⚜️Не покидай меня⚜️

Part IV

Следующий день начался, как и предыдущий,- мы встали и оделись при свечах; однако в это утро пришлось обойтись без церемонии умывания: вода в кувшинах замерзла. Накануне вечером погода изменилась, и всю ночь через щели окон в нашей спальне свистал такой резкий норд-ост, что мы дрожали от холода в своих постелях и вода в кувшинах превратилась в лед.
Не успел еще окончиться бесконечно тянувшийся час, как я уже буквально одеревенела от холода. Наконец наступило время завтрака, и на этот раз овсяная каша не пригорела. По качеству она была съедобна, но количество ее было очень недостаточно. Какой маленькой показалась мне моя порция! Я, кажется, могла бы съесть вдвое больше.
С этого дня меня включили в число учениц четвертого класса, и я должна была отныне подчиняться твердому распорядку уроков и занятий. До сих пор я была только зрительницей всего происходившего в Приюте. Теперь мне предстояло стать участницей. Так как я не привыкла учить наизусть, то сначала уроки казались мне бесконечно длинными и трудными. Частая смена предметов также сбивала меня с толку, и я была рада, когда наконец, около трех часов, мисс Софр дала мне полоску кисеи в два ряда длиной, иголку, наперсток и сказала, чтобы я села в уголке классной комнаты и подрубила кисею. В этот час большинство девочек занималось рукоделием, лишь один класс стоял вокруг миссис Берроуз. Девочки читали, в комнате царила тишина. Я с интересом прислушивалась к чтению, замечая про себя, как отвечает та или другая девочка и что говорит ей миссис Берроуз- бранит или хвалит ее. Это был урок английской истории. Среди читавших я заметила и мою знакомую: в начале урока она занимала среди учениц первое место, но за какую-то ошибку в произношении или за невнимание ее вдруг отправили на последнее место.

Однако даже и тут миссис Берроуз не оставляла ее в покое, она то и дело обращалась к ней с замечаниями!

-Лоранс (видимо, это была ее фамилия. Здесь всех девочек звали по фамилии, как принято звать мальчиков-школьников), Лоранс, опять ты ставишь ноги боком. Выверни носки наружу немедленно!　-Лоранс, опять ты выставляешь вперед подбородок!
-Лоранс, я требую, чтобы ты держала голову прямо. Я не позволю тебе стоять передо мной в такой позе!　- и так далее, и так далее.

