Узы

Глава 11

2 ноября – 5 ноября
День тридцать пятый, понедельник
«Не стоило нам сегодня идти на уроки», - размышлял Драко, изо всех сил держась за стену, и мысли его текли медленно и вяло. Нужно было прямо из гриффиндорской башни отправиться в больничное крыло. Или, может быть, к себе домой.
Почему они так не сделали?
Потому что... потому что Поттер сказал: нужно попытаться. Он говорил... кажется, о том, что залечь в госпиталь – слишком просто, слишком похоже на капитуляцию.
Но что в этом плохого?
«Боже, я успел забыть». Спорит сам с собой, вцепившись пальцами в холодные, гладкие камни, и даже не помнит, о чем идет спор.
Госпиталь отпадал, потому что... потому что они решили не сдаваться. Точно.
Но почему вместо урока зельеварения они не пошли прямо к себе?
Потому что тогда они занялись бы сексом, потом отключились, и никто бы их не нашел...
Так что же в этом плохого?
Черт, он понятия не имел.
Нужно было упереться и не дать Поттеру переспорить себя. Но у Драко больше не было сил сопротивляться – в башне, среди гриффиндорцев, которые, правда, без большой уверенности, но все же хотели, чтобы их драгоценный Гарри настоял на своем – а Поттер желал идти. Кроме того, Драко подумал: вдруг они действительно правы и все получится?
Не стоило доверять гриффиндорцам, тем более рассчитывать на здравость их суждений в отношении Поттера. Они любили его и считали, что он может справиться с чем угодно. Уизли, Лонгботтом и Томас сегодня почти полчаса вытаскивали их с Поттером из кровати, но, несмотря на это, продолжали надеяться на силу воли Гарри и верили – он сможет сделать все, что захочет, потому что может все.
Гриффиндорские тупицы не имели ни малейшего понятия, что их Гарри едва держался. Они не были с ним связаны и не улавливали его ощущений. И не обладали тем, что бог дает даже самому безмозглому из слизеринских первоклашек, – чертовым чувством реальности.
А ведь реальность все последнее время была у них прямо перед глазами. То, что вчера Драко с Поттером еле двигались и всех усилий «Команды по предотвращению сна» – какое типично гриффиндорское название! – оказалось недостаточно, чтобы не дать им уснуть после восьми вечера. То, что этим утром от слабости они едва смогли сами одеться, и Симус Финниган сбежал под надуманным предлогом, а трое других храбро притворялись: их совершенно не смущает, что парни валяются в постели в чем мать родила и не имеют сил даже прикрыться. Если это не реальность, то что тогда?
Нужно было сопротивляться – или, может быть, не сопротивляться совсем. Потому что спор только измучил Поттера. И сейчас он, пройдя почти весь коридор, почти добравшись до классной комнаты, остановился, привалился к стене и закрыл глаза. Драко оставалось только стоять рядом и ждать, в то время как гриффиндорцы вошли в класс.
- Поттер, - слизеринец отцепился от стены. – Пошли.
Поттер покачал головой, взглянул на Драко потускневшими глазами и начал медленно сползать по стене.
- Нет, Поттер. Ну же, прекрати!
Гриффиндорец не ответил, только закрыл глаза и окончательно съехал на пол. Драко слегка наклонился к нему.
- Черт побери, Поттер, мне тебя не поднять, я сам еле держусь на ногах. Вставай!
Тот не шелохнулся.
Мерлин.
Не может быть. Не может быть, чтобы все закончилось.
К черту слизеринское чувство реальности и да здравствует упрямая гриффиндорская вера во всесилие Поттера – потому что если поверить по-настоящему, все может исполниться. А Драко позарез необходимо, чтобы Поттер смог побороть себя, встать и идти... Слизеринец бросил взгляд на дверь классной комнаты, в надежде, что кто-нибудь выглянет посмотреть, где это они застряли. Панси или Блейз... или Грейнджер, или Уизли, или все равно кто.
- Поттер! – снова окликнул он гриффиндорца – и снова не получил ответа.
Боже, нет.
Драко попытался очистить сознание, собраться с силами и сообразить, что теперь делать. Но это оказалось чертовски трудно... а он так устал... Поттер, будь он неладен, подвел его – а еще герой волшебного мира, Мальчик-Который-Выжил, тот, кто может справиться с чем угодно... Внезапно разочарование и страх прорвались сквозь апатию, ярость придала слизеринцу сил, и он оттолкнулся от стены.
- Чертов идиот! – пнул он Поттера, который почти не отреагировал. – Вставай! – Со стороны класса донесся шум, и Драко снова пнул гриффиндорца, а потом, в отчаянии от собственного бессилия, ударил кулаком в стену. – ВСТАВАЙ!!!
Поттер застонал – единственный ответ, на который он оказался способен, – и гнев Драко утих так же быстро, как вспыхнул. Блондин сполз по стене и рухнул на колени рядом с гриффиндорцем, почти не обратив внимания на приближающийся топот.
- Поттер, ну давай же. Пожалуйста... пожалуйста, очнись, – он тряс партнера, ухватив его за руку. – Открывай глаза, ну же, пожалуйста...
Подбежавший Уизли резко затормозил прямо перед ними, спустя мгновение подоспела Грейнджер.
- Грязный ублюдок! Как ты посмел! – Уизли попытался оттащить Драко от Поттера, а тот вздрогнул, приоткрыл потускневшие, расфокусированные глаза и потянулся за слизеринцем.
Прикосновение Уизли несло обжигающую боль, Драко задохнулся и слабо попытался высвободиться.
- Рон!!! Гарри тоже больно! – Грейнджер оторвала Уизли от Драко, и оба гриффиндорца присели на корточки, явно не зная, что делать дальше.
Блондин схватил Поттера за руки, которыми тот слепо шарил в поисках партнера, и сконцентрировался на нахмурившей брови гриффиндорке.
- Грейнджер. Позови Помфри. Ему нужна помощь...
- Ты чертовски прав, ему нужна помощь, мерзкая ты тварь, – ты ПИНАЛ его!..
- Нет, дело не в этом... ему нужно помочь, он умирает, а я не могу... позови Помфри, ему нужно... Нет, ш-ш-ш, - забормотал он на ухо Поттеру, чуть приподняв гриффиндорца, прижав к себе и перебивая его полубессознательное хныканье. – Мы пойдем в госпиталь, все будет хорошо, ш-ш-ш... – Он снова взглянул на Грейнджер. – Пожалуйста, позови Помфри...
Гриффиндорка кивнула Уизли, и тот сорвался с места.
- Ублюдок!!! – сразу же разъяренно зашипела Грейнджер. – Как ты мог?
Драко не удостоил ее ответом. Он обнимал отчаянно вцепившегося в него Поттера, не обращая внимания на студентов, высыпавших из классных комнат и столпившихся вокруг, и мысленно проклинал партнера за то, что тот отключился утром в понедельник посреди самого многолюдного коридора.
- Ш-ш-ш, - блондин закрыл глаза и еще крепче прижал к себе гриффиндорца, пытаясь прогнать одолевающую обоих тошноту и слабость. – Скоро станет лучше, - прошептал он, и Поттер, почти теряя сознание, что-то пробормотал в ответ. Драко трясущейся рукой пригладил поттеровские волосы, и у Грейнджер вырвался встревоженный возглас.
- Малфой, твоя рука... - спросила она. – С тобой все в порядке?
- Разве похоже, что с нами все в порядке? – буркнул Драко. Ох уж эти гриффиндорцы.
- Ты... у тебя кровь, - с запинкой произнесла Грейнджер, и блондин вяло кивнул.
- Н'чего 'трашного, - откликнулся он, сползая еще ниже.
- Нет, подожди, мне кажется, нельзя... мадам Помфри сказала, нужно сопротивляться, только так можно... Малфой! Да проснись же!
«Похоже, она чего-то испугалась», - рассеянно отметил Драко, но не смог сообразить, чего именно, – все вокруг начало расплываться, мир постепенно сужался до них с Поттером, и блаженное забытье уже манило к себе...
- Малфой! Гарри!!! – судя по голосу, Грейнджер начинала паниковать. Она ткнула Драко в плечо, тот задохнулся от боли и открыл глаза. Какого черта ей надо?
