Мадам ЛеВон часто не спала по ночам, потому что её мучили боли в ногах. Вот и сегодня у неё случился такой приступ, поэтому она бодрствовала, и все в доме по её настоянию бодрствовали вместе с несчастной.
Более того, они были принуждены в сотый раз выслушивать во всех подробностях, как мадам ЛеВон собиралась в тот злополучный вечер в оперу, как вошла на своих собственных ногах! в здание театра, даже не представляя, какой ужасный удел ей уготован. Благородная дама требовала, чтобы вся прислуга слушала ее пусть с напускным, но все таки интересом. Теперь она как раз описывала, как фокусник выбрал из всех желающих именно её.
Он сказал: «Кто хочет получить от меня волшебный подарок?» Так и сказал, слово в слово.
Собравшиеся вокруг служанки, горничные, садовник и кухарка слушали или притворялись, будто слушают, как слониха свалилась с неба, как вот только что! такого и представить никто не мог, а в следующий миг это уже стало непреложным фактом. Слониха свалилась прямо к ней на колени.
Так я стала калекой, закончила свою историю мадам ЛеВон. А покалечила меня слониха. Она пробила крышу и упала прямо на меня.
Слуги знали все слова до единого, знали наизусть, как песню, как молитву, поэтому говорили их вместе с хозяйкой, не вслух, а одними губами, и всё это походило на тайный религиозный ритуал.
В эту минуту в особняке мадам ЛеВон как раз и раздался стук в дверь и привратник доложил Хансу Икману, что пришёл полицейский и что он непременно желает поговорить с госпожой.
В такое время? удивился доверенный слуга мадам ЛеВон.
Тем не менее, он последовал за привратником. У парадных дверей особняка действительно оказался полицейский маленького роста, с непомерно большими усами.
Полицейский сделал шаг навстречу Хансу Икману и с поклоном сказал:
Добрый вечер. Я Лео Матьен. Я служу в полиции Её Beличества. Однако я пришёл сюда не по делам службы. У меня к мадам ЛеВон есть несколько необычная личная просьба.
Мадам ЛеВон нельзя сейчас беспокоить, ответил Ханс Икман. Час уже поздний, а у неё как раз приступ.
Ну, пожалуйста! раздался вдруг тихий голосок. За спиной полицейского оказался мальчик, мявший в руках солдатскую шапку. Это важно! добавил он умоляюще.
Слуга мадам ЛеВон заглянул мальчишке в глаза... и узнал себя, совсем ещё юного, верящего в чудеса. Вот он стоит на берегу речки вместе с братьями, а белая собачонка взвивается ввысь и летит, перебирая лапками, на другой берег.
Пожалуйста, повторил мальчик.
Внезапно Ханс Икман вспомнил, как звали собаку. Роза. Имя всплыло в памяти, как будто последний фрагмент картинки встал наконец на место. Ханс обрадовался. «Невозможное скоро сбудется», уверенно подумал он.
Взгляд его скользнул за дверь мимо полицейского, мимо мальчика, в кромешную тьму. И Ханс увидел, что в воздухе что то кружится. Снежинка. Ещё одна. И ещё.
Заходите, сказал Ханс Икман и распахнул дверь. Заходите в дом. Снег пошёл.
Снег и в самом деле пошёл. Над всем городом Балтизом. Он падал на землю, забеляя тёмные улицы и переулки, на новую черепицу оперного театра, на тюремные башни и крышу доходного дома, где располагались меблированные комнаты «Полонез». Он красиво лёг на изогнутую ручку огромных ворот, которые прорубили для слонихи во дворце графини Квинтет, а на кафедральном соборе он прикрыл головы горгулий причудливыми, но довольно забавными белыми шляпками. Сами же горгульи, казалось, сбились вместе потеснее, глядя на город сверху вниз с отвращением и завистью.
Снег кружился под фонарями, которые каждый вечер горели на широких балтизских бульварах. А невзрачное и унылое здание, где находился «Приют сестёр вечного света», он окутал такой плотной белой пеленой, точно стремился скрыть его от людских глаз.
Снег, наконец, пошёл.
Он шёл, а Барток Уинн спал и видел сон. Ему снилось, как он обтёсывает камень. В руке у него был резец. Ему снилась работа, которую он знал и любил: он делал фигурки из камня. Только во сне это были не горгульи, а люди. Одна фигурка мальчик в зимней шапке, другая маленький мужчина с большими усами, третья сидящая женщина, а рядом явно её слуга. Он вытёсывал всё новых и новых человечков и не уставал им удивляться.
Вот ты какой, говорил он во сне. И ты! А ты кто?
Он улыбался. Поскольку дело было во сне, человечки, которых он сделал
из камня, улыбались ему в ответ. Снег шёл, а сестра Мари, сидевшая у входа в «Приют сестёр вечного света», тоже видела сон.
Ей снилось, будто она летит высоко над миром и широкие монашеские одежды развеваются позади нее, точно пара черных крыльев. В глубине души сестра Мари всегда верила, что умеет летать, поэтому сейчас она безумно обрадовалась такой удаче. Как приятно, что мечты воплощаются в жизнь!
Сестра Мари посмотрела вниз, на мир под собой, увидела миллионы звёзд и подумала: «Значит, я лечу вовсе не над Землёй? Я лечу гораздо выше! Я лечу по над звёздами и внизу вижу небо!»
Но потом её осенило. Нет нет, это всё таки Земля, а звёзды вовсе не звёзды, а живые существа, твари божьи. И все они и нищие, и собаки, и сироты, и короли, и слоны, и солдаты излучают свет: то погаснут, то загорятся, точно маленькие маяки. Всё, что Бог создал за дни творения, сейчас сияло и переливалось.
Сердце монашки раздулось в груди, точно воздушный шар, и подняло её ещё выше, а потом ещё выше. Но как бы высоко ни летела сестра Мари, она не теряла из виду маленькую сияющую Землю.
Ох, громко произнесла во сне сестра Мари, сидя на стуле у дверей приюта. Какое удивительное ощущение. Но разве я этого не ожидала? Напротив, ожидала. Я ожидала, что всё будет именно так.
