Здесь, как на острове посреди общей тесноты, вольготно раскинулись на составленных в круг скамьях несколько человек, среди них Чугайнов, Рябоконь, художник и парень в костюме, обривший парикмахера, - дымили и не таясь пили водку.
- Шестая команда?
- Тебя-то куда понесло, пернатый? - захохотал Чугайнов. - Терминатор, блин! Вали отсюда по- шустрому!
- Кончай, Чугун! - резко сказал парень в костюме. - Как зовут-то?
- Воробьев. Володя.
- Лютаев Олег, - протянул руку парень. - Лютый, короче. Это Руслан, - указал он на художника.
- Джоконда! - тотчас хором поправили все. Видимо, кличка уже приклеилась.
- Ряба, Стас, Серый, Чугун. Пока все.
Воробьев торопливо кивал и пожимал руки. Последним нехотя подал руку Чугайнов.
- Подвинься, земляк! - Лютаев плечом столкнул призывника с соседней скамьи на пол и сбросил следом его барахло. - Садись, Воробей!
Джоконда передал ему бутылку водки. Воробьев неумело, вытягивая шею, выпил из горлышка.
- Чо дальше-то, Ряба? - поторопил круглолицый, по-девичьи розовощекий крепыш Стас.
- Ну, короче, просыпаюсь утром, - продолжил Рябоконь. - Башку поднять не могу, глаза пальцами разлепил, так снизу от подушки и смотрю. Что за дом, коврики какие-то с оленями - как попал, хрен его знает, ничего не помню. И девка какая-то сидит лыбится. А надо мной папаша ее стоит, как над гробом. «Ну ты, говорит, пацан, влип. Дочке-то восемнадцати нет. Так что выбирай - или в загс, или в ментовку». И эта зараза одеяло до подбородка натянула, глазки опустила, будто ни при чем. А страшная... Фотку на дверь повесь - замка не надо! Я, видно, не первый уже попал. Кто ж за нее без приговора пойдет. Ну, я говорю: «Знаешь, папаша, я лучше под танк лягу, чем на нее». Ну, в брюки на ходу запрыгнул, и мы с папаней наперегонки, кто быстрей - он в ментовку или я сюда!
Все, кроме Чугайнова, засмеялись.
- А я женился вчера, - мрачно сказал он. - Все сразу - и свадьба, и проводы.
- Ты чо, кроме шуток? А чего молчишь-то? Поздравляю!
- Угу... - Чугун хлебнул из горлышка, потянул воздух сквозь сжатые зубы и вдруг тихо, зло засмеялся. - Ну, говорит, теперь твоя. Давай, говорит. Теперь жена, говорит, теперь положено. Думает, я совсем дурной! Я ворота отворю - гуляй два года! - Он смеялся, мотал головой. - Всю ночь ревела - как же, говорит, жена - и нетронутая. А я говорю - вернусь, говорю, проверю. А если, сука, говорю, не убережешься - убью! Убью, зараза, задушу! - Он сдавил бутылку так, что побелели пальцы. - Так и оставил. - Он допил бутылку, с силой швырнул в угол и отвернулся.