- Драко? Драко!!! – откуда-то послышался отчаянный вопль Панси; она, скорей всего, уже сидела в классе, когда их развезло, но было трудно понять, где она сейчас...
- Малфой! – слава богу, наконец-то Помфри. – Ну же, поднимайтесь. Вставайте, возвращаемся в госпиталь.
- Он не сможет – они оба так ослабли, что не могут даже стоять... - проблеяла Грейнджер.
- Ну, что вылупились? – сквозь туман Драко слышал, как голос Панси переходит в пронзительный визг. – Больше нечем заняться? Гойл...
- А ну пошли все ВОН! – проревел Гойл, и Драко осознал, что шум, который производили стоящие вокруг люди, начал отдаляться. – Тупые первогодки... ВОН! ВАЛИТЕ ОТСЮДА!!!
- Все, кроме Грейнджер, Паркинсон, Уизли и Гойла, – марш по классам! – прикрикнула Помфри.
- Что с ними случилось? – требовательно спросила Панси.
- Случилось то, что им снова придется лечь в госпиталь, и назойливые зеваки вокруг им только помешают... Нет, мисс Паркинсон, я говорю не о вас... Мерлинова борода, вы, двое, помогите им встать... - и руку Драко снова обожгло огнем, когда к нему прикоснулся кто-то посторонний. – Да, я знаю, что им больно, но другого выхода нет; кроме того, боль приведет их в чувство... Мистер Поттер, вам придется встать... знаю, что еще больней, мне очень жаль...
Когда Гойл поднял Драко и закинул его руку себе на плечо, блондин постарался не взвыть, но его дыхание сбилось от боли – весь бок горел как в огне.
- Чем скорее дойдем, тем раньше вы их отпустите. А теперь – вперед, - поторопила Помфри, и Драко спросил себя, сможет ли, когда пойдет на поправку, убедить отца добиться ее увольнения. Эта женщина обращалась с ними как с капризными детьми, в то время как на самом деле им приходилось выбирать: мучиться, пытаясь идти самим, или же страдать от того, что Уизли и Гойл почти несли их на себе.
- Ему же больно! – воскликнула Панси. – Разве нельзя их левитировать?
- Тогда их придется полностью обездвижить, - объяснила Помфри, - а целительница не советовала этого делать. Мистер Малфой, в больничном крыле вы сможете прилечь и больше ни к кому не прикасаться. Пойдемте, живо.
Прилечь. Не прикасаться. Ни к кому. Кроме единственного человека, который приносит ему хоть какое-то облегчение. Ради этого стоит вытерпеть и боль, и головокружение.
Как будто у него есть выбор.

Как только в больничное крыло вошли Люциус и Нарцисса Малфой, Гермиона насторожилась и придвинулась ближе к Гарри. Ей захотелось обнять его, дать ему знать, что хотя рядом с ним и нет родителей, его все же окружают любящие люди. Они с Роном сидели в палате уже несколько часов. Утром здесь побывали Невилл и Джинни, профессора и уйма сокурсников, но потом Помфри выгнала всех, кроме Рона, Гермионы, Паркинсон и Снейпа.
К сожалению, с тех пор как его доставили в госпиталь, Гарри большей частью был без сознания, лишь изредка приходя в себя.
Подойдя к кровати и взглянув на сына, Нарцисса зажала рот рукой. Гермиона проследила за ее взглядом, на мгновение попытавшись взглянуть на Малфоя материнскими глазами, – и была потрясена. Обычно бледное лицо слизеринца стало настолько бесцветным, что в сравнении с ним брови казались черными. Кожа выглядела прозрачной, истончившейся, практически бесплотной. Дыхание стало таким слабым, что почти не ощущалось.
Гермиона перевела взгляд на Люциуса Малфоя. Его лицо ничего не выражало.
Девушка обернулась к постели и с удивлением заметила, что Малфой слабо пошевелился.
- Нам сказали, что ты не приходишь в себя, - выдохнула Нарцисса, как только тот открыл глаза, и бросилась к нему, ломая руки, желая прикоснуться – и не имея такой возможности.
- Да... - слабо произнес Малфой, с трудом фокусируя взгляд на матери. – Услышал... как вы вошли.
- Драко, что случилось?
- Мы шли на урок... - Малфой умолк, снова закрыв глаза – попытка поговорить отняла слишком много сил.
- В последнее время они слабели все больше и больше, - заговорил Снейп. – Сегодня утром они смогли встать с постели, но упали в обморок перед первым уроком.
- Почему нам не сообщали, что все так серьезно? – не сводя глаз с сына, спросил Люциус, и в его тихом голосе слышалась угроза.
- Ваш сын не хотел вас беспокоить, - объяснила Помфри, взмахом палочки подзывая пару стульев к кровати, чтобы усадить пришедших. – Кроме того, вы все равно ничего не могли сделать. Мы делали... делаем все возможное, чтобы разобраться и помочь им.
- Что удалось обнаружить? – спросил Люциус, проигнорировав стул и продолжая наблюдать за сыном, который повернулся лицом к матери, но вряд ли осознавал происходящее.
- У нас есть кое-какие идеи. Целительница Эспозито и аврор Пантер потом расскажут вам подробности, - пояснила Помфри и прокашлялась. – А сейчас вы нужны своему сыну. Пожалуйста, посидите с ним.
- Драко практически без сознания и едва понимает, что мы здесь, - Люциус разгневанно оборвал медсестру, смерив ее пристальным взглядом. – Он с трудом выражает свои мысли. Я хотел бы знать, что происходит.
- Узнаете, как только все соберутся.
- Кто это - «все»?
- Все заинтересованные лица. Мы ждем профессора Дамблдора и Ремуса Люпина.
- Оборотня! Но...
- Папа... - слабо произнес Малфой, и Гермиона слегка вздрогнула. Она никогда не слышала, чтобы слизеринец называл Люциуса иначе, чем «отец» или «сэр». – Пожалуйста. Просто... сядь.
Люциус немедленно шагнул к кровати.
- Драко, почему ты не говорил нам...
- Люциус, не сейчас, - тихо вмешалась Нарцисса. – Драко... как ты себя чувствуешь?
- Ужасно... - прошептал в ответ Малфой, и его глаза затуманились.
- Ничего, мы здесь. Мы с тобой, милый, - со слезами на глазах проговорила Нарцисса.
- О черт. Мама, не надо, - пробормотал слизеринец, отводя взгляд и хмуря брови. – Не надо... - он отвернулся от матери и уткнулся лицом в плечо Гарри, сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться.
Нарцисса кивнула и, сморгнув слезы, вытерла глаза. Люциус уселся на предложенный ему стул, холодным взглядом обвел присутствующих, старательно избегая смотреть на Гермиону и Рона, сосредоточил внимание на слизеринцах и тихо спросил Снейпа:
- Почему ты не сообщил о его состоянии?
- Я до сегодняшнего дня не знал, насколько все плохо. Считал, что ситуация под контролем.
- Предполагалось, что ты будешь присматривать за ним.
Снейп сдержанно кивнул.
- Мне следовало быть бдительнее. Прости.
- Гриффиндорцы знали, - холодно заметила Паркинсон. – Но не посчитали нужным хоть кому-нибудь сказать.
Малфои впились взглядами в Гермиону и Рона, и девушка почувствовала, как друг тайком пожал ей руку.
- Что вы предпринимали?
- Целительница считала, что им нужно как можно меньше спать, - начала объяснять Гермиона. – Мы старались, но...
- Почему вы ничего не сказали друзьям Драко? – сердито прервала ее Паркинсон. – Мы могли бы помочь...
- Мы делали все, что могли, - вмешался Рон.
- Только вдвоем? – усмехнулась слизеринка. – Если бы вам помогали, можно было бы...
- Нас было шестеро!
- Шестеро?! – воскликнула Паркинсон. – Все гриффиндорцы, полагаю? А вы не подумали, что друзья Драко имеют право знать...
- Пойми, Малфой сам не...
- ...не хотел вас волновать, - поспешно прервала друга Гермиона. – Не думаю, что они оба понимали, какой подвергаются опасности.