После того как глава была дважды прочитана, учительница приказала закрыть книги и начала спрашивать. Речь шла о царствовании Карла I, и то и дело возникали вопросы о тоннаже, о пошлине, о так называемых таможенных правилах, о «корабельных деньгах», причем большинство учениц затруднялось ответом. Однако когда учительница обращалась к Лоранс, для той будто не существовало никаких трудностей: ее память, видимо, легко удерживала самую суть урока, и у нее был готов ответ на каждый вопрос. Я ждала, что миссис Берроуз похвалит ее за внимание, но вместо этого учительница вдруг крикнула:
-Грязная, противная девчонка! Ты сегодня утром даже ногтей не вычистила!
Лоранс, к моему удивлению, ничего не ответила.
«Отчего,　- думала я,　- она не объяснит, что не могла ни умыться, ни вычистить ногти, так как вода замерзла?»
Однако мое внимание было отвлечено мисс Софт, которая попросила меня подержать ей моток ниток. Разматывая их, она время от времени задавала мне вопросы: училась ли я до этого в школе, умею ли я метить, вышивать, вязать и так далее. Пока она не отпускала меня, я была лишена возможности наблюдать за миссис Берроуз, когда же я, наконец, вернулась на свое место, учительница только что отдала какое-то приказание, смысла которого я не уловила,- и Лоранс немедленно вышла из класса и направилась в чуланчик, где хранились книги и откуда она вышла через полминуты, держа с руках пучок розог. Это орудие наказания она с почтительным книксеном протянула миссис Берроуз, затем спокойно, не ожидая приказаний, сняла фартук, и учительница несколько раз пребольно ударила ее розгами по обнаженной шее. На глазах Лоранс не появилось ни одной слезинки, и хотя я при виде этого зрелища вынуждена была отложить шитье, так как пальцы у меня дрожали от чувства беспомощного и горького гнева, ее лицо сохраняло обычное выражение кроткой задумчивости.
-　Упрямая девчонка!　- воскликнула миссис Берроуз.　
- Видно, тебя ничем не исправишь! Неряха! Унеси розги!
Лоранс послушно выполнила приказание. Когда она снова вышла из чулана, я пристально посмотрела на нее: она прятала в карман носовой платок, и на ее худой щечке виднелся след стертой слезы.
Под вечер наступил час игр. Впоследствии он казался мне самым приятным временем в Приюте. Кусочек хлеба и кружка кофе, которые мы получали в пять часов, если не насыщали нас, то все же подкрепляли наши силы. Напряжение длинного учебного дня ослабевало. В школьной комнате было теплее, чем утром,　- камины горели немного ярче, так как должны были заменять еще не зажженные свечи. Отблески багрового пламени, непринужденная резвость и смешанный гул многих голосов давали ощущение желанной свободы.
Вечером того дня, когда миссис Берроуз наказала розгами свою ученицу Лоранс, я бродила между партами, столами и группами смеющихся девушек, как обычно, без подруги, но не чувствуя одиночества. Проходя мимо окон, я время от времени приподнимала шторы и выглядывала наружу: падал густой снег, и на нижних звеньях окон уже намело целые сугробы. Прижав ухо к стеклу, я могла различить сквозь веселый шум в комнате безутешные завывания ветра в саду.
Если бы я оставила позади уютный семейный очаг и ласковых родителей, я, вероятно, в этот час особенно остро ощущала бы разлуку. Вероятно, ветер родил бы печаль в моем сердце, а хаотический шум смущал бы мой душевный мир. Теперь же мною овладело лихорадочное возбуждение: мне хотелось, чтобы ветер выл еще громче, чтобы сумерки скорее превратились в густой мрак, а окружающий беспорядок - в открытое неповиновение.
Перепрыгивая через скамьи и проползая под столами, я добралась до одного из каминов. Там я увидела Лоранс, она стояла на коленях возле высокой каминной решетки, молча, не замечая ничего, что происходит вокруг, погруженная в книгу, которую она читала при тусклом свете углей.
-　Это все еще та книга?- спросила я, остановившись подле нее.
-　Да,　- сказала она,　- я сейчас кончаю.
Через пять минут она захлопнула книгу. Я обрадовалась.
«Теперь,　- подумала я,　- мне, может быть, удастся вызвать ее на разговор». И я опустилась рядом с ней на пол.
-Как тебя зовут?
- Элизабет
-Ты издалека сюда приехала?
-Я приехала с севера, это почти на границе Шотландии.
-Ты когда-нибудь вернешься туда?
-Надеюсь, хотя трудно загадывать вперед.
-Тебе, наверно, хочется уехать отсюда?
-Нет! Отчего же? Меня прислали в Приют, чтобы здесь получить образование. Какой смысл уезжать, не добившись этой цели?
-　Но ведь эта учительница - миссис Берроуз - так несправедлива к тебе.
-　Несправедлива? Нисколько. Она просто строгая: она указывает мне на мои недостатки.
-　А я бы на твоем месте ее возненавидела. Я бы ни за что не покорилась. Посмела бы она только тронуть меня! Я бы вырвала розги у нее из рук, я бы изломала их у нее перед носом.
-　А по-моему, ничего бы ты не сделала, а если бы и сделала - мистер Бротсбейн тебя живо исключил бы из школы. А сколько горя это доставило бы твоим родным! Так не лучше ли терпеливо снести обиду, от которой никто не страдает, кроме тебя самой, чем совершить необдуманный поступок, который будет ударом для твоих близких?
-Но ведь это унизительно, когда тебя секут или ставят посреди комнаты, где столько народу. И ведь ты уже большая девочка! Я гораздо моложе тебя, а я бы этого не вынесла.
