7 мая 1944, утро. Ленинград.
— Еще раз спасибо, что приехали лично, товарищ Уралов. Мы были очень, очень рады Вас видеть! — пожал руку уже в который раз за сегодня Пушкин, широко улыбаясь.
— Служу Советскому Союзу, — ответил отстраненно Свердловск.
Его собеседника это, тем не менее, не смутило совершенно; закатав рукава, он пошел куда-то по своим делам, оставляя Костю и еще несколько городов Ленобласти позади. Держался он уверенно, спокойно и даже радостно, в любые дела бросался с головой и не щадя себя и был ко всем дружелюбен, только вот...
— На нем ни единого шрама, — сказал Константин тихо, смотря ему вслед, но его услышали те, кто стоял рядом с ним.
— Ни единого, — эхом подтвердил невысказанную мысль Петергоф, стоявший рядом и натянувший головной убор поплотнее на свою голову, волосы на которой только еще начинали вырастать обратно, даже не превратившись пока в мелкий пушок.
Отсутствие волос на голове, шрамы на руках, истощенные тела и пулевые ранения — вот, что видел на остальных городах Ленинградской области, включая этот, Уралов. Это поражало, ужасало и вызывало желание помогать всеми силами; в конце-концов, сам-то он провел почти все это время в тылу, в относительной безопасности, с Юрой и остальными занимаясь ковкой каждой новой победы и работая, не покладая рук. Население в этих местах просело просто чудовищно: кто-то умер, кого-то убили, кто-то ушел воевать, а кто-то был эвакуирован. Состоянию дорог и зданий тоже позавидовать было нельзя. Было понятно, почему их обычная для воплощений регенерация не работает так быстро, как обычно, но лучше от понимания ситуация не становилась: они прошли через такое, что никому не пожелаешь, в их памяти эти несколько лет останутся навсегда сажей, голодом и брызгами крови, а увиденное теперь будет преследовать их до скончания дней. Их историю можно будет прочесть по следам этих ранений еще долгие годы.
И это было ужасно. Но худшим все равно оставалось кое–что другое.
Были ведь и те, у кого в памяти это не останется, и преследовать не будет. И вообще, чувствуют они себя вполне неплохо. Пушкин, например. Его кожа чиста, он не помнит совершенно ничего, что произошло за последние годы — как, собственно, и остальной своей жизни, привычек и личности.