Люциус уставился на гриффиндорку пристальным взглядом, явно рассчитанным на то, чтобы лишить ее присутствия духа, и Гермиона снова сжала руку Рона, пытаясь дать понять, что ему лучше бы помалкивать. Потом внимание Люциуса вернулось к сыну, и ей стало жаль, что она не может вычислить, о чем сейчас думает старший Малфой. Рассердило ли его, что сын скрывал ото всех серьезность своего состояния? Порадовало ли, что он совершенно не доверял слизеринцам? Или разгневало, что он явно доверился гриффиндорцам?
- Что говорят целители? – тихо спросила Нарцисса. – Чем вызвано такое состояние? Нам сказали только, что, по всей видимости, именно узы привели к истощению.
- Эмм... - начал Рон. – Ну, они... они... когда, м-м...
- Они чувствуют сильную усталость после секса, - напрямик пояснила Гермиона.
Паркинсон закатила глаза.
- С кем не бывает, - нетерпеливо возразила она. – Почему...
- Они чувствуют слишком сильную усталость. И сон не только не помогает им восстановиться, а наоборот, выматывает еще сильней. Именно поэтому мы старались не давать им уснуть.
- Так почему сейчас их не будят?
- Потому что это единственный сигнал тревоги, который они способны подать. Мадам Помфри и целительница напичкали их всеми мыслимыми лекарствами и наложили все поддерживающие чары...
- Мистер и миссис Малфой, - объявила Помфри, - мы вас ждем. – Она указала на дверь маленького кабинета, прилегающего к больничной палате, в которую уже входил Ремус Люпин.
Люциус скривил рот от отвращения.
- Надо же, оборотень соизволил появиться. – Он встал и жестом предложил Снейпу с Нарциссой следовать за собой.
- Я хочу остаться, - ответила женщина, не сводя глаз с сына.
Люциус кивнул и направился к кабинету, но удивленно замер, когда Гермиона встала и Снейп шагнул в сторону, пропуская ее вперед.
- Какого...
- Мисс Грейнджер тоже приглашена, - без выражения пояснил Снейп.
Люциус надменно изогнул бровь.
- Мистер Поттер просто везунчик, - презрительно заметил он. – В отсутствие маггловских родственников – оборотень и малолетняя девчонка. Ничего не скажешь, хороший выбор родительских фигур.
- Меня пригласили не как родителя, - спокойно ответила Гермиона. – Я проводила исследования вместе с целительницей, и она попросила меня присутствовать – и доложить вместе с ней, что нам удалось выяснить к сегодняшнему дню.
Гермиона твердо напомнила себе, что ей совершенно неподобает упиваться мстительным удовольствием при виде чистейшего негодования, отразившегося на лицах Люциуса и Нарциссы.

День тридцать шестой, вторник
- Сэр, вы не можете... - настойчиво твердила Пантер на следующий день, входя вместе с Эспозито в больничное крыло вслед за Люциусом и сопровождающим его человечком, одетым в мантию целителя. Рон, Нарцисса и Снейп уставились на них.
- Мы забираем его домой, - не тратя лишних слов сообщил жене Люциус.
- Что?! – хором воскликнули Рон и Снейп, а Нарцисса взволнованно кивнула и медленно встала.
- Мистер Малфой... - начала Эспозито.
- Не вмешивайтесь, - предостерег Люциус, когда Пантер шагнула между вновь пришедшим целителем и кроватью.
- Вы не заберете мальчика из школы, - возразила Эспозито. – Он должен оставаться там, где ему могут помочь.
- В школе ему не безопасно, - холодно отрезал Люциус. – За год Драко прокляли, он попал в госпиталь, потому что никто не удосужился отследить, чтобы они с Поттером не натворили глупостей, и едва не был убит во время школьной стычки. А теперь он умирает, потому что никто не знает, как исцелить его от проклятья. – Он взял себя в руки. – Наша семья в состоянии нанять целителей, способных справиться с ситуацией гораздо лучше, чем здесь присутствующие. Я забираю его домой.
- Вы не сможете забрать его без Поттера, - напомнила Помфри, подойдя к столпившимся у кровати людям.
Рон сглотнул и встал, нащупывая палочку, готовый защищать Гарри, – на случай, если старший Малфой попытается сделать что-то подозрительное.
Люциус одарил Помфри взглядом глубочайшего презрения.
- Разумеется, я заберу и мистера Поттера.
- Мистер Малфой, вам ни за что не позволят перевезти в свой дом Гарри Поттера, - спокойно возразила Пантер. – Вы должны это понимать. Достаточно того, что обвинения, выдвинутые против вас, до сих пор не сняты...
- Я подам прошение в Визенгамот...
- Вы только заставите нас потратить драгоценное время на судебную тяжбу, вместо того чтобы заниматься лечением мальчиков или поиском человека, наславшего проклятье.
Гарри пошевелился, и Рон, перестав прислушиваться к дискуссии, сразу же склонился к нему. Гриффиндорец – как и Помфри – заметил: Гарри в сознании и понимает, что происходит.
«Надо же было выбрать такой момент», - подосадовал Рон. Очнуться – и сразу узнать, что Люциус Малфой собирается переправить тебя в штаб Пожирателей смерти.
- Что случилось? – шепотом спросил Гарри.
- Ничего, не считая того, что малфоевский папаша спятил. Не волнуйся.
- Люциус, будь благоразумен... - подал голос Снейп; старший Малфой прищурился, скосил взгляд на профессора и резко изменил тактику.
- Что ж, очень хорошо. Тогда он отправится в больницу святого Мунго. Надеюсь, это вполне благоразумно?
- Он останется здесь. Они оба. – Помфри была непреклонна.
- У вас нет права удерживать Драко. Он взрослый. Будь он в сознании, он имел бы право выбора – и выбрал бы святого Мунго.
- А я – нет, - пробормотал Гарри.
Люциус не обратил на него внимания.
- Против перевода в святого Мунго не может быть никаких возражений...
- Кроме того, что нанятые вами целители будут работать с теми видами Темной магии, которые невозможно применить здесь, благодаря охранным чарам Хогвартса, - холодно заметила Помфри. – Что они думают использовать? Кровь единорога? Сердце феникса? Еще какой-нибудь артефакт, который может спасти жизнь, но ценой, на какую Поттер, по крайней мере, не согласился бы?
- Замолчите, - угрожающе произнес Люциус.
- Вы не можете отправить меня в святого Мунго, - слегка приподнявшись, снова заговорил Гарри.
- Но своего сына – могу, - старший Малфой наконец признал существование гриффиндорца. –Захотите вы отправиться с ним или нет – меня не волнует.
- Зато это волнует Драко, - решительно вмешался Снейп. – Если ты увезешь его от Поттера...
- Существуют способы обойти их связь, - заявил Люциус. Рон удивленно уставился на Эспозито, а та спокойно кивнула, словно ожидала этого аргумента, и терпеливо принялась объяснять:
- Мистер Малфой, большинство людей даже не подозревает, что такое возможно, – и не без причины. Подобный шаг допустим только тогда, когда супругам угрожает смертельная опасность...
- Что здесь и происходит.
- «Смертельная опасность» – значит «на грани смерти». Например, когда человек сорвался со скалы или что-то в этом роде. То, что вашего сына лечат не так, как вам бы хотелось, – недостаточное основание. Способ, о котором вы говорите, почти не применяется, потому что, даже со всеми мыслимыми предосторожностями, слишком часто приводит к смерти одного или обоих супругов.
- Но применить его все же можно, - упрямо повторил Люциус.
- Да. Но это почти наверняка убьет мистера Поттера – и с большой долей вероятности может убить их обоих.
- Делайте что хотите. А я воспользуюсь шансом.
- Этот «шанс» может убить обоих, - вмешалась Пантер. – Но, может быть, этого вы и добиваетесь?
- Что?!
- Наша последняя рабочая версия – проклятье наложил кто-то из Пожирателей смерти с целью убить мистера Поттера. Не правда ли, было бы очень удобно, если бы его смерть вызвали ваши действия? Вы вполне смогли бы оправдаться, утверждая, что всего лишь пытались спасти сына.
- Как вы смеете?!
- И какая разница, если бы ваш сын при этом сам оказался в опасности?
Люциус явно лишился дара речи.
- Прекратите, - устало вмешался Гарри. – Он может вас услышать.
