Сколько Марк себя помнит, на нем всегда была форма. Ладно, не всегда, но большую часть жизни. В старшей школе — форма, в колледже — форма, в академии — форма. На войне — форма. Здесь тоже форма.
Это к тому, что он всегда был окружен такими же чуваками, как и он, в форме. Это настолько привычное для Маркуса зрелище, что, казалось бы, где может быть засада? Ведь нигде, правда? Но никогда еще в мозгу не верещала на высоких нотах сирена.
А сейчас верещит так, что можно оглохнуть, потому что к ним на срабатывание пришел новоиспеченный капитан. Эштон Саммерс в форме, в бронике и сопутствующем обвесе, держащий в руке шлем и улыбающийся во все тридцать два, выглядит так, что у Марка в голове происходит война миров. Причем так громко, что он готов признать, что ебнулся. Вот так вот, бесхитростно, просто взял и ебнулся, бедняга. Может быть, действительно стоит сходить к какому-нибудь психотерапевту, но уж точно не с собственными диагнозами, а с тем, что у него крыша едет со скрежетом и взлетает со свистом от вида Эштона, который держится на вежливом расстоянии.
И правильно делает. Умница Эштон.
Саммерс какой-то ебучий единорог. Вопрос о том, как он выжил, выбрался и умудрялся быть этим единорогом после того, что он прошел, а прошел он немало — это к гадалке не нужно было ходить, — остается открытым. Марка его прошлое покорежило и изменило до неузнаваемости, если у Саммерса вот это вот — следствие, то страшно представить, каким же он был до всего этого. А мифической тварью он является как минимум потому, что успел за неделю, которую находится в их коллективе с момента представления, влюбить себя всю опергруппу. А это ведь суровые мужики, которые, вообще-то, борются с терроризмом и прочими плохими парнями, угрожающими национальной безопасности. То есть это не самая простая задача, так уж вышло, что мужики не из самых впечатлительных. Влюбить, конечно, в смысле переносном, но уже к концу недели парни только и делают, что исходят розовыми пузырями, когда в разговоре всплывает Саммерс. Зрелище редкое, но Марк их понимает.
Ох, как он их, блядь, понимает.
Ощущения самого Маркуса уходят сильно дальше общих восторгов по поводу нового капитана, но он их разделяет. Эштон успел показать себя грамотным в поле и планировании, пусть и тренировочном, поставить на место заедающегося поначалу Алекса одной фразой, и оказалось, что Эш умеет смотреть так, что спорить с ним не хочется. От этого взгляда у Марка каждый раз мурашки, он каждый раз тратит секунду на то, чтобы взять себя в руки и начать дышать нормально, а не как задыхающийся хомячок, хотя эти взгляды ему даже не предназначаются. Парни ржут и спрашивают, что не поделил Марк с их капитаном; они ведь не тупые и видят, что Эштон выдерживает очень вежливую дистанцию, а Марк изо всех сил старается ее не нарушать. И, конечно, знают, что Грэму выпала честь провести с будущим начальством месяц до них. Видимо то, как обильно течет у него слюна, видит только Саммерс, и это охуительно хорошо. Не хватало еще шуток, это было бы пиздец как накладно.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Баротравма
RandomС другой стороны, в Эше есть что-то такое, от чего скручивает все внутренности, сжимает горло и не дает дышать. В то же время рядом с Эштоном, наоборот, Марк дышит полной грудью, не боясь закашляться на вдохе и задохнуться. Чувство очень странное, н...