1.2.

139 15 10
                                    


Саид аль-Бахрам недавно только ступил на путь дипломатии, и ему впервые было поручено самостоятельно говорить от имени халида. Он как раз поймал свое отражение в зеркале – невысокий, поджарый, с растрепанными кудрями до плеч и большими глазами «кроткой серны», как писали в криданских книжках про миловидных арисланцев. Саиду было двадцать восемь лет, и на родине он считался человеком взрослым, самодостаточным и опытным, щеголял поясом главы дома и густой, блестящей бородкой. Но здесь, в чужой стране, среди незнакомых людей, которые поглядывали на него настороженно, прислушивались, принюхивались, а назавтра готовились всеми способами пробовать на прочность, он чувствовал себя щенком, пущенным в стаю волков. Министр был крайне любезен, говорил с Саидом на фарис и вообще производил впечатление человека добрейшей души, а в гостинице с богатого постояльца вовсе пылинки сдували. Но Саид знал, что за радушным гостеприимством кридан скрываются решительная воля и стойкость – иначе как Крида стала самой могущественной державой континента?..

За размышлениями Саид не сразу заметил, как перешел из спальни в гостиную, где можно было принять хоть все Министерство иностранных дел Криды. В невероятной, сверхъестественной тишине утра он услышал, что по коридору кто-то идет. Горничная, понял Саид. Вон и платье шуршит. Наверняка проверяет, не опустилась ли пылинка на великолепное убранство гостиницы и достаточно ли свежи цветы в вазах. И наверняка она поможет измученному иностранцу раздобыть чашечку кофе и кусочек знаменитой криданской сдобной булочки.

Он увидел ее сразу, как только открыл дверь – худую, угловатую девицу со светлой косой, в синем платье и белом переднике. Она шла к лестнице, и в походке ее наблюдательный посол уловил легкую неуверенность. Может быть, она еще спала на ходу в силу слишком раннего времени, а может, пришла на работу в новых, неразношенных туфлях. С минуту Саид размышлял, как в наиболее приличной форме окликнуть девушку, и за это время она почти добралась до лестницы, грозя оставить благородного арисланца без кофе...

- Барышня! – позвал он, и горничная, вздрогнув, оглянулась.

Увидав ее лицо, задрожал и благородный посол. «Барышня» оказалась необыкновенно, мертвенно бледна. Лицо ее походило на разрисованную гипсовую маску, в прорезях которой темнели холодные, злые глаза. Встретившись с ними взглядом, Саид мигом забыл и о кофе, и о голоде, и о торговых пошлинах на табак и специи. Отшатнувшись, он захлопнул дверь и самым позорным образом захотел побежать в спальню, прыгнуть в кровать и спрятаться под одеялом с головой.

Однако статус посла был пожалован Саиду аль-Бахраму не за знатность происхождения и не за глаза кроткой серны. Он довольно легко справился с испугом и стыдливо подумал, что та девушка, показавшаяся ему в рассветных сумерках чуть ли не самой Смертью, Бог знает что теперь подумает об арисланцах в целом и о нем, Саиде, в частности. А стыд терзал душу любого арисланца куда сильнее страха. Непременно нужно нагнать горничную и извиниться. И попытаться все же добыть кофе.

Саид вернулся в спальню, сменил шальвары на прямые криданские штаны, набросил рубашку и мягкую куртку сверху, и только потом вспомнил, что его туфли, прекрасный образчик криданского сапожного ремесла, остались в коридоре, куда слуга еще вечером выставил их для чистки и небольшого ремонта.

Саид вновь выглянул из номера, поискал глазами свою обувь. То, что он в итоге нашел, вызвало в нем сложные чувства: недоумение сменилось гневом, а гнев незаметно обернулся новым страхом. У дверей Саида аль-Бахрама стояла, сиротливо уткнувшись в стену носком, только одна, левая туфля.


Тайна пропавшей туфлиWhere stories live. Discover now