- Как? – Пантер в замешательстве взглянула на мальчиков.
- Приходя в сознание, оба рассказывали – иногда они слышат, что происходит вокруг, хотя и не могут ответить, - объяснила аврору мадам Помфри. – Неизвестно, слышит ли нас сейчас мистер Малфой и понял ли, что вы сказали. Но я не дам вам расстраивать моего пациента, обвиняя его отца в готовности жертвовать сыном.
- А я не считаю подобное обвинение заслуживающим ответа, - добавил Люциус. – И немедленно забираю Драко в святого Мунго.
- Вы не знаете наверняка, что бы он выбрал, если бы мог выбирать, - напомнила Пантер.
- Драко не в себе и не может принимать решения. Я его отец и считаю...
- Не вы его ближайший родственник, - тихо произнес Гарри, - а я.
В комнате воцарилось долгое молчание.
Рон с трудом сглотнул и придвинулся еще ближе к другу. Однажды Гарри признался, что несколько лет назад, когда он обманом освободил Добби, Люциус Малфой в гневе чуть не запустил в гриффиндорца Авадой. Глядя сейчас в лицо старшего Малфоя, Рон не сомневался, что тот на это способен. А ведь Гарри полностью беззащитен.
Впрочем, нет, не полностью. Злая ирония судьбы состояла в том, что кроме людей, которые столпились вокруг и были готовы закрыть его от Люциуса, лучшей защитой для Гарри был сам чертов Драко Малфой.
- Он прав, мистер Малфой, - наконец подтвердила мадам Помфри. – Теперь не вам решать за сына в тех случаях, когда он не способен говорить за себя. Решать Поттеру.
- Но это просто смешно. Они связаны по ошибке...
- Это не имеет значения.
- Я заберу сына туда, где ему смогут помочь...
- Нет, - еле слышно произнес Гарри. – Он останется.
- Вы знаете, что он предпочел бы уехать.
- Но сейчас он не может этого сказать, - возразил Гарри. Рона заинтересовало, что, по мнению его друга, выбрал бы Малфой: остаться или уехать. Но гриффиндорец решил, что это совершенно не важно.
- Я подам прошение в Визен...
- Люциус... нам не выиграть, - мягко заговорила Нарцисса. – Мне... мне это нравится не больше, чем тебе, но я думаю...
Малфой-старший молча всмотрелся в лицо жены, а потом перевел взгляд на сына. Было видно, какие усилия предпринимает Люциус, чтобы смириться с ситуацией. Его кадык судорожно дергался.
- Очень хорошо, - в конце концов выдавил он. – Тогда я задействую возможности нашей семьи для поиска того, кто наложил проклятье. Нарцисса, оставайся здесь, дождись, когда Драко проснется, и спроси, чего он хочет. Будь готова сразу же забрать его. Я рассчитываю на тебя, - Люциус кивнул Снейпу, - как на свидетеля. – Он взглянул на целителя, которого привел с собой, дернул подбородком в сторону двери, развернулся и, ни разу не оглянувшись, зашагал из палаты, а человечек в целительской мантии бросился вслед за ним.
Нарцисса Малфой, дрожа, опустилась на стул, и Снейп коснулся ее руки.
- Нарцисса?
- Он... он не... - она внезапно умолкла и покачала головой, очевидно опасаясь сказать лишнее в присутствии гриффиндорцев.
Снейп уставился сначала на одного, потом на другого – и нахмурил брови. Рон проследил за профессорским взглядом.
- Гарри, - мягко окликнул он друга. Но тот снова погрузился в сон.

День тридцать восьмой, четверг
Когда Эспозито начала объяснения, Гермиона устало подперла рукой щеку и понадеялась, что выглядит более уверенной, чем себя ощущает. Она обвела взглядом людей, с которыми работала три последних дня. Эспозито, Помфри, Люпин, Снейп, Нарцисса, двое присланных Малфоем целителей – и все они, кроме Нарциссы Малфой, выглядели полностью уверенными в себе. Гриффиндорка подумала, что, наверное, никогда больше не поверит ни одному целителю, узнав теперь, как хорошо они умеют скрывать свои чувства. У них не было никаких оснований для самонадеянности. Никто из них понятия не имел, сработает ли то, что они предлагали, – просто время на раздумье истекло.
Эти три дня вымотали все силы и нервы. Целители и авроры работали во все более и более безумном темпе, а Гарри с Малфоем все слабели и слабели, периоды просветления наступали все реже и становились все менее осмысленными, пока не дошло до того, что мальчики едва могли дышать самостоятельно. И целителям стало ясно, что если не прибегнуть к снятию проклятья, даже все поддерживающие жизнь заклятья и зелья в мире не продлят жизнь Малфою и Гарри ни на день.
И так как ни Пантер, ни другие авроры не добились почти никакого успеха в розыске человека, наложившего проклятье, группе, работавшей над противозаклятьем, пришлось предложить вариант, который больше всего походил на решение проблемы. Хотя и он вряд ли был достаточно хорош.
Разработанный ими ритуал был сложным и не мог быть выполнен одним человеком, так как в значительной степени основывался на эмоциях, воспоминаниях и магической силе всей группы участвующих в нем людей. Профессор Вектор после длительных арифмантических вычислений определила оптимальный состав такой группы – тринадцать человек, по пять с каждой стороны и три «нейтральных персоны». И вот все собрались, чтобы объяснить суть противозаклятья людям, выбранным для исполнения, которые сами не участвовали в разработке. К сожалению, эти люди не соответствовали друг другу по силам и составляли совершенно разнородную группу. Двое родителей Малфоя – и ни одного со стороны Гарри. Близкие, надежные, заслуживающие доверия друзья Гарри – и Панси Паркинсон с Блейзом Забини со стороны Малфоя, ни одному из которых Гермиона и галеона бы не доверила, не то что чью-либо жизнь.
«Даже его родителям нельзя доверять», - думала девушка, наблюдая за выражением лица Люциуса. Трудно представить, какой может быть реакция старшего Малфоя на предложение участвовать в целительском ритуале, учитывая, как он повел себя два дня назад.
Правда, Гермиона не видела его реакцию своими глазами и могла судить только по Нарциссе. Во время одного из последних пробуждений Малфоя мать долго беседовала с ним, спокойно и гораздо более мягко, чем от нее можно было ожидать, объяснила, что происходит, и наконец спросила, не хочет ли он перебраться в святого Мунго. Выражение лица слизеринца осталось непроницаемым. Он долго смотрел на спящего рядом Гарри, а потом молча покачал головой. Гермионе хотелось бы знать, почему Малфой отказался: боялся ли он оставить Гарри, или искренне не хотел его оставлять, или же просто не доверял своему отцу. Но на этот вопрос не было ответа.
Нарцисса только кивнула сыну и успокоила его:
- Все в порядке. Я объясню отцу. Не волнуйся.
И Гермиона не могла отделаться от чувства, что женщина испытала облегчение, несмотря на то что ее явно встревожила перспектива сообщить новость мужу.
С тех пор Люциус не появлялся, и они понятия не имели, согласится ли он сейчас на их предложение. А без него...
Жизнь Гарри зависела от доброй воли Люциуса Малфоя. Какая злая ирония.
Не говоря о том, что жизнь Гарри зависела еще и от доброй воли Нарциссы, Снейпа, Забини и Паркинсон. Более невероятную команду спасателей для Мальчика-Который-Выжил не собрать, даже если постараться. Гермиона ощущала на себе тяжелый взгляд Паркинсон и старалась смотреть в сторону от слизеринки, а целительница тем временем объясняла: мальчики попали под разбалансирующее проклятье, которое разрушило естественное магическое равновесие противоположностей, в данном случае – жизни и смерти. Секс, сильнейший проводник магии жизни, каким-то образом оказался замкнут на магию смерти, что привело к нарушению естественного баланса. И единственное, что удалось придумать, – это компенсировать дисбаланс, создав новое, более мощное равновесие.
- Все вы знаете, что дементора, который питается отрицательными эмоциями, можно прогнать силой радостных, счастливых воспоминаний, - продолжала объяснять Эспозито. – Мы надеемся, что подобным же образом активная часть проклятья, которая продолжает подпитывать дисбаланс, будет подавлена силой равновесия. Но чтобы создать это равновесие, нам нужны вы. Мы выбрали семь гармоничных пар магических элементов, но нам понадобятся ваши воспоминания и ваша магия, чтобы призвать их силу.
