Позавтракав и уложив в сани свои скудные пожитки, Билл и Генри покинули
приветливый костер и двинулись в темноту. И тотчас же послышался вой -
дикий, заунывный вой; сквозь мрак и холод он долетал до них отовсюду.
Путники шли молча. Рассвело в девять часов.
В полдень небо на юге порозовело - в том месте, где выпуклость земного
шара встает преградой между полуденным солнцем и страной Севера. Но розовый
отблеск быстро померк. Серый дневной свет, сменивший его, продержался до
трех часов, потом и он погас, и над пустынным безмолвным краем опустился
полог арктической ночи.
Как только наступила темнота, вой, преследовавший путников и справа, и
слева, и сзади, послышался ближе; по временам он раздавался так близко, что
собаки не выдерживали и начинали метаться в постромках.
После одного из таких припадков панического страха, когда Билл и Генри
снова привели упряжку в порядок, Билл сказал:
- Хорошо бы они на какую-нибудь дичь напали и оставили нас в покое.
- Да, слушать их малоприятно, - согласился Генри.
И они замолчали до следующего привала.
Генри стоял, нагнувшись, над закипающим котелком с бобами и подкладывал
туда колотый лед, когда за его спиной вдруг послышался звук удара, возглас
Билла и пронзительный визг. Он выпрямился и успел разглядеть только неясные
очертания какого-то зверя, промчавшегося по снегу и скрывшегося в темноте.
Потом Генри увидел, что Билл не то с торжествующим, не то с убитым видом
стоит среди собак, держа в одной руке палку, а в другой хвост вяленого
лосося.
- Половину все-таки утащил! - крикнул он. - Зато я всыпал ему как
следует. Слышал визг?
- А кто это? - спросил Генри.
- Не разобрал. Могу только сказать, что ноги, и пасть, и шкура у него
имеются, как у всякой собаки.
- Ручной волк, что ли?
- Волк или не волк, только, должно быть, действительно ручной, если
является прямо к кормежке и хватает рыбу.
Этой ночью, когда они сидели после ужина на ящике, покуривая трубки,
круг горящих глаз сузился еще больше.
- Хорошо бы они стадо лосей где-нибудь спугнули и оставили нас в
покое, - сказал Билл.
Его товарищ пробормотал что-то не совсем любезное, и минут двадцать они
сидели молча: Генри - уставившись на огонь, а Билл - на круг горящих глаз,
светившийся в темноте, совсем близко от костра.
- Хорошо было бы сейчас подкатить к МакГэрри... - снова начал Билл.
- Да брось ты свое "хорошо бы", перестань ныть! - не выдержал Генри.
- Изжога у тебя, вот ты и скулишь. Выпей соды - сразу полегчает, и мне с
тобою будет веселее.
Утром Генри разбудила отчаянная брань. Он поднялся на локте и увидел,
что Билл стоит среди собак у разгорающегося костра и с искаженным от
бешенства лицом яростно размахивает руками.
- Эй! - крикнул Генри. - Что случилось?
- Фрог убежал, - услышал он в ответ.
- Быть не может!
- Говорю тебе, убежал.
Генри выскочил из-под одеяла и кинулся к собакам.
Внимательно пересчитав их, он присоединил свой голос к проклятиям,
которые его товарищ посылал по адресу всесильной Северной глуши, лишившей их
еще одной собаки.
- Фрог был самый сильный во всей упряжке, - закончил свою речь Билл.
- И ведь смышленый! - прибавил Генри.
Такова была вторая эпитафия за эти два дня.
Завтрак прошел невесело; оставшуюся четверку собак запрягли в сани.
День этот был точным повторением многих предыдущих дней. Путники молча брели
по снежной пустыне. Безмолвие нарушал лишь вой преследователей, которые
гнались за ними по пятам, не показываясь на глаза. С наступлением темноты,
когда погоня, как и следовало ожидать, приблизилась, вой послышался почти
рядом; собаки дрожали от страха, метались и путали постромки, еще больше
угнетая этим людей.
