Нежнее шёлка

Untitled Part 7

***

— Мамочка, почему ты плачешь? — хватаясь за край ситцевого платья, спрашиваю я. — Мамочка, зачем тебе столько сумок? Ты куда-то уходишь? Ты уходишь от нас? — меня игнорируют и толкают в сторону, будто какого-то чужого надоедливого ребёнка, прицепившегося на улице.

Отец появляется в дверном проёме и устало смотрит сквозь дорожные сумки, валяющиеся на кровати в полурасстегнутом виде. Скорее всего, он мысленно мечтает, чтобы у тех выросли ноги и они сами вышвырнули себя за дверь — беззвучно и навсегда.

На подоконнике расцвели гортензии. Глаза ласкали лиловые, багрово-красные и пушисто-фиолетовые цветы. Небо за окном падало, разбиваясь на кусочки, а я ловил. Мои руки по локоть в облачно-голубой штукатурке, во рту чувствуется вкус спелой ежевики. Под ногами шуршит лазурная гладь моря и хочется бежать вдоль берега, вдыхая мыльные пузыри. Они пахнут яблоками и, лопаясь, похожи на радугу — рассыпаются бриллиантами на ветру.

Мамины ладони отрывают меня от летних грёз, проходясь по взъерошенной макушке, и замирают в воздухе. Я знаю, она не любит меня. Может, хотела дочку? Или глаза у меня слишком большие? А жить с нелюбимым ребёнком и вечно работающим мужем априори неудачная затея.

Её высокая тень последний раз падает на дверной косяк и исчезает в коридоре. Я бегу следом, но оказываюсь перехваченным отцовскими руками. Он что-то твердит пятилетнему мне, словно взрослому, а я ничего не слышу и заливаюсь слезами. Солнце небрежно швыряет лучи в открытое окно и укрывает меня своими объятиями. Почему мама не нашла причин остаться? Я же был «золотым мальчиком» и носил её цвет волос — горький шоколад, я пел припевы её любимых песен (куплеты давались с трудом). Но, как только мои пятки сбивались в попытках отловить её запах, мне чудилось, что весь мир становится не одним целым, а разбивается на кусочки. Всё вокруг издает аромат, и я вижу его, могу потрогать — пропустить через себя. Только мамин я так и не сумел разгадать.

Мы вновь встречаемся во сне и вновь в нём расстаёмся. На моих губах сахарится её улыбка и отливается шёпотом в сердце.

***

Я открываю глаза и встречаюсь с пушистыми ресницами напротив. Хаён мирно сопит у меня под богом, мягко упираясь в грудную клетку. Видимо, ночью мы перебрались на пол и заснули (моя спина чувствует легкий холодок паркета). Одеяло осталось беспорядочно свисать с уголка кровати и укрывало нас своей тенью, спасая от медовых лучей рассвета.

— Доброе утро, — шепчу я, когда веки девушки начинают открываться. О, стесняясь, рассматривает моё лицо и вновь, вместо слов, разговаривает глазами. Утром её фисташковые отливают цветом грецкого ореха и, мне кажется, я слышу их терпкость на кончике языка. — Ты случайно не знаешь, как мы оказались лежащими на полу?

— Я скинула тебя вниз, пока ты спал, — залилась вдруг смехом Хаён. Клянусь, я бы спрятал её улыбку в шкатулке. — Знаешь, спать на одной кровати с незнакомцем по кличке Безыменный — смахивает на триллер или дешевую бандитскую комедию.

— Тогда почему ты лежишь сейчас рядом?

— Мне стало стыдно за свой поступок, и я спустилась к тебе. Прозвучит глупо, но мне казалось, что так будет справедливо, — девушка ерошит свою чёлку, не отрывая глаз от моего лица.

— Если продолжишь и дальше так пялиться, то на мне образуется вторая Марианская впадина.

— Это так странно, но ты очень похож на одного моего знакомого, — выдержав паузу, начинает Хаён, — у вас один и тот же разрез глаз и форма лица, даже голос, — её прищуренный взгляд копается в моей голове так уверенно и беспардонно, что хочется забраться на кровать, под одеяло, и залечь на дно. — Я вот думаю, может вы родственники или по меньшей мере двоюродные братья?

— В этом мире нет ничего невозможного.

О ещё раз внимательно приглядывается ко мне и с каким-то волнительным облегчением придвигается ближе. Её носик касается моей шеи и я обессиленно закрываю глаза. С каждым разом эти прикосновения становятся всё неожиданно-прекраснее — я жду их. Я уже зависим от этого.

Утренний дождь барабанит по стеклу, выбивая сонорную мелодию. Я осторожно вдыхаю полной грудью свежий уличный запах и совсем не ощущаю аромат Хаён. Нет тебе персиков, нет тебе ликёра, нет ни малейшего оттенка ягодных духов, только глубокий свежевымытый асфальт и медовый отпечаток солнечных лучей на занавесках. Я закрываю глаза, и всецело заполняю себя наслаждением, какого не ощущал ещё с детства.

— А что насчёт тебя, О Хаён? Почему та девушка из бара сказала, что это стыдно, не знать такую звезду, как ты? — я расчесываю пальцами мягкие девичьи волосы и они, словно ласковые теплые волны проходятся по коже.

— Ты запомнил моё имя? — О поднимает на меня свои глаза и снова утыкается носом в шею. — Давай поговорим об этом не в пять утра — язык еле шевелится. — я молча повинуюсь, закрывая глаза, и через пару мгновений попадаю в царство Морфея.