Целительница на мгновение умолкла и обвела взглядом комнату, оценивая восприимчивость слушателей.
- Все вы знаете, что групповые заклятья трудны, требуют большого расхода сил и глубокого доверия. Всегда есть риск, в основном, связанный с опасностью контакта с необычайно сильной магией, а также с возможностью пострадать от обратной реакции, если один из участников не справится с задачей. Кроме того, все вы будете тесно связаны попарно, что может показаться вам... неудобным. Навязчивым и смущающим. Более того, в тех случаях, когда ритуал требует сильных эмоций и воспоминаний, всегда возможна некоторая... утечка – в пределах группы. Своего рода непреднамеренная легилименция. Конечно, мало приятного заглянуть, пусть мельком, в воспоминания других людей и знать, что точно таким же образом заглянули в ваши. Мы знаем, что просим всех вас о большом одолжении. Мы знаем, что – по самой природе вашей группы – отношения между многими из вас в прошлом складывались не безоблачно и это дает еще больше причин не желать демонстрировать воспоминания друг другу. Но это лучший шанс избавиться от проклятья, который только есть у двух молодых людей. Мы не просили бы вас, если бы видели другую возможность.
Она умолкла и прокашлялась, прочищая горло.
- И еще один момент. Если вы согласитесь участвовать, каждому из вас придется согласиться на применение веритасерума, чтобы подтвердить – вы действительно не знаете, кто наложил проклятье. Я сама приму веритасерум, а потом проведу опрос. – Она внимательно взглянула на Люциуса и продолжила: - Кроме того, я попрошу Люциуса Малфоя и Альбуса Дамблдора помочь мне с опросом, после того как они сами пройдут проверку.
Люциус приподнял брови, но ничем другим своих чувств не обнаружил.
- У вас есть три часа, чтобы решить, согласны ли вы, и подготовиться, прежде чем мы начнем разучивать заклятье. Если вы предпочтете не участвовать, пожалуйста, дайте нам знать как можно скорее, чтобы мы могли найти замену.
Гермиона сглотнула. На самом деле, для участников со стороны Малфоя не было никакой равноценной замены. Если кто-то из них решит отказаться, останутся только Винсент Крэбб и Грегори Гойл, ни один из которых не был силен магически, да и для Малфоя оба были больше телохранителями или обслугой, чем друзьями. А уж если откажется кто-то из малфоевских родителей...
Черт бы побрал слизеринскую невозмутимость. Совершенно невозможно понять, о чем думают Люциус, Паркинсон или Забини. Нарцисса со Снейпом были согласны, Нарцисса уже сказала об этом, но трое других...

- Он нам этого не простит, Нарцисса, - категорически заявил Люциус.
«Многообещающее начало, ничего не скажешь», - заметил про себя Снейп, переглянулся с Нарциссой и кивнул, подбадривая ее.
- Люциус, мы должны.
- Целители даже не знают, сработает ли ритуал.
- Я была рядом, когда его создавали. У него столько же шансов на успех, сколько у любого другого.
- То есть, совсем немного, - горько заметил Люциус.
- Это лучший шанс для Драко.
- В рамках их методов.
- У нас нет выбора, - рассудительно возразила Нарцисса. – Они предубеждены против методов, которыми могли бы воспользоваться мы.
- Ты знаешь, что нам их не переубедить, - добавил Снейп. – Нет ни единого шанса на то, что Дамблдор, или Эспозито, или кто угодно другой в той комнате согласится на предложение твоих целителей.
- Опасность...
- Да знаю я, - устало прервал Люциуса Снейп. – Вред от применения такого эликсира жизни, как кровь единорога, сильно преувеличен трусливыми ханжами. А использование сердца феникса вообще не несет никакого вреда, разве только самим чертовым птицам. Попытка перенаправить проклятье на того, кто его наслал, не зная точно его личности, и близко не так опасна, как утверждают эти святоши. – Профессор перевел дыхание. – Но ты не сможешь переубедить их, – по крайней мере, за оставшееся время.
Люциус покачал головой.
- Почему ты не протестовал, когда Драко сказал, что хочет остаться? Даже целительница заметила, что он плохо соображал...
- Конечно, мы все это знаем, - согласился Снейп, кривя душой, ибо ничего такого не знал, но понимал: для Люциуса единственный способ примириться с выбором сына – это убедить себя, что Драко действовал неосознанно. – Ты же понимаешь, что у нас не было никакой возможности забрать его, раз уж он предпочел остаться. Соображал или нет, но он принял решение. Впрочем, даже если бы он ничего не решил, это значило бы только, что нам пришлось бы считаться с желаниями Поттера.
- С этим пустоголовым...
- Он мне таким не показался, - заметила Нарцисса. – Он выглядел и рассуждал вполне здраво.
- Насколько этот невыносимый мальчишка вообще способен здраво рассуждать, - пробурчал Снейп.
- Ты даже не попыталась убедить Драко передумать, – упрекнул Нарциссу муж.
- Я не могла – при посторонних.
- Не могла, потому что только рада была, что он решил остаться, - Люциус помрачнел.
Снейп напрягся, внезапно пожелав очутиться где-нибудь в другом месте – там, где ему не придется быть свидетелем ссоры Малфоев.
Нарцисса с трудом сглотнула, сделала глубокий вдох и подняла на мужа взволнованный взгляд.
- Это правда. Я подозреваю, что ты не достаточно думаешь о Драко. Боюсь... - Ее подбородок задрожал, но она взяла себя в руки и продолжила: - Боюсь, для тебя куда важнее, что подумает Темный Лорд. Тебе стоило бы больше заботиться о благополучии нашего сына. - Я заботился – и забочусь сейчас. Тебя пугает опасность разрыва связи, но задумывалась ли ты об опасности остаться связанным со смертельным врагом Лорда? Я думаю о благополучии Драко... - голос Люциуса сорвался, он поспешно стиснул губы и отвернулся.
Снейп отвел взгляд, чувствуя себя неловко при виде того, как сквозь напускное спокойствие и холодную сдержанность Малфоя наконец пробивается страх. Он ждал, давая Люциусу время собраться с силами и зная, что тот не простит ни Снейпа, ни Нарциссу, если они вынудят его заговорить раньше, чем он придет в себя. Потому что Малфои не выражают ни сомнения, ни страха, даже когда их сыновья стоят одной ногой в могиле.
«Черт бы побрал этого Люциуса, - нетерпеливо подумал Снейп. – А ведь это его последняя возможность хоть раз в жизни вспомнить о том, что он сначала отец, а уж потом – Малфой».
Про себя Снейп частенько признавал, что Люциус, безотносительно его магических, политических и деловых талантов, был паршивым родителем. Сочетание предельной суровости, эмоциональной глухоты и безрассудного баловства вылепило из Драко мальчика, похожего на Поттера намного больше, чем Малфои были готовы признать. Более одаренного, но с той же высокомерной самонадеянностью считавшего, что все должно быть по его, потому что в большинстве случаев именно так и было. Которому, как и Поттеру, катастрофически недоставало самодисциплины и силы характера. Который не больше годился на роль главы мощной волшебной семьи или политического движения, чем Поттер – на роль лидера в борьбе с Волдемортом. Бесполезный избалованный ребенок, быстро выросший в бесполезного избалованного юношу, прикрывающего неуверенность в себе грубостью и бесцеремонностью. Как бы Снейп ни относился к Драко, он не мог закрывать глаза на его многочисленные недостатки.
Но Люциус большую часть времени, похоже, не обращал внимания на сына. В тех случаях, когда ребенок не давал ему повода для смехотворной гордости или полного презрения, Малфой не проявлял к нему никакого интереса и посвящал себя гораздо более важной цели – поддерживать свой статус правой руки Волдеморта.
И вот чем все закончилось. Теперь, чтобы спасти Драко жизнь, Люциус вынужден посвятить себя ему, но не может этого сделать без оглядки на Волдеморта.
