Джун
Я сказала «да».
Всегда буду говорить «да».
Начиная с этого момента, о чем бы она меня ни попросила, скажу «да». Таков мой ответ.
Как может быть иначе?
Кроме того, он заслуживает и чего похлеще.
Набираю в грудь воздуха и задерживаю дыхание. А потом нажимаю кнопку звонка. Слышу, как он звонит за дверью, а потом умолкает. Пару секунд все тихо. Во всем доме тишина, словно там никого нет. «По вторникам Вильям не оперирует, – сказала Делия. – А мать поехала к сестре погостить. Он будет дома. Один». Машина стоит на подъездной дорожке. Может, он спит. Может, не собирается открывать.
И тут я слышу голос:
– Подождите!
Пять… Четыре… Три… Два… Один… Вот оно, получается.
Дверь распахивается, и передо мной Вильям, большой, в облегающей вишневой рубашке. Губы у него толстые и сухие, бесцветные. Делия всегда говорила, что многие считают его красивым. «Его пациентки вечно на него вешаются, – сказала она. – Видно, у них от рака крыша едет».
– Добрый день, – говорит он и проводит рукой по водянистым голубым глазам, по лицу. – Чем обязан?
Думаю о словах Делии, о том, как у нее дрожал голос, когда она говорила: «Вильям должен быть за решеткой, но он туда вряд ли попадет…»
Меня внезапно охватывает гнев. Хочется схватить керамический горшок с крыльца и стучать ему по черепу, пока у него все зубы не вывалятся и не останется ничего, кроме кучки переломанных костей.
Но делаю над собой усилие и грустно улыбаюсь.
– Добрый день, мистер Гроссвелл. Меня зовут Джун. Я подруга Делии. То есть была ее подругой. Раньше я часто здесь бывала.
Мне надо успокоиться и говорить медленно. А то заметно, что я нервничаю. «Ведь я единственный свидетель, – сказала Делия. – И меня больше нет».
Вильям моргает. У него такой вид, словно он понятия не имеет, кто я такая, да и Делия тоже, но потом выражение его лица постепенно меняется, типа он обрабатывает информацию в нормальном режиме.
– Верно. Ну, конечно.
– Я пришла, потому что… – Делаю паузу, подбирая слова. – Последнее время мы с Делией не виделись, поэтому мне так тяжело и…
Мы столько раз все это репетировали. Он должен поверить, что я понятия не имею о том, что произошло, и что он пытался сделать. Он должен поверить: ему ничего не угрожает. Но, как и Делию, которая наивно полагала, что ей ничего не угрожает в собственной спальне, его ждет облом.
– Мы в школе готовим фотоколлаж, – продолжаю я. – И я подумала, может, вы позволите мне взглянуть на старые альбомы и одолжите несколько фотографий Делии. Например, когда она была ребенком.
Вильям стоит с непроницаемым выражением лица.
– Кажется, я вас припоминаю. Вы частенько здесь бывали. – Он молчит, прикрыв глаза. – И оставались на ночь.
Киваю, а сердце бешено стучит.
– Мы с Делией расстались. К сожалению, я была не самой лучшей подругой.
Мне показалось или он на самом деле вздохнул с облегчением?
– Не надо себя винить. У нее был трудный период, особенно в последнее время. – Он качает головой, а я думаю: «Особенно из-за тебя. Из-за тебя, кусок дерьма». – Заходите, пожалуйста.
Вхожу в холл, и он закрывает за мной дверь.
Ведет меня через кухню по мягкому бежевому ковру в гостиную.
– Мать Делии хранит несколько альбомов, – говорит Вильям, а я засовываю руки в карманы: мне очень хочется стиснуть кулаки, накинуться на него и убить.
Он открывает деревянный шкаф и достает с нижней полки старенький альбом со стертой бордовой крышкой из искусственной кожи. Кладет его на журнальный столик рядом с толстой иллюстрированной книгой о природе и кипой газет. Потом поворачивается и смотрит на меня.
