6 мая 1944, утро. Новосибирская больница.
— Александр Петрович, мне нужно взвесить Вас, измерить рост, обхваты и взять кровь, — раздался из-за Сашиной спины осточертевший уже за последний месяц голос. — Встаньте, пожалуйста.
До этого он лежал не двигаясь, лицом к стене, и совершенно ничего не предпринимал. Раньше его можно было найти либо за столом с карандашом в руке, либо у окна, если он не спал, и он, уставший, видимо, лежать, рвался хоть как-то к движению и жизни.
Теперь же, после того случая со звонком Михаила Юрьевича и срывом Николая он более ничего не писал, как делал раньше, что было понятно по тому, что приносимые листы белой бумаги не расходовались, а новых исписанных на краю стола не появлялось; и это было очень некстати, учитывая, что Николай тайно читал их, заходя, пока Ленинград спит, чтобы понимать состояние его мелкой моторики и психики. Александр не ходил по комнате, о чем при пальпировании четко свидетельствовали его только было начавшие хоть как-то оформляться мышцы ног, и не пил воду из кувшина на столе, хотя раньше, стремясь заполнить желудок хоть чем-нибудь, он осушал, бывало, по три в день. Если так пойдет и дальше, он будет обезвожен, и результаты эксперимента будут искажены — так что, если это не прекратится, придется ставить капельницу.
Хотя, если в нем совсем пропало желание жить, это было плохо, очень плохо; как бы ненаучно это не звучало, но пресловутая "воля к жизни" поистине волшебно влияла на состояние воплощений городов. Тот, кто хотел жить, не мог быть убит и пулей в лоб (пусть это и не спасало, если, например, тело было взорвано или растерзано, но будьте спокойны — об этом всем Сибиряков просто слышал, а не проверял лично), а тот, кого в этом мире ничто не держало, регенерацию свою терял до уровня человеческой. Нельзя было допустить, чтобы Невский потерял волю к жизни совсем; то, что он жив, и так чудо, и если он сдастся сейчас, то определенно погибнет, и никакая еда и медицина ему не помогут. Но если и начинать кормить его сейчас, то очень медленно, да и Михаил Юрьевич неполными результатами никогда доволен не бывал. Если уж ему передали настолько уникальный случай, то идти нужно до конца.
Поэтому он решил попробовать немного иные методы, чем обычно, чтобы хоть как-то растормошить северный город. Даже начинал изменять своим же порядкам, понемногу раскрывая информацию, которая до этого для его пациента была недоступна:
