— Самыла, — нехотя ответил тот. — Первый духа снял, первый в цинке улетел. Что по кускам собрали...
Дорога пошла в гору, склоны стали круче, река под отвесным обрывом отступила далеко вниз. Машины остановились.
— Приехали. Поезд дальше не везет, просьба освободить вагоны. — Афанасий первый спрыгнул на землю.
Бойцы соскользнули с брони, разминая затекшие ноги.
Под палящим полуденным солнцем, растянувшись по тропе, десантники быстрым шагом поднимались в горы, навьюченные грузом выше головы: у каждого поверх брони, своего рюкзака и полной подвески — минометная труба или станина, пара связанных мин через шею или огнемет за плечом, рация, палатки, резиновые двенадцатилитровые фляги с водой, связки пулеметных лент, гранатометы и коробки с выстрелами к ним. Пот заливает глаза, губы потрескались от зноя. Ни слова, только беззвучный мат сквозь сжатые зубы — каждый в одиночку борется с нечеловеческой усталостью, нестерпимой жарой и будто нарастающей с каждым шагом тяжестью на плечах...
— Привал пять минут!.. пять минут... пять минут... — пронеслось по цепочке.
Солнце уже опускалось за горный хребет. Бойцы выстроились в очередь к «водяному». Тот разлил воду из заплечной фляги в подставленные кружки. Солдаты жадно пили, садились на землю, скинув каски, оперев рюкзак о камни, чтобы хоть на минуту разгрузить плечи, жевали сухой паек, глядя перед собой остекленевшими глазами.
Хохол мучительно раскачивался вперед и назад, держась за щеку.
— Что у тебя, Погребняк? — подошел Быстров.
Тот отнял ладонь от раздувшейся щеки.
— Аж в глаз отдает, зараза...
— Ты головой думаешь или чем? На базе мог задницу от койки оторвать, до врача дойти?
— Думал, само пройдет.
— Думал он! Индюк тоже думал, да фигово кончилось!.. Курбангалеева сюда!
— Курбаши!.. Курбаши, к капитану!.. — понеслось вдоль цепочки.
Подбежал Курбаши с санитарной сумкой поверх рюкзака, осмотрел больной зуб.
— Так это рвать надо.
— Ну так рви! — заорал Хохол.
— Я ж не зубник. Щипцов даже нет.