Снейп опустил глаза, когда Люциус наконец обернулся, явно с трудом контролируя себя. Каким бы скверным родителем он ни был, он действительно любил Драко, хотя и своим собственным странным способом. Он сходил с ума от тревоги и был сейчас намного сильней испуган, расстроен и рассержен, чем когда-либо на памяти Снейпа.
Люциус заговорил с Нарциссой, тихо, но очень настойчиво:
- Пока Драко связан с Поттером, его единственная защита – мы. И ради его безопасности мы должны оставаться в милости у Лорда. А ты знаешь, что за такое он нас не простит. Гарри Поттер умирает, а мы собираемся встать в ритуальный круг, чтобы спасти ему жизнь. Да еще и с риском раскрыть другим участникам секреты Темного Лорда и его сторонников! Нет ни малейшей возможности, что такой поступок не расценят как предательство.
- Если ты хочешь, чтобы Драко выжил, то выбор у тебя невелик, - без обиняков заявил Снейп, а Люциус отвел взгляд и нервно прикусил губу, чего Снейп не наблюдал за ним со времен их молодости.
- Северус, а разве тебе участие в ритуале не создаст проблем? – спросила Нарцисса.
- Мне даны инструкции участвовать во всем, что бы ни затеял Дамблдор. Так что во время ритуала я попытаюсь вытянуть как можно больше информации из других участников, хотя сомневаюсь, что всплывет что-нибудь такое, чего бы я уже не знал. Но это неплохая возможность разобраться, нельзя ли выяснить что-то новое о Поттере. А может быть, и о самом Дамблдоре.
- Этот старый болтун попытается проделать то же самое с Драко, - заметил Люциус. – А скорее всего, и со всеми нами.
- Сомневаюсь. Он же благородный гриффиндорец, - презрительно поморщилась Нарцисса.
- Он так же хитер, как любой слизеринец, - возразил Снейп. – Скорее всего, именно поэтому он нас так ненавидит. Думаю, он попробует поразведать в наших мозгах. Если сможет.
- Поверить не могу, что его предложили как «нейтральную персону», - пожаловался Люциус. – Все знают, как он относится к Поттеру.
- Больше некого было, - устало пояснила Нарцисса. – Мы искали, Люциус. – Она прикоснулась к руке мужа, но тот отстранился. Нарцисса кашлянула и рассудительно добавила: – Во всяком случае, от Драко о наших делах мало что удастся узнать. А ведь главным образом его сознание откроется для всех других – наши мысли будут менее доступны.
- Вот именно, для «всех других», - с презрением повторил Люциус. – Для грязнокровок, оборотней и Уизли.
- Грязнокровка, оборотень и Уизли стараются спасти жизнь твоему сыну, - напомнил Снейп. – Как бы ни отвратительна была эта мысль, тебе придется ее принять. И радуйся, что будешь иметь дело только с одним Уизли: старшие предполагались на родительские позиции, да и девчонка была кандидатом в поттеровскую пятерку.
- Кроме того, я не доверяю младшему Забини, - добавил Малфой.
- Без него – никак, - пояснила Нарцисса. – Нам нужны люди с даром предвидения, а хотя бы его зачатки есть, к сожалению, только у Блейза, Дамблдора и Помфри. Но даже они видят не достаточно глубоко, чтобы быть настоящими провидцами.
- К тому же Забини никогда не считали себя безоговорочными сторонниками Темного Лорда, - добавил Снейп. – Они, скорее всего, не будут возражать против участия сына в ритуале.
- А что насчет дочери Паркинсонов? Наши семьи всегда были близки, но Драко не рассказал ей о своем состоянии.
- Драко доверяет ей... насколько он вообще способен доверять, - ответил профессор.
- Мы думали о Крэббе и Гойле, - признала Нарцисса, - но их магическая сила не слишком велика. Кроме того, мы не были уверены, что их родители согласятся.
- Согласились бы, если бы я им сказал. – Люциус прищурил глаза. – Согласились бы. Фактически, один из них мог бы занять мое место. Вполне понятный поступок со стороны человека, который захотел помочь школьному другу; а Лорду можно было бы объяснить: мы рассчитывали, что ритуал не сработает из-за замены...
- Подходящее объяснение, тем более что это правда. Крэбб и Гойл недостаточно сильны. Если тебя не будет в круге, Драко умрет. - Нарцисса не скрывала отчаяния. – Люциус... нам некем тебя заменить. Чтобы ритуал сработал, его должны выполнять самые близкие люди. Если откажутся Блейз или Панси, их можно заменить другими друзьями. Но если ты... ближе нас с тобой у Драко никого нет. Круг и так недостаточно мощен, потому что со стороны Поттера нет родителей, которые бы привнесли силу уровня нашей. Мы не сможем обойтись без тебя.
- Ты должен принять решение, Люциус, - решительно вмешался Снейп. – Выбирай – Лорд или сын. Время на исходе.

- Я буду вызывать вас по одному, - еще раз напомнила Эспозито, когда, несколько часов спустя, все тринадцать человек собрались в зале Астрономической башни и встали в два круга вокруг мальчиков: внутренний, состоящий из Эспозито, Помфри и Дамблдора, и внешний – из десяти остальных. – Вы произнесете ритуальные слова и сосредоточитесь на создании круга, обращая особое внимание на того, с кем будете связаны парой. Как только круг станет устойчивым, мы предпримем попытку наложить уравновешивающее заклятье, и вы сконцентрируетесь на парах элементов, которые мы назовем. Готовы?
Все кивнули. Не осталось времени еще раз перепроверить, все ли сделано правильно. Не осталось времени передумать, поменяться местами, перестроить пары. У них или получится – или нет.
Эспозито подняла палочку и начала ритуал, замкнув в круг свою магию вместе с магией Помфри и Дамблдора, и тонкие потоки света соединили их палочки.
- Назови свое имя, - обратилась целительница к Гермионе.
Подняв палочку, девушка вздохнула и очистила сознание, мимоходом пожалев, что ее предыдущий опыт в применении групповых заклятий почти не выходил за пределы нескольких водных трюков на прошлогодних уроках по чарам да пары упражнений на факультативе по музыкальной магии два года назад.
- Я, Гермиона Грейнджер, соединяю свою магию с вашей, - произнесла она. Из ее палочки вырвалась световая нить и медленно поплыла по направлению к Эспозито.
- Назови свое имя.
- Я, Панси Паркинсон... - зазвучало рядом, но Гермиона не обернулась, продолжая концентрироваться на палочке Эспозито, - ...соединяю свою магию с вашей.
«Сосредоточься», - повторяла про себя гриффиндорка, пока назывались имена и все новые потоки света включались в круг. Минерва МакГонагалл. Блейз Забини. Рон Уизли...
- Назови свое имя, - в очередной раз произнесла Эспозито, и ее голос не отразил ни намека на смятение, хотя начиналась самая коварная часть ритуала.
- Я, Нарцисса Малфой, соединяю свою магию с вашей, - произнес тихий голос. Гермиона замерла, когда световая нить от палочки Нарциссы вплелась в круг, а потом... слегка дернувшись... медленно соединилась с нитью гриффиндорки. И девушка внезапно ощутила странную связь с Нарциссой, своим партнером по ритуалу. Почувствовала ее волнение и неуверенность. Ее неловкость.
Неужели Гарри, оказавшись связанным с Малфоем, чувствовал то же самое? Такое же смущающее осознание вторжения чужих мыслей и чувств? Такое же неприятное ощущение связи с тем, кто тебе противен? Инстинктивное отвращение Нарциссы можно было почти потрогать руками, слово «грязнокровка» - почти увидеть написанным.
Невероятно странное ощущение. Тем не менее, связь держалась. Ритуал работал.
Они создали первую пару, осталось еще четыре.
- Я, Невилл Лонгботтом, соединяю свою магию с вашей, - взволнованно выговорил Невилл, и нить от его палочки присоединилась к кругу, а затем, после мучительной паузы, соединилась с нитью Паркинсон. Связь получилась слабой и неуверенной, но – получилась.
Две пары.
Северус Снейп с МакГонагалл, Ремус Люпин с Забини, а потом...
- Я, Люциус Малфой, соединяю свою магию с вашей, - холодно заговорил стоящий рядом с Гермионой мужчина, и девушка закрыла глаза, чтобы не видеть, как побледнел Рон в ожидании контакта с чужой магией, и чувствуя, ценой каких чудовищных усилий сохраняет спокойствие Нарцисса, пока все ждали создания последней пары.
