Приключения Тома Сойера.

Глава восьмая - Будущий храбрый пират

    Том сначала колесил по переулкам, сворачивая то вправо, то влево, и в конце концов оставил далеко позади ту дорогу, по которой ученики обычно возвращаются в школу. А потом побрел в гору – понуро и медленно. По пути он раза два или три перешёл вброд небольшой ручеёк, так как среди мальчишек существует поверье, будто таким образом они заметают за собою следы и ставят погоню в тупик. Через полчаса он уже миновал богатую усадьбу вдовы Дуглас, стоявшую на вершине Кардифской горы. Школа еле виднелась внизу – там, позади, в долине. Путник углубился в густой лес, пошёл, пренебрегая тропинками, в самую чащу и уселся на мху под развесистым дубом.
Здесь, в лесу, было тихо и душно. В мертвом полуденном зное умолкло даже пение птиц. Природа погрузилась в дремоту; её сон по временам нарушался лишь стуком дятла, доносившимся издали. И от этого стука лесная тишина казалась ещё более глубокой, а тоска одиночества – ещё более гнетущей. Сердце Тома терзала печаль, которая была в полной гармонии с окружавшей его природой. Он долго сидел в задумчивости, упершись локтями в колени и положив подбородок на руки. Ему казалось, что жизнь в лучшем случае – суета и страдание, и он готов был завидовать Джимми Годжесу, который недавно скончался. "Как хорошо, – думал он, – лежать в могиле, спать и видеть разные сны, во веки веков, и пусть ветер шепчет о чем-то в ветвях, пусть ласкает траву и цветы на могиле, а тебя ничто не беспокоит, и ты ни о чем не горюешь, никогда, во веки веков". Ах, если бы у него были хорошие отметки в воскресной школе, он, пожалуй, был бы рад умереть и покончить с постылой жизнью... А эта девочка... ну, что он ей сделал? Ничего. Он желал ей добра. А она прогнала его, как собаку, – прямо как собаку. Когда-нибудь, она пожалеет об этом, но, может быть, будет поздно. Ах, если бы он мог умереть не навсегда, а на время!
    Но в молодости сердца эластичны и, как их ни сожми, расправляются быстро. Тома незаметно захватили опять помыслы здешнего мира. Что, если он сию минуту пойдёт куда глаза глядят и таинственно исчезнет для всех? Что, если он уйдёт далеко-далеко, в неведомые страны, за моря, и никогда не вернётся? Каково почувствует себя Бекки тогда!.. Он вспомнил, как собирался сделаться клоуном в цирке, но теперь ему было гадко подумать об этом, ибо шутовство и паясничество и цветное трико в обтяжку показались ему унизительными в такое мгновение, когда его душа воспарила к туманным и величавым высотам романтики. Нет, он пойдёт в солдаты и вернётся домой через много лет, покрытый ранами и Славой. Или, ещё лучше, уйдёт к индейцам, будет охотиться с ними на буйволов, блуждать по тропе войны, средь высоких гор и бездорожных прерий Дальнего Запада, и когда– нибудь вернётся домой великим индейским вождём и в сонное утро, ощетинившись перьями, размалёванный, страшный, ввалится прямо в воскресную школу с диким воинственным кличем, от которого кровь стынет в жилах. Вот выпучат глаза его товарищи! Вот будут ему завидовать! Но нет, есть на свете ещё более великолепное поприще. Он будет пиратом! Да – да! Теперь он ясно видел перед собой свое будущее, озарённое неописуемым блеском. Его имя будет греметь во всём мире, заставляя людей содрогаться от ужаса. Как гордо он будет носиться по бурным морям на длинном, низком чёрном корабле "Демон бури", с чёрным зловещим флагом, развивающемся на носу корабля! И, достигнув вершины славы, он нежданно-негаданно появится в своем старом родном городишке и войдёт в церковь, загорелый, обветренный, в чёрном бархатном камзоле и в таких же штанах, с алой перевязью, в высоких ботфортах, а за поясом у него будут торчать пистолеты, сбоку – нож, заржавевший от пролитой крови, на голове у него будет мягкая шляпа с опущенными книзу полями, с развевающимся перьями, в руке – чёрное развёрнутое знамя, а на знамени – череп и скрещённые кости. И с каким восторгом, с каким упоением он услышит, как шепчутся вокруг: "Это Том Сойер, пират! Черный Мститель Испанских морей!"
    Да, решено! Он окончательно избрал свою дорогу. Он убежит из дому и начнёт новую жизнь. Завтра же утром он отправится в путь. Чтобы быть готовым в утру, необходимо приняться за дело сейчас же. Нужно забрать все своё богатство. Неподалёку лежало трухлявое дерево. Том подошёл к нему и начал карманным ножом "Барлоу" копать землю под одним из его концом. Скоро нож наткнулся на какой-то деревянный предмет, и Том по звуку, распознал, что внутри пустота. Он сунул туда руку и торжественно произнёс заклинание:
    – Чего тут не было, приди! А что тут есть, останься!
    Он соскоблил верхний слой земли, и внизу оказалась тонкая сосновая дощечка. Он поднял дощечку – под нею открылся аккуратный сделанный  тайник для сокровищ, дно и стены которого были выложены такими же дощечками. В тайнике лежал алебастровый шарик. Изумлению Тома не было границ. Он со смущенным видом почесал затылок:
    – Эге-ге! Вот так штука!
