Волк и фея

Глава пятая или просто без названия

Медленно открываю глаза и поворачиваюсь на правый бок. Взгляд мой упирается в мирное лицо Юрия, морщившегося и немного говорящего во сне. Возникало такое чувство, что он хочет проснуться, но что-то не дает ему сделать это.

Еще три дня назад, когда дядя вывел ему приговор (а именно выступление в жанре «Агапэ») его глаза стали менять цвет. Если он находится в темноте, или же рассержен, глаза у него серые — серые, как туман в зимнее утро декабре. Возбуждение или радость заставляют его глаза сверкнуть зеленым. Ну, а безразличие или просто неприязнь, холодная, стальная голубизна.

Юрий шевельнулся во сне. Черт. Только бы не проснулся...

Именно из-за этого мирного, может даже наивного лица Плисецкого я до поздней ночи пропадала в конюшне, тренируясь в прыжках, возвращаясь только когда фигурист спал. Вставала в пять утра, что бы так же смотреть на это лицо, напоминающее о детстве.

Тяжело вздохнув, я встала, при этом стараясь держаться возле стенки, ибо в глазах резко потемнело, а в веки ударила боль. Поморщившись, я аккуратно переступила через Плисецкого и стала спускаться вниз.

Холодное дерево лестницы заставляло ежиться, а свет в окнах щурить глаза. Как же я люблю утро...

На кухне уже сидел Юри, смотря какую-то передачу по телевизору и попивая чай

— Привет! — фигурист повернулся ко мне, стоило мне только увидеть его

— Привет — сиплым после сна голосом ответила я и прошествовала на кухню

Чайник, как я и надеялась, был горячий. Достав из нижней полки давно прижившуюся пачку ромашкового чая, я заварила себе свой излюбленный напиток. От голода сразу заурчало в животе, на что я поспешила достать из того же самого шкафчика маленькую булочку, которую дала мне вчера Лила «на пробу»

— Не боишься? — тихо спросила я, садясь рядом с Кацуки

— Да не — отмахнулся тот — ты не страшная, а красивая

Уши, щеки, шея да и вообще вся я мгновенно покрылась алым цветом, будто вылили ведро краски. Я шутливо ударила его кулаком по плечу, пискнув:

— Д-дурак! я совсем не об этом! У вас с Юрием сегодня соревнование, а ты и в ус не дуешь...

Кацуки мгновенно стал серьезным. Подперев рукой подбородок, он задумчиво посмотрел на меня из-подо лба.

— Я стараюсь не думать об этом — тихо сказал парень — начинаю волноваться. А это плохо. Так что давай не об этом...

И он переключил канал.

