Рождённый Волком: Вслед за Луной

Огонь и лёд

Одиночество - когда рядом нет тех, кто нужен тебе.
Одинок - когда рядом нет тех, кому нужен ты.
Один - когда рядом никого нет.

Чем выше он взбирался, тем сильнее холодный промозглый ветер кидал снег в лицо и безжалостнее рвал на нём одежду и меха. Дальше идти не было смысла, перед ним выросли тёмные пещеры Скалистых гор, в которых, если прислушаться, до сих пор разносился вой волков, ступивших на Тропу Предков много лет и зим назад.
Оборотень остановился и обернулся, выдохнув горячий воздух, воспаривший белой дымкой к глухим сводам.
Перед ним раскинулась широкая долина Красной реки, которую так и не тронул лёд, несмотря на лютый трескучий мороз. Даль скрывала мгла снега, сливаясь с тёмными тучами, за которыми пряталась Луна. Где-то внизу горели огни костров лагеря, от тепла которых он, «безумный волк», ушёл, чтобы хоть немного успокоить мятежную душу.
Ветер вновь взвыл в ушах, и оборотень прикрыл глаза ладонью, всматриваясь в острые верхушки сосен и елей. Там, откуда он родом, зима была мягче и теплее. Там раскинулись широкие прерии, по которым бродят многочисленные стада оленей и бизонов. Там их племя разделилось, устремившись к священным для всех волков землям, откуда разошлись их Прародители. К четырём тотемным столбам, между которыми сейчас расположились лагерем его соплеменники, в Круге жизни и смерти, где не раз решалась судьба племён.
Насторожившись, Ни́ос, сын Анэтиви́дора, поднял голову. Тёмные, с огненными сполохами глаза, похожие на раскалённые угли, жадно впились в чёрную мглу на Западе. Он слышал вой - зов своего отца и сородичей. Они, наконец, догнали их.
Не медля, он принялся спускаться намного быстрее, чем поднимался, перепрыгивая через валуны и застревая в сугробах. Над долиной вновь послышался вой, и из лагеря пришёл ответ. Острый слух Ниоса поймал отголоски криков племени, и огоньки факелов двинулись к окраинам поляны, навстречу вождю и волкам точо. Ниос не сбавляя ходу побежал наперерез, перепрыгивая через валежник, и обогнал многих, первым встретив соплеменников.
- Добро пожаловать, отец, - прошептал Ниос с широкой улыбкой. Крупный коренастый альфа с тяжёлым угрюмым взглядом, прежде согнувшийся под суровыми ветрами и тяжёлой ношей на спине, выпрямился и крепко обнял сына, с силой хлопнув по спине. Другие волки громко вскричали, встречая соплеменников. Старый низенький шаман Рáгон Мош прохрипел невнятные приветствия, благословляя их. - Мы заждались!
- Ниос, сын мой, - проговорил Тиви́д, отодвинув от себя альфу. - Я так рад тебя видеть!
- Я тоже. Мы уже стали беспокоиться, - добавил волк и повёл отца за собой. Времянки, которые они соорудили на поляне, не могли особо согреть, однако защищали от ветра и снега, удерживая слабое тепло огня. В них было сухо, что уже немало радовало.
У него накопилось много вопросов к отцу, но он молчал. Отец устало скинул поклажу и протянул жилистые руки к огню, согревая озябшие пальцы. Рагон Мош последовал его примеру, кутаясь в меха. Его тусклые глаза всматривались в огонь, но Ниос сомневался, что шаман что-либо видит. Духи не благоволили их стае.
Несколько волков принесли дичи, поделившись едой, и уселись чуть подальше, дожидаясь, пока вождь и шаман отдохнут и начнут говорить. Тивид не торопился, а взгляд его всё ещё оставался угрюмым и жёстким. Ниос нахмурился, ведь раньше отец не был настолько мрачен. Что-то случилось, но что - он не смел спрашивать. Достаточно было догадок, которые его не радовали, и слов Рагон Моша, что их задержало полнолуние. Отложив разговор до утра, волки легли спать, и Ниос отвернулся, как и всегда, лицом к Востоку, долго всматриваясь в темноту. Сон так и не пришёл к нему.
Он первым поднялся и вышел к кострам. Молодые волки бросились к нему, горя желанием узнать о пути вождя и словах шамана, но Ниос не мог ничего сказать. Разочарованные соплеменники уселись на брёвнах, закутавшись в меха и шкуры, а серые солнечные лучи медленно прорезали тучи на Востоке. Ветер утих, гладь полноводной Красной реки отражала небеса. Ниос вновь обратил свой взгляд туда, где расцветал золотом рассвет, и сердце заныло. Пришлось крепко сцепить зубы, напоминая, что как только он снимет проклятье, тогда повернёт на Восток и заберёт своего омегу во что бы то ни стало.
