Они проползли под колючкой, потом одновременно бросились к клеткам. Воробей и Стас распахнули дверцы, Джоконда и Лютый схватили по кролику и кинулись прочь. С разбегу упав на землю, проползли обратно и побежали в темноту.
Прапор вылетел из дверей с пистолетом.
— Стой! Стой, суки, стрелять буду! — истошно заорал он. Потерял на бегу шлепанец, споткнулся и растянулся во весь рост.
Воробей стоял на коленях, прижав одной рукой кролика к бревну. В другой мелко дрожал занесенный штык.
— Не могу! — сказал он наконец. — Лучше меня режьте — не могу!
— Вот урод пернатый! — Лютый забрал у него штык, перехватил кролика. Решительно занес лезвие.
Кролик таращил на него глаза, испуганно подрагивал носом. Лютый занес штык еще выше... И опустил.
— Давай ты, Чугун!
— А я чо, крайний?
— Быстрей, пацаны! — Стас тревожно оглянулся. — Залетим же сейчас!
— Ну так режь сам!
— Давайте на пальцах кинем, — предложил Воробей.
— Дай, — вдруг спокойно сказал Джоконда. Он взял штык, опустил его и замер на мгновение, сосредоточенно глядя перед собой холодными глазами. Коротко замахнулся и с хрустом рубанул лезвием.
Хохол, долговязый носатый Афанасий, плосколицый казах Курбаши и салаги сидели в каптерке вокруг стола с обглоданными косточками.
— А сержант у вас кто был? — спросил Хохол, сыто ковыряя спичкой в зубах.
— Дыгало.
— Сашка Дыгало? — удивился Афанасий. — Я думал, списали его вчистую.
— Да, это вы попали, пацаны, — протянул Хохол. — Не позавидуешь. У него крыша-то совсем съехала. По ночам тут орал, зубами скрипел — боем командовал, спать не давал, пока в госпиталь в Ташкент не отправили... А ведь нормальный парень был, веселый... Как это называется-то, медицина? — толкнул он Курбаши.
— Контузия называется.
— Я думал, умное слово скажешь, чурка. Это я и без тебя знаю.
— Белоснежка там еще? — спросил Афанасий.
— Там, — ответил Лютый.