– Ее мать хранит оригиналы всех снимков в компьютере. Думаю, она не будет против, если вы возьмете несколько фотографий. Будет рада, если… – Замолкает, сжимает губы и с усилием глотает. – Будет рада, что сделала вклад. Она хотела, чтобы на похоронах были только самые близкие. И сказала, что какое-то время не может здесь находиться, так что… – Он смотрит на меня, словно хочет закончить фразу, но потом направляется к двери.
Нет, нет, нет. Он должен оставаться рядом со мной и смотреть фотографии. Чтобы я могла сделать то, зачем сюда пришла.
– Скажите мне, если вам что-нибудь понадобится, – говорит мужчина. – Я буду… – Кивает в сторону кухни.
И что теперь?
Беру альбом и кладу себе на колени. Вот Делия, лет семи или восьми, передних зубов нет, стоит с велосипедом. Делия ест мороженое. Делия с черепашкой. Делия только что родилась, даже глазки еще не раскрылись – я все это много раз видела. «Неужели я была такая маленькая?» – всегда удивлялась Делия, словно не верила, что это она, словно никто на земле не бывает младенцем.
Выбираю несколько снимков. Потом встаю и иду на кухню.
Джуни, ты наш лучший шанс. Он тебя вспомнит. Он тебя впустит в дом.
Вот он сидит за кухонным столом, в левой руке толстенный медицинский журнал, а в правой большая голубая кружка.
Кружка с его любимой диетической колой. Он пьет ее литрами из большой кружки. Считает, это придает ему мужественный вид. Всыпешь ему туда, он ничего не заметит.
Опускаю руку в карман и сжимаю в ладони крошечный пакетик. Эшлинг дрессировала меня битый час. Она большой спец по таким фокусам: незаметно прячет в руках предмет, а потом он откуда ни возьмись появляется. «Ну, ты прям факир», – сказала я. «Просто у меня большой опыт», – ответила она и переглянулась с Делией, а я поняла, у них есть какая-то общая тайна.
Вильям поднимает глаза от журнала.
– Вы нашли, что искали?
– Да, есть очень удачные снимки, – говорю я и показываю отобранные.
Смотрю на его кружку – голубая эмаль с зелеными каплями, а внутри темно-коричневая газировка с кубиками льда. Мне нужно всего пять секунд. Даже четыре, если поторопиться.
– Извините, а можно мне стакан воды?
– Разумеется. Простите, что сразу не предложил.
Он встает и идет достать мне стакан. Вот он, мой шанс. Сердце сейчас выпрыгнет из груди.
Подхожу к столу, делаю вид, будто интересуюсь онкологической хирургией. Вот моя рука над кружкой, в ладони пакетик. Я вся мокрая от страха, и внезапно пакетик выскальзывает из ладони и падает в напиток, розовым кексиком кверху.
Черт!
– Вам со льдом? – Вильям стоит у холодильника, спиной ко мне.
Рука у меня дрожит.
– Да, если можно. – Голос тоже дрожит. Сейчас он заметит. Обернется и увидит, что я делаю. И что тогда?
Вильям бросает в стакан пару кусочков льда. А я лезу в его кружку, вылавливаю пакетик и прячу себе в карман. Лед позванивает в стакане. Вильям подходит с моей водой. На столе капельки диетической колы. Промокаю их краем рукава.
Вот он рядом со мной. Чувствую, что краснею. Снова засовываю ладонь в карман. Он смотрит на меня, сжимая в руке стакан.
Боже праведный, он все видел. Мне надо бежать. Со всех ног.
– Знаете, – тихо говорит он, – думаю, в подвале есть еще несколько альбомов. Хотите взглянуть?
Пронесло. Пока.
Помню, Делия как-то сказала, что он не разрешает матери держать многие их вещи в доме. «Это твоя бывшая жизнь, – подслушала Делия их разговор. – И ты не должна больше о ней думать». Делию больше всего возмущало, что мать даже не пыталась с ним спорить. Просто согласилась.
Он поворачивается и улыбается мне – тепло и по-дружески. У меня все переворачивается внутри.
– Давайте пойдем и посмотрим. – Поднимает кружку и делает глоток.
Внезапно понимаю, что меньше всего хочу спускаться с ним в подвал. Ведь он может попробовать сделать со мной то, что пытался сделать с Делией. Не уверена, что у меня такие же острые зубы, как у нее. Да и руки не такие проворные. Плевать. Если не пойду с ним, ему сойдет с рук сделанное. А этого я хочу еще меньше.