Ниос заставил себя отвернуться.
За его спиной уже собиралась кругом у костров стая, нетерпеливо ожидая слов Тивида. Старый оборотень вышел из-под навеса, вдохнул полной грудью морозный воздух и медленно ступил в круг волков. За ним по пятам следовал мрачный шаман.
- Волки точо, - призвал к тишине вождь, и все альфы стихли, напряжённо вслушиваясь в слова Тивида. В глазах их зажглось алое пламя, напоминающее «лунное безумие», но Ниос знал, что это нечто иное. Ликование и надежда. - Наконец мы оказались в местах, священных для любого волка, какой бы окрас ни носил его мех. Здесь началась история нашего племени и здесь, как предсказывают духи Рагон Моша, мы сможем скинуть бремя нашего проклятья.
Оборотни взвыли боевым кличем, но Ниос к ним не присоединился. Несмотря на бодрую речь, он видел тени и новые морщины на лице отца. Вождь был сильно изнурён дорогой. По законам племени вождь должен быть сильнейшим волком среди альф, но сейчас Ниос не сомневался, что его отца нетрудно будет завалить любому, кто возжелает вести рыжих волков точо за собой.
Шаман не шелохнулся в ответ на своё имя, тяжело вглядываясь в огонь костра, а Тивид продолжил, когда крики утихли.
- Вечером Рагон Мош вновь воззовёт к духам наших Предков и скажет нам их ответ! - торжественно произнёс вождь под ликование молодых и взбудораженных волков. Шаман поднял голову с прозрачными, как талая вода, глазами. В них стояла усталость от тяжкого пути и земных лет и зим, пережитых им.
- Я скажу ответ, который дадут мне духи, - повторил он слова вождя. Его голос проскрипел в тишине подобно старой сосне, склонившейся под северными ветрами. Ниос повернул голову к Рагон Мошу и нахмурился. Несмотря на почитание к старшим и к силе шамана, молодой волк не верил, что духи снизойдут до ответа. На лице шамана прибавилось морщин, а кожа стала тонкой и бледной. Старику не следовало оставлять тёплые прерии ради далёкого пути в холодную пору на северные земли чевейо и сейови. Слишком редко его посещали видения, и он их порой неверно толковал. - Потому я три дня и три ночи в одиночестве буду молиться в священных пещерах и просить благоволения Предков, чтобы снять проклятье Луны, которое она на нас обрушила.
Шаман поднялся, и волки молча расступились, позволяя ему пройти за круг и исчезнуть среди заснеженных елей и скал. Альфы разошлись по делам: отыскать дров и оставить сушиться под навесами, сходить на охоту и обработать туши и шкуры. Волки из разных отрядов собирались вместе и рассказывали о своём пути, делились надеждами и опасениями. Ниос отказался от разговоров с ними, бесшумной тенью последовав за отцом.
Вождь чувствовал его присутствие, но молча шёл, пока не оказался во временном укрытии, что соорудили точо. Сейчас здесь были только Тивид и Ниос. Опустив голову и великолепный убор, украшенный перьями птиц, вождь устроился на мехах и потянул руку к трубке и табаку, приготовленным шаманом. Раскурив трубку, Тивид посмотрел на пламя огня и сказал, обращаясь к усевшемуся на другой стороне сыну:
- Это был трудный путь. - Мрак в глазах Тивида сгустился. - И он не должен быть напрасным.
- Мы не вернёмся, пока не закончим то, зачем пришли, - решительно пообещал Ниос, прищурив глаза. Что поменялось в его отце, что мучит его? И не только. Ниос заметил, что в волках, которых вёл Тивид, появился тот же мрак. - Ты не хочешь сказать, что произошло с вами по пути сюда?
- Нет, Эрениосихэд, это только моя ноша, тебе не стоит взваливать её на себя, - покачал головой Тивид. - Совсем скоро волчье проклятье не будет висеть над нами, и мы освободимся от света Луны. А сейчас я бы хотел подумать в тишине. Оставь меня, сын мой.
Ниос кивнул и легко поднялся с лежанки. Сердце тревожно билось, и он вновь устремил взгляд на Восток. Ещё три ночи, подождать всего лишь три ночи, и Ниос отправится за ним!
Невольно из его груди вырвалось низкое угрожающее рычание. Ниос знал, что его омега слышит их зов, но не откликается, и это приводило молодого волка в ярость. В глазах полыхнули алые искры, но альфа уже отвернулся, сцепив зубы. У него ещё немало дел, которые отвлекут от тоски и гнева.