Баротравма

Часть 7

— Потом мы спали, — вещает Маркус, утопая в диване-океане. — Просто спали, док.

Родман только кивает, мол, и не думала ничего другого.

— Мне приснился Кундуз, о котором мы говорили. Сначала мне снилось, как Старый превратился в решето — это было в действительности, я видел это, — а потом мне снилось, как Эша оглушило гранатой и сработал пулеметчик, я не успел его вытащить.

Марк тонет в диване, отдается ему весь. В кабинете Родман ему куда комфортней, чем в кабинете офисного психоаналитика. Тут он чувствует себя защищенным и выливает на стойкую невысокую женщину-психотерапевта все свои гейские переживания. Это вызывает внутренний смех, но она помогает, правда. После нее Маркус чувствует себя сначала уставшим, а потом — способным двигаться дальше. Куда бы то ни было.

— В общем, я проснулся с воплями, ну... вы знаете, да? Как мы просыпаемся, — Марк поднимает голову, смотрит на Родман, видит кивок и снова откидывается затылком и спиной в океан дивана, и тот с готовностью всасывает его в себя. — А Эш...

Эштон крепко хватает за запястья. Повышает голос, командует: «посмотри на меня». Марк в коматозе, он не может сфокусироваться. Эштон держит его крепко, уверенно, фиксирует, надавливает грудью и ногами блокирует ноги, чтобы Маркус не сучил ими и не тревожил зашитую рану. Командным голосом, в котором звучит металл, снова приказывает: «посмотри на меня». И когда видит проблески сознания, начинает целовать губы, скулы, щеки, мелкими, быстрыми движениями, задерживается на очередном круге на губах, смягчается.

— Я здесь. Я с тобой, Марк.

Он шепчет очень доверительно, и сведенное судорогой тело понемногу расслабляется. Маркус дышит, как загнанная лошадь, у него широко распахнуты глаза. Он прекращает вырываться, прекращает дергаться, из мышц уходит сила, он обмякает; Эштон гладит его, целует везде, где дотягивается, легкими касаниями проходится по лицу, за ухом, на шее, потом смотрит в глаза.

— Я здесь. Все хорошо, Марк, это просто дурной сон.

Дыхание выравнивается, вырывается призраками прошлого и не отпустившей болью выталкивается из легких. Он выдыхает еще раз, потом окончательно приходит в себя. Отвечает на движение губ, целует Эша в ответ. Молча, без слов, говорит: «спасибо», и Саммерс это отлично понимает, поглаживает теплой шершавой ладонью по боку. Он тоже успокаивается, из его взгляда уходит практически рабочая концентрация. Расслабляется, становится мягче, нежнее, его поцелуи становятся той лаской, которая была так нужна все эти годы.