Ждали.
И ждали.
Гермиона приоткрыла глаза, встретила взгляд стоящего напротив Рона и заметила, что гриффиндорец из последних сил концентрируется на паутине световых нитей, не замечая, как капля пота стекает ему в глаз, и беззвучно шевеля губами. Девушка чувствовала, что ее друг пытается дотянуться до Люциуса, вовлечь его в круг...
Но Люциус не поддавался.
Они проиграют, не успев начать, потому что Люциус Малфой, даже ради исцеления сына, не смог – или не захотел – объединиться с врагами.
Паника, охватившая Нарциссу, передалась Гермионе, и девушка отчаянно старалась восстановить спокойствие.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, - молилась она, - пусть у нас все получится, пожалуйста, пожалуйста...»
Эспозито пододвинулась, слегка развернув внутренний круг так, чтобы Гарри с Малфоем оказались на виду у Люциуса, и Гермиона, не удержавшись, тихо ахнула. Мальчики выглядели едва живыми. Оба спали, безразличные к тому, что происходит вокруг, а светящиеся нити бросали отблески на бледные лица. Гарри был без очков, шрам резко выделялся на его лбу. Губы Малфоя слегка раздвинулись, под глазами залегли темные тени. Он вздыхал, слегка повернувшись лицом к Гарри, не переставая тянуться к нему даже на пороге смерти.
Гермиона услышала глубокий вздох, и сильный световой поток, вырвавшись из палочки Люциуса Малфоя, наконец завершил дугу и соединился с нитью Рона.
- Мы создали круг, - нараспев заговорила Эспозито, - и призываем древнюю магию, магию равновесия и гармонии мира. Мы призываем древнюю магию, чтобы восстановить разрушенное и уравновесить хаос.
- Мы призываем радость и горе, - вступил Дамблдор, и Гермиона снова закрыла глаза, стараясь вдуматься в оба понятия, но внезапно была полностью выбита из колеи головокружительной лавиной образов, ворвавшихся в ее сознание.
«Это гораздо сложней, чем я ожидала», - с тревогой подумала она. Так или иначе, нужно сохранить голову ясной и установить собственный баланс, призвав некоторые из своих счастливейших и горчайших воспоминаний. Как при вызове Патронуса, только вдвое трудней. И при этом нельзя отвлекаться на образы, нахлынувшие от других участников ритуала, – образы, которые состояли, в основном, из отрывочных, спутанных и мало понятных фрагментов.

Юноша, провожающий грустным взглядом уходящую Мэнди Броклхерст, – должно быть, Невилл на шестом курсе. А вот камера в Азкабане – наверняка воспоминание Люциуса. Но тот белокурый малыш, который заливается радостным смехом, когда отец кружит его на руках, – неужели Малфой? И сам ли он об этом вспомнил или кто-то из его родителей?
А ловец в зеленом с серебром, поднявший высоко над головой Кубок по квиддичу, – кто это? Конечно, не Драко, не Люциус и ни один из известных Гермионе слизеринцев; это девочка, одетая в форму старого образца, словно сошедшая со страниц «Истории Хогвартса». Подросток, который лежит на кровати в забитой всяким хламом комнате и что-то безучастно жует; его грудь сжимается от боли, а в голове снова и снова проигрывается воспоминание о том, как Сириус Блэк падает за трепещущую Завесу, – это, без сомнения, Гарри. Наверняка не то воспоминание, которым он хотел бы поделиться, но сейчас он способен контролировать всплывающие в памяти образы не больше, чем во время сна.
Мальчик, который спрятался от отца, потому что не должен плакать, потому что Малфои не плачут из-за всякой ерунды – например увидев, как на котенка низла наложили Круциатус; тем более что мальчик сам виноват, раз не смог выучить отпирающее заклятье, ведь Малфою это должно быть по силам...
Ни один из Малфоев никому бы такого не показал.
Гермиона постаралась прогнать чужие мысли, призвав свои образы радости и горя, сосредоточившись только на них. День, когда Рон впервые признался ей в любви. День, когда пришло письмо о смерти бабушки, и Гермиона поняла, что не виделась с ней много лет, потому что с головой ушла в учебу и все дальше отходила от маггловского мира. Ее собственные воспоминания, реальные и живые, уравновешивающие друг друга.
- Мы призываем свет и тьму, - заговорила Помфри, и ее деловой тон придал какую-то странную окраску ритуальной фразе. Гермиона сделала глубокий вдох, на этот раз подготовившись к вторжению чужих мыслей.
Луч света вылетает из палочки Гарри и обретает форму серебристого оленя; трое первокурсников во мраке коридора третьего этажа – это ее воспоминания. Ясное небо в солнечный день и озеро с высоты птичьего полета, – скорее всего, Гаррины. Но кто вспомнил болезненно-бледного мальчика, забившегося в темный угол, усталого, замерзшего и голодного, который боится показаться на глаза разругавшимся в крик родителям? Кто вспомнил путаницу черных волос и почти белых прядей на одной подушке? Это Гарри с Малфоем, уснувшие в гриффиндорской спальне, так что воспоминание принадлежит Невиллу или Рону, но вот кому именно?
- Мы призываем мужское и женское, - нараспев продолжила Эспозито. Гермиона подумала об отце с матерью и вздохнула с облегчением, когда поняла, что почти все воспоминания, которые она могла уловить, тоже касаются родителей.
Хотя родители Снейпа... какая же неприятная пара. А роскошная смуглая женщина, так похожая на Блейза Забини, вызывала... тревогу. Ее образ непрерывно менялся, так что вместо женского лица временами появлялось изображение паука «Черная вдова».
На редкость красивый юноша в квиддичной форме, с метлой в руке, снисходительно улыбаясь, потрепал по подбородку восторженную первоклашку – Гермиона едва удержала истерический смешок, когда поняла, что девочка сильно напоминает профессора МакГонагалл. Первая любовь гриффиндорского декана. Как неожиданно.
А вот и сама Гермиона, на Святочном балу, вместе с Виктором Крамом... ох. Это воспоминание Рона. Когда он, как он сам однажды признался, впервые увидел в ней девушку.
- Мы призываем прошлое и будущее, - опять Дамблдор, и к Гермионе пришло одно из самых ранних воспоминаний, как на морском побережье родители держат ее за руки и качают над волнами – и крошечные ножки слегка касаются воды.
Еще один образ – и у Гермионы перехватывает дыхание. Беллатрис Лестрейндж, юная, прекрасная и надменная, зло смеется над девушкой, очень похожей на Тонкс. Скорее всего, это Андромеда, сестра Нарциссы. Крошечный Драко дергает миниатюрную Панси за волосы, та машет на него палкой и визжит «Круцио!» – безрезультатно, а потом лупит этой палкой – с куда большим успехом. Серьезный юноша разговаривает с профессором на лестнице и объясняет, что ему некуда идти, если Хогвартс закроют. Кто он? Чье это воспоминание?
С будущим было несколько тяжелей, но Гермиона открыла сознание образам, которые могли бы прийти от троих, способных к предвиденью. Расплывчатые, неясные видения. Смех, напоминающий смех Рона, но звучащий немного ниже. Коридор, ведущий в детскую, к колыбели, в которой спит темнокожий ребенок. Квиддичное поле и сияние улыбки, так похожей на улыбку Гарри; глаза, странно знакомые, искрящиеся нежностью и весельем. Темная Метка в небе.

Гермиона вздрогнула, но продолжала удерживать связь, стараясь не обращать внимания на то, как появление Метки потрясло Нарциссу.
- Мы призываем боль и наслаждение, - снова настала очередь Помфри.
Из палочки Пожирателя вырывается язык багрового пламени, бьет Гермиону в грудь, и она, сраженная болью, падает на пол Отдела тайн. Нарцисса Малфой стонет в родовых муках – картина такая живая, что Гермиона даже распахнула глаза, но женщина стояла на прежнем месте, бледная и зажмурившаяся, ее стоны были всего лишь призраком прошлого. И гриффиндорка снова закрыла глаза, вслушиваясь в шепот ведьмы-повитухи: «Это хорошо, что больно. Рожать в муках – значит получить могучую силу, женскую, о которой мужчины не могут даже мечтать...»
