Нежнее шёлка

Untitled Part 9

  Я видел в ней себя, когда бездонные фисташковые дерзко смотрели на этот серый мир вокруг и без стеснения заглядывали в чужие лица. Я видел в ней себя, когда в порыве радости она говорила какую-то несусветную чушь, яро жестикулируя чувствами, и превращала всё с ног на голову. Я видел в ней её, похожую так сильно на чёрную пантеру и ласковую домашнюю рыжую кошечку.

— Почему ты улыбаешься? — спрашивает меня Хаён. Её холодная рука крепко сжимает мою. Ветер, как сладкое тирамису, касается моих губ, и хочется откусывать его по кусочку, а затем залпом и с головой в любовь.

— Ты впервые сбегаешь не от меня, а со мной, — я смотрю на О, которая шагает спиной к прохожим — лицом ко мне, держа нашу физическую близость на расстоянии вытянутой руки. Её глаза — драгоценные изумруды, а волосы отливают янтарём.

— Когда-нибудь у меня больше не станет сил, чтобы сбежать. И я останусь под этими серыми небесами одна.

***

Дорога, по которой мы шли, вела извилистыми узкими улочками, иногда обрываясь на тупики. Вокруг расположились небольшие домики в этническом корейском стиле, а голубое, почти прозрачное небо с барашками-облаками проскальзывало через щели квартальных зданий. Древесная долина, как я называл эту часть Сеула, всегда пленила меня плантацией тишины и запахом лимонного сада.

— Где мы спрячемся, если начнётся дождь? — спросила меня девушка, и на секунду остановившись, закатила глаза-полумесяцы высоко к небу.

— Не думаю, что это случится, — покрепче сжимая её ладонь, ответил я.

— А ты только представь.

И я представил. Начинается ливень, мы уже совсем мокрые снаружи, но тёплые под кожей; бежим вдоль улицы, и улыбка атакует наши лица. Её влажные волосы отливают запахом шампуня и отпечатываются глубоко-глубоко во мне. Мы хватаемся за руки и танцуем, сначала медленно — Хаён покачивает бедрами то вправо, то влево. Затем, набирая темп, я позволяю своим рукам дотронуться её лица, аккуратно проводя пальцами вдоль шеи, и оставляю лакомство в виде терпкого прикосновения её подступившим мурашкам. Я вижу мокрые девичьи ключицы, плечи, колени, лодыжки — и всё это соединяется в какое-то грандиозное целое, что не хватает сил продолжить дышать. И от этого я чувствую как в моих жилах течёт расплавленная страсть, багряными огоньками проникая в сердце. Её движения напоминают ртуть, а волосы плавят воздух. Кончики пухлых малиновых губ еле сдерживаются, чтобы не рассмеяться над моей беспомощностью. И это, чёрт возьми, уже слишком.

— Смотри, а вот и первая капля, — вернув меня из мыслей, Хаён быстро приставила к своему рту указательный палец, дотронулась кончиком языка белоснежной подушечки, и резко ткнула мне ею в скулу, оставляя влажный след.

Девушка тут же срывается с места и бежит в другую сторону от меня, рассекая воздушную массу своим телом. Я слышу её хихиканье, воркующее на ветру, и не могу сдвинуться ни на шаг. Когда Хаён нет рядом, мне кажется, я её выдумал, а сейчас она такая реальная, смелая и ни на кого не похожая. Не похожая даже на ту себя, сидевшую пару часов назад под ветвями дуба, не похожая на ту, что в полуночной тишине сладко целовала мои губы. Она храбрая и нечеловечески красивая, способная завоевать весь мир. Бог создал Хаён особенной и, пожалуй, это стало лучшим его творением.

— О Хаён, — выкрикиваю я и июньский воздух предательски содрогается от моего голоса.

— Что? — девушка смотрит мне прямо в глаза, наклонив голову чуть вбок. Её волосы кончиками преподают к плечу и мягкими волнами ложатся на ткань рубашки.

— Ты мне нравишься, — почти шёпотом вырывается у меня из грудной клетки, и с минуту мы стоим молча, смотря друг на друга.