не осталась без вкусностей. Клише на клише клише погоняет. А Антон молчит. Арсений только и слышит эту душещипательную музыку и не может понять, что происходит.
— Антон? Всё закончилось? — спрашивает он тихонько, поворачивая голову в его сторону. — Антон?
В ответ он слышит только громкое шмыганье и покашливания. — Угу, — мычит Антон. — Все счастливы и едят чёртов пирог. — Ты что, плачешь?
— Нет.
— Растрогался, — утверждает Арсений и улыбается своим мыслям. — Не плачь, всё ведь хорошо.
Конечно, всё хорошо. Именно поэтому Антон и не сдерживается, именно поэтому он и не любит смотреть фильмы со счастливым концом. Ему невыносимо видеть дружную и счастливую семью на экране, ведь у Антона от такой жизни остался лишь далёкий отголосок из детства, в который так хочется вернуться. Он не знает, что лучше: никогда не знать, что такое семья или узнать однажды и потерять. Антон всем своим существом пытается показать, что он не сентиментальный, но, увы, наматывает сопли на кулак. Дожили. В любом случае, без всяких оправданий сейчас Антон чувствует себя слизняком.
— Я не плачу, — спокойно заявляет Антон, спустя недолгую паузу, всё-таки справившись с эмоциями.
— Значит, показалось, — отвечает Арсений, принимая его маленькую ложь.
— Кстати, — Антон поворачивается к Арсению, прикасается к его свитеру в районе груди и слегка оттягивает на себя. — Классные олени. Хотя мне больше нравится Гринч. Смотрю, праздник к тебе уже пришёл.
Арсений облизывает пересохшие губы в явной неловкости и прикасается кончиками пальцев к принту на свитере, что умиляет Антона ещё больше. Он не может сдержать улыбку:
— Прости, я держался до последнего.
Хорошо, что Антон не видит себя, когда смотрит на Арсения своими глазищами, в которых за километр можно увидеть сердечки. В общем-то и сам Арсений этого не видит, что тоже на руку. Там взгляд такой, будто Арсений — нежная дама, которая грациозно уронила перчатку, оголив белую ручку, поправлявшую мягкие пёрышки в шляпке, а Антон — поехавший на всю голову мушкетёр. А на деле пёрышки у Антона в заднице, раз уж он так сыпется, как старшеклассница. Положение спасает лишь то, что никто из присутствующих ничего пока не осознаёт. Они выходят из зала. Антону снова хочется трогать свитер.
— Спасибо, Антон, — Арсений жмёт его влажную ладонь. — Действительно было здорово. Особенно твои комментарии. Думаю, фильм мне и понравился по большей части из-за них.
— Да фигня, — Антон старается придать голосу как можно больше непринуждённости, ведь никто не должен догадаться, что его так давно ни за что не хвалили. — Я тебе столько этих фильмов расскажу, ещё надоест.
— Правда? — озадаченно спрашивает Арсений.
— Ну... Могу там ещё прийти... — тушуется Антон и еле слышно бормочет себе под нос. — Будем вместе смотреть телевизор.
— Это замечательно, Антон, — Арсений искренне улыбается и будто начинает излучать какое-то еле уловимое сияние. Ну, это же Антон, так что не удивляйтесь — да, ему кажется, что Арсений излучает сияние. Нездоровые ассоциации, что, забыли?
***
«Заходи, когда удобно, буду ждать».
Антону немного тревожно. Он сидит на кровати в темноте с наполовину спущенными штанами. Так заебался за день, что сил хватает только дойти до своей комнаты и расстегнуть пуговицу на джинсах. Он пялит в одну точку уже минут пятнадцать и думает о том, как он докатился до такой жизни.
Антону тревожно до коликов в жопе животе. Примерно на пятнадцатой минуте пограничного состояния между сном и пиздостраданиями он вдруг понимает: «Кажется, мне нравится мужчина».
«Да, сосать члены определённо не хочется, хотя... Стоп, что? Какие могут быть сомнения? Но ведь это же член Арсения», — приводит он вполне логичный довод и кивает самому себе. Затем, вдумавшись, одергивает себя: «Я не должен думать о членах! Нет, но тут надо разобраться. Вот допустим, гипотетический член...» — размышляет он дальше. «По шкале от одного до десяти на сколько я хочу его сосать? Так, для начала надо представить этот гипотетический член». В голову лезут только рисунки на русских заборах, абстрактные образы из порно, но никакого гипотетического члена. «А какой член у Арсения, интересно? Блять». Антон с психу падает головой в подушку и мученически выдыхает.
Ты ебанулся, приятель.
«Отлично, я думаю про его член. Про все члены. На хуй, блять, идите, члены ебаные!» — ругается Антон и понимает, что члены повсюду, даже в слове «на хуй».
С днём членов, Антоша.
