Мой любимый тренер || D&J

Глава 48

Даниил

Единственное, что мне хочется сделать, когда Юля выбегает из приемной - броситься следом. Схватить эту пигалицу за локоть и притащить обратно. Прижать к стене и поцелов... Нет! Заставить извиниться за наглую ложь.

Естественно, не бегу за ней. Еще чего не хватало. Эта особа царских кровей не дождется, чтобы я снова за ней бегал.

Буквально силой заставляю себя зайти в кабинет. Усаживаюсь за стол и пялюсь на выключенный монитор. А самого колбасит так, будто я не полгода назад застал Островского в ее квартире, а только что. По крайней мере, злости во мне сейчас ровно столько же.

Я честно и откровенно обалдел, когда увидел Юлю в собственной приемной. Ишь ты, разговоры она пришла со мной разговаривать. Разговорчивая какая. Еще я время на нее не тратил, оно у меня, вообще-то, дорого стоит.

Закрываю глаза, а передо мной она. Стоит, смотрит испуганно, мнет в руках сумочку. Красивая, зараза, яркая. Не знаю, показалось ли, но от нее пахло блинами. Невероятно родной, приятный запах... Наверное, глюк.

Зачем ляпнул ей про деньги? Она, конечно, подлая мадам, но меркантильности я в ней не увидел. Впрочем, зачем еще она могла прийти к мужику, которого сама кинула? Логично же. По-моему, очень.

Логично и паршиво.

- Даниил Вячеславович, можно? - вдруг появляется в дверях секретарь.

При этом смотрит странно, будто боится. Ну вот, еще и Софье обеспечил культурный шок своим рявканьем.

- Что надо? - спрашиваю.

- Я бы вас не стала беспокоить, просто хотела спросить, тут ваша... Эм... Гостья оставила пакет.

- Что там? - хмурю брови.

Софья заходит в кабинет, кладет мне на стол белый пакет, перевязанный красной подарочной лентой. Открываю и выпадаю в осадок. Там лежит красный контейнер с прозрачной крышкой, через которую видны блины. Так вот почему ими пахло в приемной. Впрочем, контейнер плотно закрыт, так что вряд ли запах просочился из него. Значит, пахло все-таки от Юли?

Я помню, как подходил к ней на кухне, когда она жарила блины, зарывался носом ей в макушку, чувствовал этот аромат, прижимал ее к себе. Картина настолько яркая, что мне становится почти физически больно от того, что этого больше никогда не будет.