Осколки наших судеб | Бригада

Глава 1. Новая страница истории...

"Любить — значит жить жизнью того, кого любишь."

Меня зовут Юлия Островская, и я хочу рассказать вам свою историю. Историю, в которой тесно переплелись боль, любовь и надежда – на фоне непростых и тёмных 90-х. Я родилась 20 марта 1970 года в Москве, и, хотя моё детство не было привычным, оно оставило в моей душе глубокий след.

Меня воспитывали мои бабушка и дедушка – Наталья Никифоровна и Фёдор Моисеевич. Они были для меня всем. Дедушка, ветеран Великой Отечественной войны, человек крепкий духом, с которым не поспоришь, но всегда найдёшь поддержку. Бабушка – фронтовая медсестра, женщина с нежным голосом и тёплыми, словно бархатными, руками. Она всегда казалась мне воплощением силы и нежности одновременно. Их история – живая легенда в моей семье. Они познакомились в 1943 году в госпитале, где бабушка заботилась о раненых, среди которых был и мой дед. Судьба свела их в тяжёлые времена, но это лишь закалило их любовь.

После войны бабушка посвятила свою жизнь музыке и преподавала её детям, как однажды передала это умение и мне. Я с детства была окружена звуками пианино, и каждый аккорд, каждая мелодия, которая рождалась под бабушкиными пальцами, проникала в моё сердце. Возможно, это был её способ донести до меня всё, что она чувствовала, не прибегая к словам. Под её чутким руководством я начала осваивать пианино и поступила в консерваторию. Музыка стала для меня не просто занятием – она стала моим убежищем, миром, в котором можно найти ответы на любые вопросы.

История моих бабушки и дедушки всегда казалась мне идеальной. После ранения деда они долго не могли завести детей. Только спустя много лет, когда им обоим было за тридцать, на свет появились моя тётя, а через полтора года – моя мама. Но мама... Её судьба сложилась иначе. Она родила меня в 17 лет, от мужчины, который не смог быть с ней. А спустя всего пять месяцев она уехала с новым мужчиной за границу, оставив меня на попечение бабушки и дедушки. С тех пор о ней мы ничего не слышали.

Эта история моей семьи – лишь часть того, что вам предстоит узнать. Впереди – моё взросление, моя борьба, моя любовь. Но обо всём по порядку...
***
Середина сентября 1969 года принесла с собой необычное тепло. Солнце, словно забыв о приближающейся осени, щедро освещало город. Его лучи, играя на поверхности воды и в листве деревьев, превращали Москву в золотисто-медную палитру. Листья ещё не торопились опадать, и ветер, едва касаясь их, тихо шептал что-то, словно обещая долгую осень. Воздух был насыщен запахом тёплой земли и лёгкой свежестью, которая приходит с осенними вечерами. Такой теплоты в середине сентября никто не ожидал, но она наполняла город спокойствием и уютом. Казалось, что даже в душах людей разливается какое-то незримое тепло, как в последних летних днях.

В одном из многоэтажных домов района Бирюлёво Восточное жила семья Островских. Дом, утопающий в зелени, скрывал за своими окнами историю трёх поколений. В квартире царила привычная суета: Наталья Никифоровна готовила обед, а Фёдор Моисеевич читал газету за кухонным столом. Их старшая дочь, Марина, недавно вышла замуж и теперь часто наведывалась к родителям. В декабре она должна была стать мамой, и её счастливая улыбка сияла на фоне спокойного семейного уюта. Младшая дочь, Лидия, студентка политехнического института, совсем не переживала за будущее и жила легко и беззаботно, как это свойственно юности.

Но в тот день всё изменилось. Лидия вернулась домой не такая, как обычно. С заплаканными глазами, потекшей тушью, она тяжело дышала, едва сдерживая новый порыв слёз. Её поступь была медленной, будто она несла на плечах груз, который не могла сбросить. Она вошла на кухню, где собрались её родные, села на табурет и, едва подняв голову, глухо произнесла:

— Я беременна.

Слова повисли в воздухе. В комнате стало тише, чем когда-либо. Мать, Наталья Никифоровна, ошеломлённо схватилась за сердце, глаза её широко распахнулись, но она не произнесла ни слова. Отец, Фёдор Моисеевич, весь сжался, его рука медленно сжала газету, превращая её в комок бумаги. Марина, старшая сестра, в ужасе прикрыла рот рукой.

— Он женат, — тихо добавила Лида, еле справляясь с голосом. — Я доверилась ему, а он... он бросил меня.

Наталья Никифоровна медленно подошла к дочери, её тёплые руки мягко легли на дрожащие плечи Лидии. Её голос был тихим, почти шёпотом, но в каждом слове была сила:

— Ты должна сохранить ребёнка, Лидочка. Этот малыш ни в чём не виноват. Он должен увидеть свет, почувствовать твою любовь.

Лида вытерла слёзы, но её голос прозвучал протестом:

— Мам, я ещё слишком молода! Я не готова... эти пелёнки, бутылочки... Как я справлюсь?

Марина, сидевшая за столом, презрительно ухмыльнулась:

— Ну надо было думать раньше, когда ноги раздвигала. Ты ведь знала, чем это закончится.

В комнате вновь повисла тишина. Лидия не ответила, только сжала губы и опустила взгляд. Казалось, что её собственный мир рухнул прямо на её плечи, и она не знала, как выбраться из-под этих обломков.

Родители девушки настаивали на том, чтобы она оставила ребёнка. Так и случилось. Лида не берегла себя во время беременности, её безразличие и неосторожность привели к тому, что девочка родилась семимесячной. Маленькая Юля – это я – провела первый месяц своей жизни в детской реанимации. Рядом были только бабушка и дедушка. Лидия приходила лишь пару раз, будто чужая для меня, своей дочери.

