После моей смерти пришла весна...

И после моей смерти пришла весна.

С моей смертью пришла весна.

Алым рассветом в комнатах осквернились зеркала, и покрылись густой плёнкой света. Белые, потерявшие былой цвет, простыни окутал прозрачный налёт, и также быстро спал, устелившись на холодные плитки пола.

Где-то вдалеке прозвучал чей-то болезненный крик, и струнами порвались кровавые связки.

Он тоже хотел кричать, но некогда ясный голос был потоплен в шуме сердца, и лишь остаточный налет на зубах: алого цвета привкусом напоминал боль.

Память никогда не подводила, но именно в этот момент захотелось забыть все: перечеркнуть страницы и пропасть.
Смысла дальше жить не было.
Он пропал: растворился как рассвет, оставив лишь после себя слабый запах.

Быть всем — значит причинять боль.
Боль.
Нет, не та, что выворачивает наизнанку сердце.
А та, что теряется во всех гранях безумного. Когда её ладони касаются твоих, и он бы соврал, если бы сказал, что не скучает.

Её прикосновения дарили тепло, а нежные объятия успокаивали.
Так не грела даже батарея.
Но кто знал, что горсть таблеток может заменить реальность, которой больше не будет?

Он принимал их, когда было слишком грустно. А так было всегда.

Каждую грёбаную секунду, или минуту, он думал о ней. И ещё об этих вонючих пионах, которыми пропах каждый уголок в их квартире.

Он жил в этом запахе, и каждый раз этот аромат напоминал о ней.

В тот день он, словно брошенный щенок, скитался по пустым улицам.
В глазах горел мир, словно именно он виноват в том, что она завяла.
В пустой холодной палате все ещё пахло цветами.
С улицы доносился шум дня, а под больницей на лавочке лежал парень, на груди которого покоились бутоны.

Вместе с запахом пионов жизнь растворяется в бутонах:
в мире, где люди умирая—вянут.
В мире, где смерть— не что иное, как парад цветов.

И после моей смерти пришла весна.