Больно. Невыносимо больно. Ощущения из разряда «тебя прокрутили в мясорубке раз эдак тридцать и сверху ещё хорошенько потоптались».
О бесчисленных переломах, царапинах, рваных ранах и ссадинах даже думать не хотелось. Да, они заживали, медленно, но верно заживали, однако боль разъедала сознание, и Юнги провалился б в темноту раз и навсегда, если бы не Намджун. Тот трясся над рыжим, не спал сутками, не отходил ни на миллиметр, даже на работу полностью забил и оставался рядом 24 часа в сутки.
На третий день Юнги перестал проваливаться в забытье и слушал, как Намджун врёт в телефонную трубку матери, что «всё просто замечательно, лучше быть не может», видел, как плещется волнение и страх в его глазах, видел и ничего не мог поделать. Рёбра срослись, но всё ещё болели, так что о превращениях не могло быть и речи.
А ещё волк оставил отметину на морде Шуги. Царапина на левом глазу, начинающаяся от брови и доходящая до щеки. Страшная, широкая и, почему-то никак не заживающая. Даже, когда Юнги смог-таки превратиться к вечеру четвёртого дня, след от волчих когтей остался и теперь багровел, пересекая левое веко.
А Намджун благодарил богов за то, что сам глаз остался цел.Рыжий лежал на кровати, глядя в потолок, а в голове было пусто. Затишье перед бурей. Подойди сейчас Намджун с утешениями и со своим этим взглядом мученика, Юнги не выдержит и разревётся, а потом накричит на Джуна (правда, пока не знает за что), может, разобьёт что-нибудь и всё оставшееся время будет винить себя в произошедшем. Он кусает губы, потому что к горлу уже подступает ком, и закрывает глаза. В самом деле, если бы в тот злополучный день Юнги не спрятался в джуновом сарае, сам блондин сейчас бы жил, не зная бед и всяких там рыжих лисов, со своей матерью, работал в поле и уплетал бы вкусную матушкину стряпню за обе щеки. Однако вместо этого Намджун получил укус, мать в больнице (всё из-за того, что кому-то вздумалось пробежаться без браслета), недосып и прокушенную руку.
Браво, Юнги, осчастливил парня.
Рыжий почти уже принял решение уйти во что бы то ни стало, как почувствовал невесомый поцелуй. Намджун едва коснулся губами следа от когтей, затем спустился вниз по щеке, слизывая непрошенные слёзы.