    Он с досадой отшвырнул шарик и стал размышлять. Дело в том, что его обмануло поверье, которое он и его товарищи принимали за непреложную истину. Если зароешь шарик, произнеся над ним необходимые заклинания, и в течение двух недель не будешь трогать его, а потом откроешь тайник с тем заклинанием, которое сейчас было произнесено, то вместо одного шарика ты найдёшь все, какие были когда-то потеряны тобою, как бы далеко ни, лежали они друг от друга. Но чуда не произошло, это ясно, и все, во что верил Том, было подорвано в корне. Он столько раз слышал об удачных попыток такого рода и никогда на слыхал о неудачных. Ему не пришло в голову, что он сам пробовал этот способ не раз, а потом никогда не мог найти места, где был закопан шарик. Он долго раздумывал и наконец решил, что тут вмешалась какая-то ведьма и разрушила чары. Но ему хотелось окончательно убедиться в этом, и, выискав чистенькое песчаное местечко, в центре которого было углубление в виде воронки, он лёг на землю, прильнул губами к самой ямке и проговорил:
                 Бук-букашка, расскажи мне, что я хочу знать
                 Бук-букашка, расскажи мне, что я хочу знать
    Песок зашевелился, оттуда на мгновение выполз чёрной жучок и тотчас же испуганно юркнул обратно.
    – Ага, не говорит! Значит, тут и вправду не обошлось без ведьмы. Я так и знал.
    Тому хорошо было известно, что с ведьмами тягаться никому не под силу, и он приуныл. Потом ему пришло в голову, что не худо бы найти хоть тот шарик, который он только что бросил, и он принялся терпеливо искать его, но ничего не нашёл. Он вернулся к своему тайнику и встал на то самое место, с которого только что бросил шарик, потом вынул из кармана другой и бросил его в том же направлении:
– Брат, поди сыщи брата!
Он заметил, где остановился шарик, и стал искать там, но не нашёл. Должно быть, второй шарик или не докатился, или залетел слишком далеко. Он попробовал ещё раз, другой, третий и наконец добился успеха: оба шарика лежали на расстоянии фута друг от друга.
В эту минуту с зеленой опушки донёсся слабый звук игрушечной жестяной трубы. Том быстро сбросил с себя куртку и штаны, опоясался одной из подтяжек, разрыл кучу хвороста за гнилым деревом, вытащил оттуда самодельные лук, стрелу, деревянный меч, а также жестяную трубу, мигом вооружился и в одной развевающейся рубашке помчался навстречу врагу. Под большим вязом он протрубил ответный сигнал, потом стал пробираться на цыпочках, настороженно оглядываясь по сторонам, и негромко скомандовал воображаемому отряду:
– Стой, молодцы! Останься в засаде, пока не затрублю!
Появился Джо Гарпер в такой же легкой одежде и тоже вооруженный с головы до пят. Том окликнул его:
– Стой! Кто смеет ходить по Шервудскому лесу без моего разрешения?
– Гай Гисборн не нуждается ни в чьём разрешении! Кто ты, который... который...
– "...смеет обращаться ко мне с такой дерзкой речью?" – поспешно подсказал ему Том, так как они оба говорили на память "по книге".
– ...который смеет обращаться ко мне с такой дерзкой речью?..
    – Кто я? Я – Робин Гуд, в чем скоро убедится твой презренный труп.
    – Так это ты, знаменитый разбойник! Воистину я буду рад помериться с тобою мечом за обладание дорогами этого веселого леса. Защищайся!
    Они выхватили деревянные мечи, бросили остальное оружие на землю, стали в боевую позицию, нога к ноге, я начался серьезный поединок во всем правилам искусства: два удара вверх и два вниз. Наконец Том сказал:
    – Ну, драться так драться! Поддай жару!
    Они так усердно "поддали жару", что оба запыхались и вспотели.
    – Падай же! Падай! – крикнул Том. – Почему ты не падаешь?
– Не стану я падать! Сам падай – тебе ведь хуже моего приходится.
– Ну так что ж? Это ничего не значит. Мне падать не полагается. В книге ведь не так – там сказано: "И он одним ловким ударом в спину поразил насмерть злосчастного Гая Гисборна." Ты должен повернуться и подставить мне спину, чтобы я мог ударить тебя.
Против такого авторитета возражать не приходилось: Джо повернулся, принял удар и упал.
– А теперь... – сказал Джо, поднимаясь на ноги. – Теперь дай мне убить тебя – это будет по совести.
– Да ведь так нельзя, этого в книге нет!
– Ну, это нечестно! Это, по-моему, подлость!
– Ну ладно, Джо, – ведь ты можешь быть монахом Таком или сыном мельника Мачем и пристукнуть меня дубинкой по голове. Или, хочешь, я буду шериф нотингемский, а ты Робин Гуд на одну минутку, и ты убьешь меня.
Это удовлетворило Джо Гарпера, и игра продолжалась. Затем Том опять сделался Робин Гудом и, по вине вероломной монахини, плохо ухаживавшей за кг запущенной раной, смертельно ослабел от потери крови, после чего Джо, изображавший собою целую толпу рыдающих разбойников, с грустью оттащил его прочь, вложил лук в его ослабевшие руки, и Том сказал: "Где упадёт эта стрела, там и похороните бедного Робина Гуда, под деревом в зеленой дубраве". Затем он пустил стрелу, откинулся назад и упал бы мертвым, но кругом оказалась крапива, и он вскочил с неподобающей покойнику прытью.
Мальчики оделись, спрятали доспехи и пошли прочь, сокрушаясь, что теперь нет разбойников, и спрашивая себя, чем могла бы современная цивилизация восполнить такой пробел. Оба утверждали, что предпочли бы лучше сделаться на один год разбойниками Шервудского леса, чем президентами Соединенных Штатов на всю жизнь.