Он продолжает лежать на кровати с полуспущенными штанами и пялить в потолок. Приходит к выводу, что даже если ему и нравится Арсений, взаимности ждать не придётся. Арсений вон какой умный, интеллигентный, он, небось, даже слово «срака» в своей жизни ни разу не сказал. Для Антона это весомый аргумент против их отношений. Подождите, что? Какие, блять, отношения? Арсений нормальный человек, а Антон мало того, что ведёт себя как ребёнок, так ещё и совсем никудышный, плюс говорил слово «срака» точно больше ста раз в своей жизни. Ах да, точно, совсем забыл: Арсений мужик, Антон мужик, может быть вот он, самый весомый аргумент против?
В голове война миров, в желудке пусто, в жопе колики от подобных размышлений, поэтому Антон просто вырубается, надеясь, что завтра произойдет чудо.
Чудо.
Ч.
Член.
Походу, не произойдет.
***
На следующий день после дождя ударили первые морозы, и город превратился в ледяной замок Эльзы. Антон, совсем не как принцесса, ковыляет по замерзшему тротуару, молясь всем богам, чтобы его жопа осталась цела. По крайней мере, пока что, а там кто знает, это ведь жопа. Тем более в условиях кризиса ориентации за жопу всё-таки стоит немножечко переживать. Этот путь по тротуару вдоль многоэтажки, затем к магазину и во двор дома номер двенадцать стал таким обыденным и знакомым, как бомж на остановке. Кстати, его сегодня там нет, видимо, нашёл тёплое местечко.
Антон совсем не разбирается в дружбе, но ему кажется, что если в обществе Арсения он чувствует себя расслабленно и может дать волю своей безграничной туалетной фантазии, то можно этому довериться и назвать кого-то другом впервые в жизни. Конечно, это не все критерии, по которым Антон определяет друзей. У него-то этих друзей никогда не было, да он и не верит, что когда- нибудь они появятся. Разве что Арсений — исключение из правил. Хотя в случае Антона и в свете последних событий выясняется, что уместнее было бы сказать «лучше нет влагалища, чем очко товарища», но не будем смеяться над бедным парнем, он просто пытается разобраться в себе, вот и всё.
Их переписки пополняются новыми треками от Антона и голосовыми сообщениями от Арсения. Антону очень жаль, что он не может показать ему любимые мемы из «страдающего средневековья», но вот рассказывать каламбуры по типу: «Что почувствовал Волан-де-Морт, когда поджёг Гарри Поттера? Запах гари», — становится прерогативой, которую никто не в силах отнять. Арсений на всё это только смеётся, а Антон просто улыбается каждый раз, когда видит его реакцию. Смешить Арсения тоже кажется ему красивым.
Арсений чувствует, как напряжение в голосе Антона отступает, он больше не ругается на систему образования, как старый дед, но кряхтит с кружкой чая всё так же. А Антон теперь каждый раз с нетерпением ждёт выходных, чтобы прийти вечером к Арсению, шумно пить свою порцию чая и смешно рассказывать ему фильмы. Так они смотрят Тарантино под предлогом: «Ты чё, кто не видел "Криминальное чтиво", тот лох», «Сияние», где Антон верещит на весь дом: «А теперь из лифта кровь хлещет вот такой волной!!!» — и тыкает Арсению в рёбра пальцами, пытаясь его испугать жуткими нечеловеческими звуками. И ещё фильмы Скорсезе, Нолана, и, конечно же, «Ледниковый период» и «В поисках Немо». На всё это Арсений много смеётся, ёрзает на месте, иногда спрашивая: «Что там? Что там?». В общем (и целом), соседи таких воплей из этой квартиры не слышали никогда.
В один из таких вечеров, когда Арсений неспешно делает чай, а Антон с высунутым в усердном сосредоточии языком раскладывает кусочки мясного рулета на тарелку, Арсений начинает напевать что-то себе под нос. И Антон бы не обратил на это внимания, если бы случайно не вслушался в слова песни:
Мне мама в детстве выколола глазки, Чтоб я в шкафу варенье не нашёл.
С тех пор я больше не читаю сказки, А зато нюхаю и слышу хорошо!
У Антона отвисает челюсть, он в ахуе смотрит на то, как задорно Арсений набивает ритм рукой о столешницу и больше не может сдерживаться. Выпученные глаза и губы, искривленные в недоумении, медленно сменяются смешком, а затем и вовсе переходят в истерический смех. Арсений сначала удивляется, потом осознаёт всю ситуацию и тоже не может сдержаться.
— Ну и чернуха, — задыхается Антон, вытирая выступившие слёзы из глаз. — Ну ты мочишь, конечно.
— Да я что-то... — Арсений не может остановиться. — Сам как-то не понял, чего эту песню вообще вспомнил...
— Ой, дурак, — протягивает Антон и с улыбкой смотрит, как этот дурень, опираясь о кухонную тумбу, пытается перестать смеяться. — Я думал, ты только какого-нибудь Шопена слушаешь, ну или, в крайнем случае, группу Любэ.
— Я удивлён, что ты знаешь Шопена, — подтрунивает над ним Арсений и получает кухонным полотенцем куда-то в плечо.
— Я, если хочешь знать, в детстве в музыкалку ходил, — отвечает Антон наиграно-обиженным голосом.
— О, и долго ходил?
— Два года.
— А дошёл?
— Ах, ты! — смеётся Антон. — Меня моим же оружием! — С кем поведёшься...