– Хорошая мысль, – говорю я.
Он открывает дверь в подвал и протягивает мне руку.
– После вас. – На лестнице тесно, и мне приходится протиснуться рядом с ним. Спустившись с лестницы, мужчина включает свет. Окон здесь нет. Пахнет новым ковром и землей. Вдоль стен дешевые книжные полки, кожаный диванчик, большой, новый на вид телевизор и груда картонных коробок в углу.
– Думаю, альбомы в одной из коробок сзади, – говорит он. – Можете сами порыться. – И машет рукой, типа валяйте. Наклоняюсь и чувствую, что он смотрит мне в спину, точнее, на задницу. Сейчас меня стошнит. Я должна это сделать, покончить со всем этим. Но как?
Хватаю коробку. Она тяжелая, но не очень, вполне могу ее поднять, но тут… мне приходит в голову мысль. Тяну коробку, отпускаю, потом снова тяну, тяжко вздыхаю. Делаю передышку и тащу.
Поворачиваюсь к Вильяму, делаю мордашку попроще.
– Извините. Коробка такая тяжелая. Может, вы мне?..
– Разумеется, – говорит отчим Делии и одаривает меня до тошноты приятной улыбочкой. – Это вы меня извините, что сразу не догадался. – Он протягивает мне свою кружку. – Подержите, пожалуйста.
Делия обещала мне: он никогда не догадается, что я виной случившемуся. «У него врагов навалом», – сказала она. Сколько интернов уволил, со многими коллегами не ладил. А отец девочки, которую ему не удалось спасти, – да это мог сделать любой из них. В какой-то миг я почти надеюсь, что он догадается. Я хочу, чтобы он в этот момент повернулся, вспомнил, как мне улыбался, и почувствовал себя полным идиотом.
Беру его кружку в руку. Да, Вильям, подержу. И с большим удовольствием.
А вам это вряд ли понравится.
Он поднимает первую коробку. Вытаскиваю липкий пакетик из кармана, открываю его и высыпаю желтые кристаллики в колу. Опускаю палец и мешаю, пока они все не растворяются в газировке. Вытираю палец о джинсы.
Тем временем Вильям перетащил три коробки, четыре. Он кряхтит и даже потеет от натуги.
– Ага! – говорит он, наклоняется и вытаскивает коробку из глубин. Сверху зеленым фломастером написано Альбомы. Поворачивается ко мне с сияющим видом. Улыбается, такой довольный собой. Доволен, что передвинул несколько коробок, а у самого падчерица умерла. Меня сейчас вырвет. Хочется заехать кулаком по его самодовольной роже. – Ну вот, все нашел. – Ставит коробку на диванчик. – Они здесь.
– Спасибо, – говорю я. И с улыбкой протягиваю ему кружку.
Открываю коробку и достаю верхний альбом. Краем глаза вижу, как он делает первый глоток.
«Прежде чем мы подбросим ему дурь Тига, – сказала Делия, – надо забросить ее ему в брюхо…»
Он кивает на диванчик.
– Присаживайтесь, если хотите. – И делает еще один глоток.
У меня внутри все вспыхивает огнем, меня куда-то несет, как будто это я глотаю волшебный порошок.
Отчим Делии смотрит на меня с высоты своего роста. Стараюсь не улыбаться, глядя, как он допивает свой напиток. Ставит пустую кружку на подлокотник диванчика. Потом подходит с другой стороны и включает лампу над новым на вид холодильником. Открывает дверцу. Заглядываю внутрь и вижу коричневые стеклянные бутылки. Он достает две. Подходит к диванчику, садится и протягивает одну мне.
– Вообще-то мне с моим диабетом пить пиво нельзя. Думаю, вам тоже, – говорит мужчина. – Верно? – И потом: – Я никому не скажу, если и вы не скажете.
И снова улыбается. А мне хочется взять бутылку и треснуть со всей дури ему по носу. Представляю себе удар, хруст, кровь на его толстых сухих губах.
– Спасибо, – говорю я. И когда он вручает мне бутылку, его пальцы касаются моих.
