Доживём до первой пятницы октября

11

  Эти бессонные болезненные и беспокойные ночи не дают мне покоя.

  Флаке постоянно крутиться вокруг меня, хотя сам не слабо травмирован, а вот информацию выкладывать не собирается, я иногда злюсь. Шнайдер не смотря на то что спокоен, неразговорчив и слаб, предпочитает передвигаться по всей палате и коридорам отделения, нежели пролеживать на своей койке все конечности. Я начинаю по малу завидовать.

  Сам то не могу встать, точнее могу, но не надолго, и то по делу, врачи не позволяют, бояться что станет хуже, хотя говорят что быстро иду на поправку. Как собака дворовая.

  Боли не дают мне покоя, от сна мне приходится отказываться чаще, чем от еды. Снятся кошмары, которые не на шутку пугают меня. От такого не редко приходится просыпаться с криком и пугать двоих в палате, но со временем они начинают дежурить возле меня, не смотря даже на то что я сопротивляюсь и ругаю за такую глупую идею.

  Только когда они успокаивают меня после каждого дурного сна, я совсем забываю о их дежурствах и принимаю поддержку.

  После такого каждого сна я спрашиваю как там Пауль, и мне либо отвечают молчанием, либо словом "борется".

  Внутри буря, бедственная волна отчаяния и спасительный плот из веры. Но волна такая большая, что едва грозится потопить все надежды.

  Мне так и снится, каждый раз, умирающий Хайко, прямо у меня на руках. Он так обезображен, что я почти не узнаю его. Из его горла вырываются хрипы и бульканье, и он произносит три слова до того как замереть, закрывая глаза.

  «Я тебя ненавижу».

Они заставляют меня выйти из строя, ломаться.

  Приходится бороться с врачами, с их требованием отдохнуть и не мучить себя, а потом попытки напичкать меня снотворным, что тоже не выходит.

  Меня с детства учили не тянуть что попало в рот.

  Но и здесь они находят своё решение. Вяжут меня к койке. А пока я обездвижен и беспомощен, вкалывают то же снотворное. С каждым разом сопротивление падает, но состояние с этим становится совсем неважным.

  Аппетит напрочь пропадает, в горло даже не лезет вода. Мне становится пусто, не смотря на то что живу с двумя охламонами, и ещё двумя путешественниками, которые на свой страх и риск приходят к нам в палату, так сказать навестить, иначе уже устали что Шнайдер и Флаке приходят к ним. Хотят и меня повидать.
Читают морали как подростку с гармонами, что решил уйти в выдуманную депрессию. А после моего рявканья и срыва, затыкаются, позабыв о нотациях. И только пытаются уговаривать поесть, да с ними чаю попить, главврач разрешил, а завершают всё предложением нормально поспать. Как они говорят сделать всё "по-человечески". А я значит зверьë, так?