И безграничный восторг, с которым Нарцисса впервые взяла на руки новорожденного Драко.
Безграничный восторг Невилла, впервые поцеловавшего Мэнди Броклхерст.
Гостиная рядом с кабинетом Дамблдора – и дрожащие подростки в окровавленных рубашках, которые неуверенно целуются и вскоре забывают обо всем на свете, а Гермионе становится интересно, кто из них это вспомнил. И – ох. Гораздо более интимный момент, из тех, которыми не делятся, особенно с родителями и учителями, но – вот он, и девушка с изумлением услышала звук волн, бьющихся о берег, в то время как Драко привлек Гарри к себе и... о боже...
Гриффиндорка решительно изгнала этот образ из головы и постаралась сконцентрироваться на чем-нибудь другом, не сомневаясь, что найдутся и более пристойные воспоминания.
Кроме того... нет, кроме тех двух образов, которые едва не сбивают Гермиону с ног. Темная Метка врезается, впечатывается в плоть, и мучительные вопли вырываются из двух глоток. Девушка с трудом узнает юных Северуса Снейпа и Люциуса Малфоя и, содрогаясь, спрашивает себя, как можно следовать за тем, кто был с тобой так жесток...
Еще один вопль – и человеческая плоть обрастает мехом, кости удлиняются и меняют форму, а зубы превращаются в клыки...
А вот крик совершенно другого рода – и Панси Паркинсон выгибается в объятиях юноши, кажется, Энтони Голдштейна...
Ситуация стремительно начала выходить из-под контроля.
- Мы призываем жар и холод, - голос Эспозито приобрел довольно странную интонацию, и Гермиона была рада, что им напомнили, чем они, собственно, здесь занимаются, а потом вызвала в памяти образы того, как в Альпах каталась с родителями на лыжах – и как сжимала в руках кружку горячего какао.
Какой резкий, сокрушительный переход: от Темной Метки, оборотничества и секса – к горячему какао.
Нарцисса, которая небрежно шепчет охлаждающее заклятье, прогуливаясь по саду восхитительного поместья – где-то в Индии, судя по окружающей растительности и несколько старомодным сари других волшебниц. Та же Нарцисса – дрожит от холода во дворе Азкабана, ожидая, когда ей позволят увидеться с мужем.
И наконец...
- Мы призываем любовь и ненависть, - произнес Дамблдор, и Гермиона напряглась.
Они обсуждали, стоит ли вообще использовать эту пару, учитывая, какие разные люди соберутся в круг, но любовь и ненависть – мощные элементы... Да, их сила была необходима.
Любовь. О любви думать нетрудно. О любви к родителям, Рону и Гарри, к бабушке, и Джинни, и всем Уизли. А Нарцисса, конечно, думала о Драко, Люциусе и людях, в которых Гермиона предположила ее родителей. И с мимолетным удивлением гриффиндорка ощутила любовь Помфри ко всем детям, которые со своими болячками и ушибами за многие годы прошли через ее руки...
...море рыжеволосых голов и веснушчатых лиц, впрочем, чему тут удивляться...
...проблеск будущего? Похоже на то, по крайней мере. Нужно принять трудное решение, и юноша, сердце которого разрывается от любви, делает выбор и решительно выходит из классной комнаты...
...мальчик, который живет в чулане под лестницей; взрослые, вместо того чтобы его любить, ненавидят и опасаются его, толстый и драчливый мальчишка ненавидит и презирает его – и мальчик ненавидит этих людей в ответ, и его беспомощное чувство все растет и крепнет, и он выплакивает свою ненависть в подушку по ночам, не желая ее испытывать, но не зная, как от нее избавиться...
...и другой мальчик, серьезный и стеснительный, который ненавидит пару улыбчивых красавцев, таких лощеных и высокомерных, одного – в очках, а другого – с дерзкой усмешкой, и ненависть душит его, когда он видит их смеющимися на лужайке...
...и Гарри ненавидит Снейпа, ненавидит до мозга костей, и Снейп платит ему ненавистью в десятикратном размере...
...и вскипающая ненависть к Снейпу и Волдеморту – Гермиона чувствует, что она исходит от Рона, – ненависть, направленная на всех Пожирателей и сфокусированная – у девушки перехватывает дыхание – на Люциусе Малфое – за то, что тот едва не погубил Джинни. О боже, а ведь Рон с Люциусом связаны в ритуальную пару! И ответная ненависть Люциуса ко всем Уизли и другим предателям чистокровных. А еще ненависть Невилла к Малфоям – за их родство с женщиной, лишившей его родителей, Панси к Невиллу – за слабость и безволие, недостойные чистокровки, Панси к Гермионе – за неприязнь и недоверие со стороны грязнокровной сучки, Панси к Гарри – за то, что случилось с Драко... И Гермиона с ужасом осознала, что от нее самой исходит ненависть к Панси и Драко – за то, что заставили страдать Гарри...
Воспоминания снова выходили из-под контроля. Ненависть Гарри к Драко – за злые слова о Сириусе и Седрике, ненависть Драко к Гарри – за арест отца... Сеть световых нитей над головами трещала и была готова порваться.
Как же глупо было надеяться. Неважно, насколько мощна пара любовь – ненависть, нельзя было рисковать, учитывая, какие люди встали в круг и как сильны чувства между ними, – но именно потому было ясно, что такую силу просто необходимо использовать... Вот только подчинить ее не удавалось.
А образы все продолжали всплывать. Гарри и Драко, которые ненавидят друг друга за узы, связавшие их, лишившие их свободы, и вновь переживают стычку в Большом зале, и снова бьется окно и брызжет кровь на рубашки, и Люциус ненавидит Гарри за все, что случилось с Драко, ненавидит достаточно, чтобы желать ему смерти...
- НЕТ!!!
Неимоверное отчаяние этого крика потрясло всех, и Гермиона узнала голос Рона, сумевшего взять под контроль и усмирить свою ненависть – ради Гарри. И пытающегося теперь заставить Люциуса Малфоя обуздать свой гнев – ради Драко. Эспозито, Дамблдор и Помфри сразу же поддержали Рона, вскоре к ним присоединился Снейп, потом Панси, а потом, один за другим, и остальные справились с чувствами и помогли друг другу вернуться к ритуалу, снова сосредоточившись на Гарри и Драко – на тех двоих, у кого было больше всего причин для ненависти и меньше всего возможностей контролировать эмоции. Гермиона отогнала прочь воспоминания, в которых мальчики пылали гневом, обидой или отчаянным желанием избавиться друг от друга, призвала вместо них образы, которые увидела во время ритуала, и собственные воспоминания о событиях последних дней и вздохнула с облегчением, когда подобные же образы пришли ото всех остальных: Гарри и Драко спят в гриффиндорской спальне, целуются в гостиной Дамблдора, вместе парят над озером, вдвоем в своей квартире, лишились сил в коридоре у класса зельеварения – и стоящий на коленях Драко удерживает Гарри в объятиях...
И постепенно световая сеть прекратила искрить и потрескивать, успокоилась и снова стала четкой.
- Люциус Малфой, освобождаю тебя из круга, - спокойно объявила Эспозито, и одна из нитей медленно угасла. Задыхаясь, Люциус опустил палочку, тяжело осел на ближайший стул и закрыл глаза.
- Ремус Люпин, освобождаю тебя из круга, - продолжила целительница. Люпин медленно опустил палочку, его руки тряслись.
Потом пришла очередь Снейпа и Невилла. Гриффиндорец привалился спиной к стене и откинул голову, а профессор подошел к окну, прислонился лбом к стеклу и уставился пустыми глазами на квиддичное поле.
- Нарцисса Малфой, освобождаю тебя из круга, - произнесла Эспозито, и Гермиона почувствовала, как их связь слабеет и исчезает.
Освобожденные один за другим, участники ритуала пытались справиться с дрожью – остаточным эффектом заклятья – и хоть как-то собраться с силами.
И когда наконец освободили Гермиону, она испустила вздох облегчения и почти упала в объятия Рона, руки которого по-прежнему были теплыми и надежными, хотя сердце все еще неистово колотилось.
Все кончилось. Больше ничего нельзя было сделать. Только ждать.