***

Ледовый дворец и толпа народа. Уши разрезают противные голоса, а духота заставляет дышать глубже и задыхаться от духов, которые вылили на себя девочки, пришедшие сюда. Господи, пусть Юрий будет выступать первым!— На арене победитель Гран-при и чемпион мира среди юниоров! — заорал голос в громкоговорителях — Юрий Плисецкий!В мгновенье ока фигурист оказался посередине льда. На нем был тот самый прозрачный костюм, который так нравился мне! Надо же, Юрию он подходит даже больше, чем дяде! Заиграла спокойная и плавная музыка. Парень вскинул руку, опустил и взмахнул уже двумя, словно обращаясь к небу. Плисецкий начал медленно скользить по льду. Затем, при развороте, сделал «ласточку». Его выступления заметно отличаются от тренировок. В глазах и на лице грусть, тоска...— А сейчас его первый прыжок! — сообщил голос — Тройной аксель!С силой вцепившись в бортик, ограждающий людей ото льда, я так же сильно закусила губу. Боже, пусть только не упадет!— Великолепно! — кричал голос в громкоговорителях, а я смогла открыть глазаВскоре Плисецкий прыгнул еще раз. Я смогла заставить себя не закрывать глаз во время этого прыжка. Отлично! Он приземляется, не упав. С дорожкой шагов он тоже справляется.— Давай, Юр, давай — тихо шепчу я в надежде, что он услышитСамая ответственная и важная часть.— А сейчас — опять голос в колонках — Четвертной сальхов и сразу же тройной тулуп!Ура! Я сама чуть ли не визжу от радости, когда он выполняет прыжки! Но что-то словно ударяет меня током. нет, только не это! На лице фигуриста пропадают какие-либо чувства, он, как робот, лишь откатывает программу!— Юрий! — кричу я, но мой голос тонет в криках толпыИ последнее, комбинированное вращение. Его выступление заканчивается и он, кланяясь, уезжает со льда.Я, проталкиваясь локтями, спешу к нему. Но вот толпа смыкается, не давая мне пройти. На все это я трачу больше минуты и когда врываюсь в раздевалку, Плисецкий уже стоит полностью одетый— Чего тебе? — он хмурит брови, а я стараюсь выдавить из себя хоть слово. Смешно же я сейчас выгляжу. Резинка с косы слетела, из-за чего нижняя ее часть расплелась, лицо, раскрасневшееся от бега.— Т-ты хорошо выступил...Даже и не посмотрев на меня, парень фыркнул и вышел из раздевалки, а я не посмела пойти за ним. Сейчас он на взводе, лучше уж его не трогать. Из рюкзака, который сюда я и принесла, достала расческу, что бы снова переплести косу.Как только дело было сделано, стало нечем заняться.Я достала телефон и от скуки стала читать сообщения. Шу очень много пишет. Мы с ним стали настоящими друзьями, как и с Лилой. Давно не было у меня таких друзей.Я всегда знала, что так произойдет. Старые верные друзья разойдутся своей дорогой, ты найдешь новых, жизнь пойдет своим чередом. Но нет. Все равно это обидно. Все равно тебе печально от той мысли, что вы уже не так тесны, как это было раньше.Я знаю одну вещь: в этой жизни, тебе никто не принадлежит, поэтому, каждый может уйти тогда, когда он того хочет. Люди к тебе не привязаны. И у каждого из них свой путь, своя дорога, своя цель. И не факт, что вы есть на этой дороге.С осознанием этого жить легче. Ты уже, вроде как, готова к тому моменту, что они рано или поздно уйдут. Но все равно, все равно, это больно. Больно и обидно.Обидно смотреть как они живут без тебя. Обидно замечать, как звонки становятся праздником, ибо они происходят все реже и реже. Обидно, когда ты пытаешься пойти на сближение, тебе говорят, что есть дела более важнее.Обидно. Но с этим ничего не поделать.Через несколько минут вошел Юрий. С растерянным лицом, он тихо взял свой чемодан, мирно стоявший у входа и направился к выходу. Я тут же рванула следом, но догнать его смогла лишь на улице возле лестницы— Ты так и уйдешь, не дождавшись результатов? — спросила я, невольно сжимая край серого свитера— Все и так ясно — от его голоса по спине побежали мурашки — Виктор выберет Кацуки. Да и тем более, сдался я Никифорову. У Якова буду тренироваться, хоть ему я нужен.— Не только! Ты.. . ты и мне нужен. — - слова сами рвались наружу, я просто не могла их сдерживать — понимаешь...Плисецкий повернулся ко мне, и от выражения на его лице я сделала шаг назад— Я знаю — он растянул губы в ухмылке и сощурил глаза. Сейчас они были серые — Любишь меня, да? Думала не узнаю, почему ты так поздно возвращаешься и встаешь чуть ли не в пять утра? Ты так глупа... Думаешь я, победитель Гран-при, да и чемпион среди юниоров буду водится с такой как ты? Которая только и может, что участвовать в маленьких соревнованиях, где за нее половину дела делает лошадь? Нет, извольте. Бывай — он повернулся ко мне спиной и сел в такси, которое стояло тут во время нашего «диалога»