Увидев приближающегося Уидона Скотта, Белый Клык ощетинился и зарычал,
давая этим понять, что не потерпит расправы над собой. С тех пор как он
прокусил Скотту руку, которая была теперь забинтована и висела на перевязи,
прошли сутки. Белый Клык помнил, что боги иногда откладывают наказание, и
сейчас ждал расплаты за свой проступок. Иначе не могло и быть. Он совершил
святотатство: впился зубами в священное тело бога, притом белокожего бога.
По опыту, который остался у него от общения с богами, Белый Клык знал, какое
суровое наказание грозит ему.
Бог сел в нескольких шагах от него. В этом еще не было ничего страшного
— обычно они наказывают стоя. Кроме того, у этого бога не было ни палки, ни
хлыста, ни ружья, да и сам Белый Клык находился на свободе. Ничто его не
удерживало — ни цепь, ни ремень с палкой, и он мог спастись бегством
прежде, чем бог успеет встать на ноги. А пока что надо подождать и
посмотреть, что будет дальше.
Бог сидел совершенно спокойно, не делая попыток встать с места, и
злобный рев Белого Клыка постепенно перешел в глухое ворчание, а потом и
ворчание смолкло. Тогда бог заговорил, и при первых же звуках его голоса
шерсть на загривке у Белого Клыка поднялась дыбом, в горле снова
заклокотало. Но бог продолжал говорить все так же спокойно, не делая никаких
резких движений. Белый Клык рычал в унисон с его голосом, и между словами и
рычанием установился согласный ритм. Но речь человека лилась без конца. Он
говорил так, как еще никто никогда не говорил с Белым Клыком. В мягких,
успокаивающих словах слышалась нежность, и эта нежность находила какой-то
отклик в Белом Клыке. Невольно, вопреки всем предостережениям инстинкта, он
почувствовал доверие к своему новому богу. В нем родилась уверенность в
собственной безопасности — в том, в чем ему столько раз приходилось
разубеждаться при общении с людьми.
Бог говорил долго, а потом встал и ушел. Когда же он снова появился на
пороге хижины, Белый Клык подозрительно осмотрел его. В руках у него не было
ни хлыста, ни палки, ни оружия. И здоровая рука его не пряталась за спину.
Он сел на то же самое место в нескольких шагах от Белого Клыка и протянул
ему мясо. Навострив уши. Белый Клык недоверчиво оглядел кусок, ухитряясь
смотреть одновременно и на него и на бога, и приготовился отскочить в
сторону при первом же намеке на опасность.
Но наказание все еще откладывалось. Бог протягивал ему еду — только и
всего. Мясо как мясо, ничего страшного в нем не было. Но Белый Клык все еще
сомневался и не взял протянутого куска, хотя рука Скотта подвигалась все
ближе и ближе к его носу. Боги мудры — кто знает, какое коварство таится в
этой безобидной с виду подачке? По своему прошлому опыту, особенно когда
приходилось иметь дело с женщинами. Белый Клык знал, что мясо и наказание
сплошь и рядом имели между собой тесную и неприятную связь.
В конце концов бог бросил мясо на снег, к ногам Белого Клыка. Тот
тщательно обнюхал подачку, не глядя на нее, — глаза его были устремлены на
бога. Ничего плохого не произошло. Тогда он взял кусок в зубы и проглотил
его. Но и тут все обошлось благополучно. Бог предлагал ему другой кусок. И
во второй раз Белый Клык отказался принять его из рук, и бог снова бросил
мясо на снег. Так повторилось несколько раз. Но наступило время, когда бог
отказался бросить мясо. Он держал кусок и настойчиво предлагал Белому Клыку
взять подачку у него из рук.
Мясо было вкусное, а Белый Клык проголодался. Мало-помалу, с
бесконечной осторожностью, он подошел ближе и наконец решился взять кусок из
человеческих рук. Не спуская глаз с бога. Белый Клык вытянул шею и прижал
уши, шерсть у него на загривке встала дыбом, в горле клокотало глухое
рычание, как бы предостерегающее человека, что шутки сейчас неуместны. Белый
Клык съел кусок, и ничего с ним не случилось. И так мало-помалу он съел все
мясо, и все-таки с ним ничего не случилось. Значит, наказание откладывалось.
Белый Клык облизнулся и стал ждать, что будет дальше. Бог продолжал
говорить. В голосе его слышалась ласка — то, о чем Белый Клык не имел до
сих пор никакого понятия. И ласка эта будила в нем неведомые до сих пор
ощущения. Он почувствовал странное спокойствие, словно удовлетворялась
какая-то его потребность, заполнялась какая-то пустота в его существе. Потом
в нем снова проснулся инстинкт, и прошлый опыт снова послал ему
предостережение. Боги хитры: трудно угадать, какой путь они выберут, чтобы
добиться своих целей.
Так и есть! Коварная рука тянется все дальше и дальше и опускается над
его головой. Но бог продолжает говорить. Голос его звучит мягко и
успокаивающе. Несмотря на угрозу, которую таит в себе рука, голос внушает
доверие. И, несмотря на всю мягкость голоса, рука внушает страх.
Противоположные чувства и ощущения боролись в Белом Клыке. Казалось, он
упадет замертво, раздираемый на части враждебными силами, ни одна из которых
не получала перевеса в этой борьбе только потому, что он прилагал
неимоверные усилия, чтобы обуздать их.
И Белый Клык пошел на сделку с самим собой: он рычал, прижимал уши, но
не делал попыток ни укусить Скотта, ни убежать от него. Рука опускалась.
Расстояние между ней и головой Белого Клыка становилось все меньше и меньше.
Вот она коснулась вставшей дыбом шерсти. Белый Клык припал к земле. Рука
последовала за ним, прижимаясь плотнее и плотнее. Съежившись, чуть ли не
дрожа, он все еще сдерживал себя. Он испытывал муку от прикосновения этой
руки, насиловавшей его инстинкты. Он не мог забыть в один день все то зло,
которое причинили ему человеческие руки. Но такова была воля бога, и он
делал все возможное, чтобы заставить себя подчиниться ей.