Альбом давит на колени. Пиво холодит руку. Чувствую его дыхание. Он совсем рядом. Интересно, сколько мне здесь придется сидеть. Смотрю на фотографию Делии лет пяти-шести. Темные кудряшки, широкая улыбка, руки подняты над головой, как будто она кричит «та-дам!».
Вильям смотрит через мое плечо.
– Господи, вот смотришь на такой снимок… И думаешь, кто тогда знал, что все так закончится. Ужас. – Он говорит это с такой грустью и так искренне, что на миг я почти могу убедить себя – это нормальный человек с нормальными чувствами. – То есть недоумеваешь, какого черта, что же могло случиться?
А я думаю, уж ты-то точно знаешь, что случилось, мешок с дерьмом.
– Мы никогда не были с ней близки. То есть, думаю, она меня недолюбливала за то, что я живу с ее матерью, что я не ее отец…
За то, что ты пытался ее изнасиловать.
– Мы с ней во многом расходились во мнениях. Но я всегда относился к ней как к своей дочери, хотя она не испытывала ко мне родственных чувств. Она была мне родной…
Не знаю, кого он хочет убедить, меня или себя самого, но больше не могу это слушать. И внезапно вспоминаю один эпизод: середина восьмого класса, я в гостях у Делии. Ночью мне захотелось пить, и я пошла на кухню, а там Вильям. На мне была только ночная рубашка, мне дала ее Делия – ярко-красная с черными звездами. Я вышла босиком и, хотя рубашка была длиннее, чем школьные платья у многих девочек, внезапно почувствовала себя голой. Впервые тогда мы остались с ним наедине. Помню, он мне улыбнулся и сказал: «Какая встреча…», а я от смущения засмеялась.
– Пить хочется, – пробормотала я.
Он пожал плечами и потом, непонятно почему, подмигнул. А я еще подумала, что, наверное, он милый и не такой плохой отчим, как считает Делия. Но у меня в животе возникло что-то, какой-то твердый камешек.
Стаканы у них стояли на верхних полках, и когда я потянулась, ночнушка задралась еще выше. Я начала краснеть и попыталась одернуть рубашку. А потом подошла к раковине и повернула кран. Кожу покалывало иголочками. Когда я обернулась, он стоял, опершись на стол, и смотрел на меня, засунув руки в карманы. Вообще-то я хотела немного перекусить, но внезапно есть расхотелось. Просто захотелось побыстрее уйти. Как и сейчас.
– Пожалуй, у меня теперь достаточно фотографий, – говорю я и встаю. Моргаю, будто прогоняю слезы.
– Не хотите взять какие-нибудь отсюда?
– Нет, – быстро отказываюсь я. – У меня уже и так много, из гостиной. Спасибо.
– Могу показать вам ее вещи, – говорит он. – Хотим избавиться от разного хлама, одежды и всего прочего. Ее мать поручила мне с этим разобраться, ей самой это не по силам. Все в гараже. Может, вы хотите взять что-нибудь себе на память или…
– Нет, спасибо. Я пойду… – Киваю на лестницу. Не могу на него смотреть. – Не надо меня провожать.
– Хорошо, что вы зашли, – говорит он. Голос у него какой-то странный. Словно он вот-вот заплачет, но я не настолько близко, чтобы в этом убедиться.
Медленно поднимаюсь по лестнице. Оборачиваюсь и вижу альбом у него на коленях. Глаза у него опущены и, готова поклясться, он гладит какую-то фотографию.
Ставлю бутылку на стол и выбегаю из дома. Выйдя на морозный свежий воздух, с наслаждением вдыхаю. Наконец-то я ушла от него.
Представляю, как Вильям сидит в подвале над всеми этими снимками. Что он там с ними делает, не знаю, а дурь тем временем распространяется по всему его телу.
Он должен быть за решеткой за то, что сделал с Делией. Надеюсь, скоро он там окажется.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Последние записки красивых девушек
Misteri / ThrillerДжун и Делия были не просто подругами. Их дружба для них была важнее всего: семьи, личных пристрастий, парней. Их связывал миллион девичьих тайн и секретов, пока в жизни обеих не появился Райан. И пока Делия не умерла