Когда меня выписали, бабуля с дедом взяли на себя заботу о моём здоровье и воспитании. Но отношения мамы с родителями постепенно ухудшались. Её раздражал мой постоянный плач, она говорила, что я мешаю ей спать, что не даю ей жить.

— Юленька чувствует, что ты её не любишь, — однажды тихо сказала бабушка Лиде, когда та в очередной раз кричала из-за того, что я плакала по ночам.

Но Лидия будто не слышала. Она хотела жить своей жизнью, и в августе этого же года сказала родителям, что уезжает в Америку вместе со своим молодым человеком, Георгием. Она была полна решимости и не планировала возвращаться.

Фёдор Моисеевич стоял у двери, когда дочь собирала свои вещи. Его лицо было непроницаемым, но в глазах было видно огорчение, скрываемое за суровой маской. Перед самым уходом он холодно произнёс:

— Если ты когда-нибудь решишь вернуться и навестить дочь, даже не думай подходить к нашему порогу.

Лидия ничего не ответила. Она лишь кивнула и ушла, не оборачиваясь. Так закончилась одна глава в жизни нашей семьи, но началась новая – моя.

После ухода мамы дом на какое-то время погрузился в тишину. Дедушка сидел в своём кресле у окна, тихо разглядывая старый семейный альбом. Бабушка, старалась сохранять спокойствие, но в её глазах мелькала глубокая боль. Она знала, что это решение Лидии окончательное, и понимала, что вряд ли когда-нибудь снова увидит свою младшую дочь.

Я, была слишком мала, чтобы осознавать, что происходит. Моё детство стало частью этой затянувшейся драмы. Я видела, как бабушка смотрела на меня с нежностью, но за её глазами всегда была некая тяжесть, невысказанное беспокойство. В те годы я стала для них не только внучкой, но и возможностью исцелить свои разбитые сердца.

Прошло время, и я росла в окружении любви, заботы, но с каждым годом всё сильнее чувствовала отсутствие матери. Поначалу бабушка и дедушка старались не говорить о ней, но любопытство накапливалось, и в один из осенних вечеров 1980 года, когда я сидела на кухне с бабушкой, не выдержала и спросила:

— Бабушка, почему мама уехала? Она когда-нибудь вернётся?

Наталья Никифоровна на мгновение замерла, словно не ожидала такого вопроса. Она посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом, будто решая, готова ли я услышать правду. В её глазах отразилась печаль, но она взяла меня за руку и мягко заговорила:

— Юленька, твоя мама была молода и.. не готова стать матерью. Она выбрала другой путь, и, может быть, когда-нибудь она его пересмотрит. Но пока... она решила жить далеко от нас.

Я почувствовала странную пустоту в груди, словно от слов бабушки стало ещё яснее, что мама меня никогда по-настоящему не любила. Тот вечер оставил в моём сердце некий холод, с которым я росла дальше. Но вместе с этим я поняла, что у меня есть дедушка и бабушка, которые стали мне всем.

Фёдор Моисеевич был строгим, но справедливым. Он научил меня многим жизненным урокам. Иногда по вечерам мы сидели на его старом кресле, и он рассказывал мне о войне, о том, как они с бабушкой встретились. Его голос был твёрдым, но в нём всегда звучали нотки нежности, когда речь заходила о бабуле. Я всегда восхищалась их отношениями. Для меня их любовь была чем-то идеальным, примером, которому я мечтала следовать.

Однажды, когда мне исполнилось одиннадцать, мы с дедушкой сидели на лавочке во дворе, и я спросила его:

— Деда, а как ты понял, что бабуля — та самая?

Он немного задумался, потом улыбнулся:

— Когда она спасла мне жизнь. Не только физически, в госпитале, но и в те долгие годы после войны. Она была единственным светом в моём мраке. С ней мне всегда было легче дышать.

Эти слова глубоко врезались в мою память. Я осознала, что любовь – это не просто красивые слова или мгновенные порывы чувств. Это долгий, иногда сложный путь, который нужно пройти вместе.

Шли годы, я росла и продолжала учиться играть на пианино, как когда-то учила меня бабушка. Музыка стала моим убежищем. В звуках мелодий я находила утешение, когда становилось особенно грустно. Наталья Никифоровна часто сидела рядом и слушала мои упражнения, улыбаясь мне. Иногда она садилась рядом и вместе со мной играла на пианино. В эти моменты я чувствовала себя в полной безопасности, словно ничто не могло нарушить наш маленький мир.

Но жизнь, как это часто бывает, не стоит на месте. Вскоре передо мной начали вставать вопросы о моём будущем. Бабушка часто говорила мне:

— Внученька, ты у нас талантливая, тебе обязательно нужно поступить в консерваторию. Музыка – это твоё призвание.

Я тоже это чувствовала. Музыка стала для меня смыслом жизни.

Тем временем Марина, моя тётя, уже растила своих детей, и её жизнь всё больше отходила от нашего дома. Она редко навещала нас, всё чаще находя предлоги остаться дома с семьёй. Казалось, что её мысли были далеки от нас, как когда-то были далеки мысли моей мамы. Бабушка часто вздыхала и говорила:

— Дети, как птицы, они вылетают из гнезда, и нужно уметь их отпускать.

И хотя я всегда ощущала себя частью этого дома, я понимала, что рано или поздно придёт время лететь дальше. Но несмотря на всё, что произошло, я знала, что история моей семьи и тот путь, по которому они прошли, останутся в моей душе навсегда.
_________________________________________
Ссылка на мой телеграмм канал: https://t.me/Brigada_1990s