-　И все-таки твой долг - все вынести, раз это неизбежно. Только глупые и безвольные говорят: «Я не могу вынести», если это их крест, предназначенный им судьбой.
Я слушала ее с изумлением: я не могла понять этой философии безропотности, и еще меньше могла понять или одобрить ту снисходительность, с какой Элизабет относилась к своей мучительнице. И все же я догадывалась, что Элизабет Лоранс видит вещи в каком-то особом свете, для меня недоступном. Я подозревала, что, может быть, права она, а я ошибаюсь, но не собиралась в это углубляться и отложила свои размышления до более подходящего случая.
-　Ты говоришь, у тебя есть недостатки, Элизабет, какие же? Мне ты кажешься очень хорошей.
-　Вот тебе доказательство, что нельзя судить по первому впечатлению: миссис Берроуз говорит, что я неряшлива,　- и действительно, мне никак не удается держать свои вещи в порядке. Я очень беззаботна, не выполняю правил, читаю, когда нужно учить уроки, ничего не умею делать методически и иногда говорю, как и ты, что я просто не могу выносить никакой системы и порядка. Все это очень раздражает миссис Берроуз, которая по природе аккуратна, точна и требовательна.
-　И к тому же раздражительна и жестока,　- добавила я. Но Элизабет Лоранс не соглашалась со мной. Она молчала.
-А что, мисс Миллер так же строга, как и миссис Берроуз?
Когда я произнесла имя мисс Миллер, по серьезному лицу девочки скользнула мягкая улыбка.
-　Мисс Миллер очень добрая, ей трудно быть строгой даже с самой дурной девочкой из нашей школы. Она видит мои недостатки и ласково указывает мне на них, а если я делаю что-нибудь достойное похвалы, никогда не скупится на поощрения. И вот тебе доказательство моей испорченности: даже ее замечания, такие кроткие, такие разумные, не могут излечить меня от моих недостатков. И даже ее похвала, которую я так высоко ценю, не в силах заставить меня всегда быть аккуратной и внимательной.
-　Как странно,　- сказала я,　- неужели это так трудно?
-　Тебе легко, без сомнения. Я наблюдала за тобой сегодня утром в классе и видела, как ты внимательна: ты, кажется, ни на минуту не отвлекалась от объяснений мисс Райс. А мои мысли постоянно где-то бродят. Мне нужно слушать миссис Берроуз и запомнить, что она говорит,　- а я иногда даже не слышу ее голоса. Я точно грежу наяву. Порой мне кажется, что я на родине, и звуки, которые я слышу,　- это журчание ручейка, который протекает мимо нашего дома в Пэмберли, а если приходится отвечать на вопрос, мне надо сперва проснуться. Но так как я ничего не слышала, занятая своим ручейком, я не знаю, что отвечать.
-　А как ты хорошо отвечала сегодня!
-　Это чистая случайность. То, о чем мы читали, заинтересовало меня. Сегодня, вместо того чтобы думать о Пэмберли, я размышляла, как может человек, желающий добра, поступать так несправедливо и опрометчиво, как поступал Карл Первый. И я думала: жаль, что он, такой хороший и честный, ничего и знать не хотел, кроме своих королевских прав. Что, если бы он был более справедлив и дальновиден и прислушивался к духу времени! И все же мне нравится Карл, я уважаю и жалею его, бедного короля, сложившего голову на плахе. Да, его враги хуже его: они пролили кровь, которую были не вправе проливать. Как они смели убить его!
Казалось, Элизабет говорит сама с собой. Она забыла, что я с трудом могу понять ее,　- ведь я ничего, или почти ничего, не знала о предмете, который навел ее на эти размышления. Я постаралась вернуть ее к интересовавшему меня вопросу.
-　А когда урок дает мисс Миллер, твои мысли тоже где-то бродят?
-　Конечно, нет, разве только изредка. Ведь мисс Миллер всегда скажет что-нибудь новое, что гораздо интереснее моих собственных мыслей. Ее приятно слушать, а часто она рассказывает о том, что мне давно хотелось бы знать.
-　Значит, на уроках мисс Миллер ты хорошо ведешь себя?
-　Да, но это выходит само собой: я не делаю для этого никаких усилий, а только следую своим склонностям, и значит - это не моя заслуга.
-　Нет, это большая заслуга. Ты хороша с теми, кто хорош с тобой. А по-моему, так и надо. Если бы люди всегда слушались тех, кто жесток и несправедлив, злые так бы все и делали по-своему: они бы ничего не боялись и становились бы все хуже и хуже. Когда нас бьют без причины, мы должны отвечать ударом на удар - я уверена в этом,　- и притом с такой силой, чтобы навсегда отучить людей бить нас.
-　Я надеюсь, ты изменишь свою точку зрения, когда подрастешь. Пока ты только маленькая, несмышленая девочка.
-　Но я так чувствую, Элизабет. Я должна ненавидеть тех, кто, несмотря на мои усилия угодить им, продолжает ненавидеть меня: это так же естественно, как любить того, кто к нам ласков, или подчиняться наказанию, когда оно заслужено.
-　Не насилием можно победить ненависть и уж, конечно, не мщением загладить несправедливость.
Элизабет сказала это, и ее голова, и без того всегда слегка склоненная, опустилась еще ниже. Я видела, что ей не хочется продолжать разговор и что она предпочитает остаться наедине со своими мыслями. Однако ей не дали времени на размышление: к ней подошла одна из старших, рослая грубоватая девушка, и заявила с резким акцентом:
-　Элизабет Лоранс, если ты сейчас же не приведешь в порядок свой ящик в комоде и не сложишь рукоделие, я позову миссис Берроуз и покажу ей, что у тебя делается!
Элен очнулась от грез, она вздохнула, встала и пошла выполнять приказание старшей, не медля и не прекословя.