Страсть на холсте твоего преступления | 18+

chapter 29

Наше время.

90 дней, 2160 часов, 129600 минут я была куклой. Марионеткой в руках жестокого кукловода. Игрушкой. Забавной матрёшкой, над психикой которой можно издеваться.

Он ломал меня изо дня в день, показывая искусство своего мира. И я ломалась. У куклы на полке в пыльном шкафу может оторваться рука, или кисть, а может и нога, когда с ней часто играют. Она изнашивается. Ломается. Портится.

Я была частью его жизни.

И снова договора. Контракт. Отказ. Удар. Подпись.

Я жила в его особняке первый месяц, пока мои раны заживали и затягивались. Я даже пыталась нанести себе вред снова, чтобы моё лечение продлевалось, и он не смел использовать меня в своих новых махинациях. А он их замышлял, постоянно. Сидя у камина тёмным вечером с сигарой в руке, он подзывал меня, заставлял рисовать в кресле. Он говорил, столько говорил, что единственное, что я помнила за этот месяц – его голос.

Хриплый, осевший, тяжёлый голос.

А в конце он всегда спрашивал: «Ты меня слышишь?». Я не слышала, но кивала. Всегда кивала, чтобы не чувствовать боли. Это выработалось в привычку. Кивать. Соглашаться. Принимать его сторону.

Я много думала, страдала, готовилась к побегу, изнашивала свой мозг из ночи в ночь. Мне перестали сниться сны, в особенности с вызывающим боль тёмным незнакомцем. Я его возненавидела. Я не хотела ощущать его присутствие даже во сне. Но иногда, глубокой ночью, проснувшись в холодном поту, я смотрела в угол и видела его. Приведение Харриса стояло и наблюдало за мной и это меня успокаивало. Я переворачивалась на бок, не сводя с него взгляда, боясь, что оно исчезнет. Я разглядывала широкие плечи, руки в карманах классических штанов, поблескивающие дорогие часы и глаза. Его голубые ледяные глаза, наблюдающие за мной.

–Хоть ты и предатель, побудь со мной, – шепчу я и всегда засыпаю.

Когда я полностью исцелилась, я стала прислушиваться к рассказам Андреаса и была шокирована множеством того, что услышала. Это были рассказы из прошлого, настоящего и планов на будущее. Он говорил, курил и смотрел за тлеющим огоньком камина.

Если пепел тлеет, то еще не поздно подкинуть огня.

–Я ненавидел Томаса. Идеального младшего брата. Интеллигентный, умный, с идеальными манерами. Он был ярким представителем семьи Райт. Нашей золотой монетой, которой так гордилась семья. А я, – он хмыкнул и сбросил пепел сигареты в стеклянную пепельницу с гравировкой из золота. Он любил золото, любил блестящее и мои волосы...