— Мне, кстати, первое время было странно, что ты со мной вообще общаешься.
— Почему?
— Ну ты весь такой умный... Вон, лекции читаешь, а я так... сбоку припёка.
— Не знаю, обидит тебя это или нет, но, когда мы с тобой в первый раз встретились, я шёл со встречи с организаторами фестиваля книги для слепых. Они мне так мозг проели, говорили какими-то заумными фразами, наверное, впечатление хотели произвести. И я настолько устал их слушать, что, когда встретил тебя, прям легче стало. Я не к тому, что ты глупый, а они умные. Мне с тобой общаться нравится. Я не такой заумный, как может показаться.
— Любишь приколы, значит, — усмехается Антон.
— Типа того, — Арсений в этот момент кажется ему таким наивным и искренним, что хочется сосать члены обнять его так, что сломаешь хребет.
Держимся, держимся.
— Да и хватит принижать себя, — продолжает Арсений. — Всё с тобой в порядке.
— Сложно этого не делать, я так всю жизнь живу.
— Принижаешь себя?
— Не то чтобы я делаю это специально или осознанно. Просто я действительно всегда думал, что ни на что не гожусь. Всю жизнь пытался чем- то заняться, но бросал. В итоге имею представление о многом, а толку от этого нихуя нет. Ну, знаю я нотный стан и чем отличается доминанта от субдоминанты и чего? Могу нарисовать куб в перспективе, если попыхтеть часа полтора и дальше что? Знаю, что Македонский подчинил Грецию, и в честь него названы десятки городов, а до восемнадцатого века в России даже не было флага, но все эти факты плавают в моей черепушке, как в киселе, и от них я иногда с ума схожу. Я до сих пор не знаю, чем хочу заняться в жизни, и гнию в этом кинотеатре. Всегда завидовал тем, кто с рождения катается на коньках или ходит на танцы. Они, по крайней мере, потом становятся спортсменами, танцорами и уж точно не думают о том, что они бездарности. Часто даже после одного ебучего разговора со мной люди просто сливаются и больше никогда не появляются в моей жизни. Я психопат, который пугает людей своими рассуждениями.
— Какими рассуждениями? — Арсений слушает непрерывно, будто пытается вытащить наружу все его переживания, но боится спугнуть, поэтому просто задаёт наводящие вопросы.
— Ну я как-то заявил одной девушке, что уверен, что любые отношения, будь то дружба или любовь, рано или поздно обречены на расставание. Для меня это такое обыденное открытие, что мне было даже похуй, как она ответит на это. А она просто испугалась, я её больше не видел. Вот я и поражаюсь каждый раз тому, что, несмотря на мои загоны, в этой квартире передо мной всё ещё открывается дверь.
— И ты действительно так считаешь?
— Что отношения недолговечны? Да. В школе мы сидим за одной партой и вместе ездим в поездки, делим пачку чипсов на двоих в автобусе и думаем, что друзья до гроба. А потом разъезжаемся и забываем сначала фамилии друг друга, а потом и имена. И, когда спустя годы смотрим на общую фотку, охуеваем, что эти люди вообще когда-то были и где-то сейчас есть. Друзья появляются, а потом у вас меняются интересы, и вам всё сложнее поддерживать связь. Люди встречаются друг с другом, заводят семью, но потом разводятся, делят детей и имущество. Не знаю, может, у других всё иначе. Я рад бы ошибаться.
— Думаю, когда ты встретишь своего человека, твое мнение изменится, — уголки губ Арсения мимолетно скользят вверх, а голос снова внушает спокойствие.
Красиво.
Антон смотрит на него и понимает, что вроде как уже встретил, только вот пропащее это дело. От этого становится ещё паршивее.
— Я эту затею давно бросил.
— Бросил, не бросил, — улыбается Арсений. — Найдется. Давай лучше ешь, а потом я тебе покажу, какие мне книжки привезли из букиниста. И не вздыхай: такой я человек, люблю книжки и хочу их всем показывать, — смеётся он, и у Антона нет ни единого шанса отказать.
Он только хмыкает, наблюдая, как Арсений очень аккуратно и внимательно раскладывает колбасу на кусочки нарезного батона и вспоминает до жути сопливый пост из утренней ленты в ВК по типу: «Самое тёплое чувство — когда кто-то готовит для тебя».
«Самое тёплое чувство — когда подгорает жопа от нахлынувшего осознания», — думает Антон, делая очередной глоток чая, всматриваясь в то,
как Арсений хмурит брови в своём усердном кулинарном занятии. Вот тебе и прицепил собачку. Герда, к слову, виляет хвостиком каждый раз, когда Антон появляется на пороге. Антон виляет хвостиком каждый раз, когда видит Арсения. Где тот надменный тип, который мечет молнии взглядом и просыпается каждое утро в нервной истерике? Очевидно, трескает бутерброды и уже как пятую ночь подряд запоминает сны.
Антону кажется, что, если они продолжат просто дружить, ему будет этого достаточно. За примерку ведь денег не берут, как говорится.
Выходит, всё-таки пидор. «Ну и ладно».