Заложник собственной судьбы

Глава 1.3.3. Убеждение...

Всадник мчался к воротам невысоких стен, держа поводья в правой руке и знамя на коротком древке в левой. Стража на стене по началу засуетилась, но позже все унялись. Он нёсся, высоко подняв левую руку, оставляя за собой густые клубы пыли с дороги. Штандарт развивался, благоволя скорости наездника, отчётливо был виден жёлтый контур семи конечной звезды на красном фоне.
В городе его появление оказалось не менее эффектным. До самых встречающих он не старался притормозить скакуна. Потянул поводья лишь непосредственно перед людьми, рьяный конь только немного приподнялся, после чего сделал небольшой круг, чтобы наконец остановиться.
- Я с личным донесением к Бранию Монтекьёсу, - крикнул он собравшейся страже.
Один из стоящих людей указал в направлении главной площади и дал всаднику в зелёном плаще проехать дальше по дороге. Как ни странно, путь туда вёл только один, а на месте уже ждала стража из свиты стратега. Они караулили посменно и днём, и ночью, ожидая прибытия посланника.
За недолгое время прибывания здесь, начальство, согласно статусу, обжило администрацию, которая до их прихода переживала жуткое запустение. Браний Монтекьёс советовался со старшим после макулатора рыцарем из ордена на счёт лучшего маршрута для прохода через лес между Стервилем и Ирийданом.
- От лица сената требую аудиенции с действующим главнокомандующим! – с порога строжайшим тоном заявила зелёная фигура, даже не сняв капюшона.
- Это я, - спокойно ответил Браний, поднимаясь с деревянного кресла.
Посол сунул правую руку под плащ на груди и вытянул оттуда письмо, которое передал стратегу лично. Тот аккуратно вскрыл конверт и достал белоснежный лист бумаги.
- Всем покинуть помещение, - скомандовал он, не отрывая взгляда от послания. – Макулатору этого знать не положено.
Последний не ответил ничем, лишь встал и вышел, после того как сделал заключительную пометку:
«Браний Монтекьёс получил совершенно секретное письмо из Сената».
- Мне хватит ума понять, почему мы остаёмся без подкрепления, - сказал стратег, усаживаясь в кресло с совершенно измотанным видом. – И я даже могу себе представить, по какой причине возвращают меня… Одного не пойму, кто ты такой? Я помню историю предыдущего доверенного гонца в сенате. Плохо кончил парень, был верным, но слишком молодым. Его похитили и пытали и выведали всю информацию, после чего убили… Перед ним был ещё один. Старый хрен, что всякий раз убеждал меня в том, что мне не суждено вести за собой людей. И где сейчас этот маразматик? Гниёт в выгребной яме без своей безмозглой башки!
- Не хорошо так. О мёртвых, - прозвучало загадочное выражение от собеседника.
- Сам заслужил. Не умел держать язык за зубами, особенно за выпивкой. Выполнил задание, а после напился и выдал всё своему товарищу. Тот рассказал какой-то шлюхе в ближайшем борделе, а там и понеслось. Поганая чернь, тогда все узнали о проблемах государства! Казнь, конечно, была что надо, умолял, что б помиловали. Урод… Так вот теперь мне и интересно узнать, чем ты так провинился, что за тебя поручился сам Юдай.
- Попрошу…
- Да ладно! Ты не похож на человека, которому не всё равно на подобное. Нас больше никто не слышит, а это напыщенное уважение всех и вся уже в печёнке сидит.
- Что правда то правда, - сказал посланник, медленно спуская капюшон.
Ткань легко сползала с облысевшей головы, открывая неприглядное. Цвет его светлой кожи терялся на фоне старых отметин и совершенно свежих нежно розовых шрамов. Лицо его некогда было рассечено по диагонали, причём секли справа сверху. Счастливой случайностью переносица защитила глаз и пострадало в добавок только нижнее веко его правого глаза. Левая бровь практически отсутствовала, как и жёсткая щетина в месте окончания огромного рубца. Мочка левого уха была неаккуратно срезана ножом, но след от этого уже давно затянулся. Да, его внешность можно было назвать уродливой, и никто бы это не оспорил, но было в ней и нечто притягательное. Браний с детства увлекался науками, в число которых обязательно включал историю. Сейчас он смотрел не на уродца, пришедшего с каким-то там письмом, а на поле брани.
«Поле брани. Брани. Да! Это моё!» - думалось ему.
- Вам должно быть известно, что значит этот символ, - он повернулся, оголив ожог за правым ухом, что располагался на кожном покрове шейного отдела.
- Весы? – он крепко задумался, а после недолгого молчания засмеялся, словно ребёнок при виде любимой игрушки.
Он смеялся отнюдь не приятно, не чураясь своей натуры в эмоциях. В его голове картина сложилась в красках. Теперь ему было куда легче, эту тайну он для себя самого раскрыл.
- Тогда ясно. Теперь то мне всё ясно! Великий всё-таки человек наш первый сенатор, раз нашёл тебя среди нас всех. Они хотят, чтобы я отправился с тобой? Запросто! Повидаться бы с ним…

Вновь в капюшоне посланник вышел к своему коню и, поправив пряжки на ремнях, удерживающих большой двуручный меч, обратился к последнему, не надеясь услышать ничего в ответ:
- Люди не меняются. Сколько ни странствую – везде одно и тоже.
Скакун лишь фыркнул, а зелёная фигура повела его в конюшню, что располагалась неподалёку. Сам он направился в трактир, который проезжал ещё днём. Усталость от двух дней езды брала своё.