- Ну, безмозглые твари, теперь уж никуда не денетесь, - с довольным
видом сказал Билл на очередной стоянке.
Генри оставил стряпню и подошел посмотреть. Его товарищ привязал собак
по индейскому способу, к палкам. На шею каждой собаки он надел кожаную
петлю, к петле привязал толстую длинную палку - вплотную к шее; другой
конец палки был прикреплен кожаным ремнем к вбитому в землю колу. Собаки не
могли перегрызть ремень около шеи, а палки мешали им достать зубами привязь
у кола.
Генри одобрительно кивнул головой.
- Одноухого только таким способом и можно удержать. Ему ничего не
стоит перегрызть ремень - все равно что ножом полоснуть. А так к утру все
целы будут.
- Ну еще бы! - сказал Билл. - Если хоть одна пропадет, я завтра от
кофе откажусь.
- А ведь они знают, что нам нечем их припугнуть, - заметил Генри,
укладываясь спать и показывая на мерцающий круг, который окаймлял их
стоянку. - Пальнуть бы в них разок-другой - живо бы уважение к нам
почувствовали. С каждой ночью все ближе и ближе подбираются. Отведи глаза от
огня, вглядись-ка в ту сторону. Ну? Видел вон того?
Оба стали с интересом наблюдать за смутными силуэтами, двигающимися
позади костра. Пристально всматриваясь туда, где в темноте сверкала пара
глаз, можно было разглядеть очертание зверя. По временам удавалось даже
заметить, как эти звери переходят с места на место.
Возня среди собак привлекла внимание Билла и Генри. Нетерпеливо
повизгивая, Одноухий то рвался с привязи в темноту, то, отступая назад, с
остервенением грыз палку.
- Смотри, Билл, - прошептал Генри.
В круг, освещенный костром, неслышными шагами, боком, проскользнул
зверь, похожий на собаку. Он подходил трусливо и в то же время нагло,
устремив все внимание на собак, но не упуская из виду и людей. Одноухий
рванулся к пришельцу, насколько позволяла палка, и нетерпеливо заскулил.
- Этот болван, кажется, ни капли не боится, - тихо сказал Билл.
- Волчица, - шепнул Генри. - Теперь я понимаю, что произошло с Фэтти
и с Фрогом. Стая выпускает ее как приманку. Она завлекает собак, а остальные
набрасываются и сжирают их.
В огне что-то затрещало. Головня откатилась в сгорю ну с громким
шипением. Испуганный зверь одним прыжком скрылся в темноте.
- Знаешь, что я думаю. Генри, - сказал Билл.
- Что?
- Это та самая, которую я огрел палкой.
- Можешь не сомневаться, - ответил Генри.
- Я вот что хочу сказать, - продолжал Билл, - видно, она привыкла к
кострам, а это весьма подозрительно.
- Она знает больше, чем полагается знать уважающей себя волчице, -
согласился Генри. - Волчица, которая является к кормежке собак, - бывалый
зверь.
- У старика Виллэна была когда-то собака, и она ушла вместе с волками,
- размышлял вслух Билл. - Кому это знать, как не мне? Я подстрелил ее в
стае волков на лосином пастбище у Литл-Стика. Старик Виллэн плакал, как
ребенок. Говорил, что целых три года ее не видел. И все эти три года она
бегала с волками.
- Это не волк, а собака, и ей не раз приходилось есть рыбу из рук
человека. Ты попал в самую точку, Билл.
- Если мне только удастся, я ее уложу, и она будет не волк и не
собака, а просто падаль, - заявил Билл. - Нам больше нельзя собак терять.
- Да ведь у тебя только три патрона, - возразил ему Генри.
- А я буду целиться наверняка, - последовал ответ.
Утром Генри снова разжег костер и занялся приготовлением завтрака под
храп товарища.
- Уж больно ты хорошо спал, - сказал он, поднимая его ото сна. -
Будить тебя не хотелось.
Еще не проснувшись как следует, Билл принялся за еду. Заметив, что его
кружка пуста, он потянулся за кофейником. Но кофейник стоял далеко, возле
Генри.
- Слушай, Генри, - сказал он с мягким упреком, - ты ничего не забыл?
Генри внимательно огляделся по сторонам и покачал головой. Билл
протянул ему пустую кружку.
- Не будет тебе кофе, - объявил Генри.
- Неужели весь вышел? - испуганно спросил Билл.
- Нет, не вышел.
- Боишься, что у меня желудок испортится?
- Нет, не боюсь.
Краска гнева залила лицо Билла.
- Так в чем же тогда дело, объясни, не томи меня, - сказал он.
- Спэнкер убежал, - ответил Генри.
Медленно, с видом полнейшей покорности судьбе, Билл повернул голову и,
не сходя с места, пересчитал собак.
- Как это случилось? - безучастно спросил он.
Генри пожал плечами.
- Не знаю. Должно быть. Одноухий перегрыз ему ремень. Сам-то он,
конечно, не мог это сделать.
- Проклятая тварь! - медленно проговорил Билл, ничем не выдавая
кипевшего в нем гнева. - У себя ремень перегрызть не мог, так у Спэнкера
перегрыз.
- Ну, для Спэнкера теперь все жизненные тревоги кончились. Волки,
наверно, уже переварили его, и теперь он у них в кишках. - Такую эпитафию
прочел Генри третьей собаке. - Выпей кофе, Билл.
Но Билл покачал головой.
- Ну, выпей, - настаивал Генри, подняв кофейник.
Билл отодвинул свою кружку.
- Будь я проклят, если выпью! Сказал, что не буду, если собака
пропадет, - значит, не буду.
- Прекрасный кофе! - соблазнял его Генри.
Но Билл не сдался и позавтракал всухомятку, сдабривая еду
нечленораздельными проклятиями по адресу Одноухого, сыгравшего с ними такую
скверную шутку.
- Сегодня на ночь привяжу их всех поодиночке, - сказал Билл, когда
они тронулись в путь.
Пройдя не больше ста шагов. Генри, шедший впереди, нагнулся и поднял
какой-то предмет, попавший ему под лыжи. В темноте он не мог разглядеть, что
это такое, но узнал на ощупь и швырнул эту вещь назад, так что она
стукнулась о сани и отскочила прямо к лыжам Билла.
- Может быть, тебе это еще понадобится, - сказал Генри.
Билл ахнул. Вот все, что осталось от Спэнкера, - палка, которая была
привязана ему к шее.
- Начисто сожрали, - сказал Билл. - И даже ремней на палке не
оставили. Здорово же они проголодались, Генри... Чего доброго, еще и до нас
с тобой доберутся.
Генри вызывающе рассмеялся.
- Правда, волки никогда за мной не гонялись, но мне приходилось и хуже
этого, а все-таки жив остался. Десятка назойливых тварей еще недостаточно,
чтобы доконать твоего покорного слугу, Билл!
- Посмотрим, посмотрим... - зловеще пробормотал его товарищ.
- Ну вот, когда будем подъезжать к Мак-Гэрри, тогда и посмотришь.
- Не очень-то я на это надеюсь, - стоял на своем Билл.
- Ты просто не в духе, и больше ничего, - решительно заявил Генри. -
Тебе надо хины принять. Вот дай только до Мак-Гэрри добраться, я тебе вкачу
хорошую дозу.
Билл проворчал что-то, выражая свое несогласие с таким диагнозом, и
погрузился в молчание.
День прошел, как и все предыдущие.
Рассвело в девять часов. В двенадцать горизонт на юге порозовел от
невидимого солнца, и наступил хмурый день, который через три часа должна
была поглотить ночь.
