Приключения Тома Сойера.

Глава одиннадцатая - Том испытывает муки совести

    Около полудня весь город был внезапно взбудоражен ужасной новостью. Не надо было и телеграфа, о котором в ту пору не мечтали, – весть эта переходила от человека к человеку, от толпы к толпе, от дома к дому с почти телеграфной быстротой. Разумеется, учитель отпустил школьников домой: весь город счёл бы странным, если бы учитель не догадался об этом.
Возле убитого нашли окровавленный нож, и, как рассказывали, кто-то признал, что нож принадлежит Меффу Поттеру. Говорили также, что ночью, часов около двух, один запоздалый горожанин, возвращаясь домой, видел, как Поттер умывался в ручье, и что Поттер, завидя его, тотчас же куда-то исчез, – обстоятельство подозрительное, в особенности умыванье: оно было делом весьма необычным для Поттера. Говорили также, что уже обшарили весь город, разыскивая "убийцу" (обыватели всегда очень быстро находят улики и выносят приговоры), но нигде не могли его найти. По всем направлениям разосланы верховые, и шериф "уверен", что преступника поймают до ночи.
Весь город устремился на кладбище. Том забыл освоен разбитом сердце и присоединился к толпе – не потому, что у него было такое желание, он предпочёл бы оказаться за тысячу миль, – но его влекла туда роковая, необъяснимая сила. Придя на это страшное место, он легко проскользнул вперёд и снова увидел то же мрачное зрелище. Ему казалось, что с тех пор, как он был здесь, прошла целая вечность. Кто-то ущипнул его за руку. Он оглянулся и встретился глазами с Гекльберри. Тотчас же оба стали смотреть в разные стороны, тревожно вопрошая себя, не заметил ли кто, как они переглянулись друг с другом. Но все были заняты разговорами и не отрывали глаз от ужасного зрелища.
"Бедный малый!", "Несчастный молодой человек!", "Вот урок похитителям трупов!", "Не миновать Меффу Поттеру виселицы, если его удастся поймать!", – слышалось со всех сторон. А священник сказал:
– Так судил Господь, тут десница Всевышнего.
Том содрогнулся с головы до ног, так как взор его упал на неподвижное лицо Индейца Джо. В этом мгновение толпа забурлила и подалась назад. Послышались крики:
– Это oн, он! Он идёт сюда сам!
– Кто, кто? – завопили двадцать голосов.
– Мефф Поттер!
– Смотрите, остановился... Следите за ним – он хочет уйти. Держите его, не пускайте!
Зеваки, сидевшие на деревьях над головой Тома, сообщили, что Мефф Поттер и не думает уходить – он только смущен и не знает, что делать.
   – Бесстыдная наглость! – заметил один из зрителей. – Пришёл, чтобы тихо и мирно полюбоваться своим злодеянием... не ожидал, что здесь будет народ.
    Толпа расступилась, и к могиле торжественно приблизился шериф, ведя Поттера за руку. Лицо несчастного сильно осунулось, и его глаза выражали мучительный страх. Когда он увидел убитого, он затрясся, словно его хватил паралич, закрыл лицо руками и заплакал.
    – Не я это сделал, друзья мои, – говорил он рыдая, – даю вам честное слово, не я...
    – Кто же тебя обвиняет? – загремел чей-то голос.
    Стрела попала в цель. Поттер поднял голову и осмотрелся вокруг с горькой безнадёжностью во взоре. Он увидел Индейца Джо и воскликнул:
    – Ну, Индеец Джо! Ты же обещал, что никогда...
    – Это ваш нож? – И шериф поднёс к самому его лицу орудие убийства.
    Поттер упал бы, если бы его не подхватили и не усадили тихонько на землю. Потом он сказал:
    – Что-то говорило мне, что если я не вернусь сюда и не найду... – Он вздрогнул и, безнадёжно махнув рукой, промолвил: – Скажи им, Джо, скажи им, – теперь уж нечего...
    Гекльберри и Том онемели от ужаса и, не отрывая глаз, глядели на бессердечного лгуна, когда он повёл свой хладнокровный рассказ об убийстве. Каждую минуту они ожидали, что вот-вот с безоблачного неба на его голову низвергнется молния, и дивились, почему так медлит божья кара. Когда же он и по окончании рассказа остался цел и невредим, у них возникло робкое желание нарушить клятву и спасти жизнь несправедливо обвинённого Поттера, но это желание увяло и скоро совсем исчезло, потому что им сделалось ясно, что этот негодяй Джо продал душу дьяволу, а с дьяволом шутки плохи: только сунься в его дела – и сгинешь навеки веков.
    Кто-то спросил Поттера:
    – Почему же ты не убежал? Зачем пришёл сюда?
    – Я не мог иначе... не мог! – простонал Поттер. – Я и хотел убежать, но сами ноги привели меня сюда!
    И он зарыдал опять.
    Через несколько минут на следствии Индеец Джо столь же спокойно повторил своё показание под присягой, и мальчики, видя, что небесные молнии так-таки не поразили его, окончательно убедились, что Джо продал себя сатане. Он вдруг сделался в их глазах самым интересным, хотя и самым страшным существом на земле, и не могли отвести от его лица зачарованных глаз.
    Про себя они решили следить за ним по ночам, когда представится случай, в надежде как-нибудь хоть мельком увидеть его ужасного повелителя – дьявола.
    Индеец Джо помог поднять с земли тело убитого и уложить в повозку, чтобы увезти его прочь. В толпе пробежал трепет: все стали шептать, что как раз в эту минуту из раны просочились капли крови. Мальчики подумали было, что эта счастливая случайность укажет толпе истинного убийцу, но им пришлось разочароваться, потому что многие тут же сказали:
    – Все это потому, что Мефф Поттер стоял в двух шагах от убитого.
    Страшная тайна и угрызения совести целую неделю не давали Тому спать по ночам, и однажды утром во время завтрака Сид сказал:
    – Том, ты так вертишься и так много болтаешь во сне, что я из-за тебя не мог уснуть...
    Том побледнел и потупил глаза.
    – Это дурной знак, – серьёзно сказала тетя Полли. – Что у тебя на уме, Том?
    – Ничего! Ничего особенного!
    Однако рука мальчика дрогнула так, что он пролил на скатерть свой кофе.
   – И мелешь ты все такой вздор, – продолжал Сид. – Нынче ночью ты, например, зарядил: "Это кровь, это кровь, вот что это е такое!" И опять, и опять, без конца. А потом: "Не мучьте меня так, – я скажу". Скажешь? Что такое ты скажешь?
    Все поплыло перед Томом. Трудно сказать, чем бы это могло кончиться, но, к счастью, тревожное выражение сошло с лица тёти Полли, и она, сама того не зная, пришла Тому на выручку. Она сказала:
    – Ох! Это все из-за того страшного убийства. Мне и самой оно снится чуть не каждую ночь. Иногда я вижу во сне, что убийца – я.
    Мэри сказала, что то же самое бывает и с ней. Сид, по-видимому, удовлетворился этим объяснением. Том поспешил уйти под первым благовидным предлогом и после этого целую неделю, притворяясь, что у него болят зубы, стягивал себе челюсть платком. Он не знал, что Сил нарочно не спит по ночам и нередко, ослабив его повязку и приподнявшись на локте, прислушивается к его словам и потом опять поправляет повязку. Душевная тревога Тома мало-помалу улеглась; зубная боль надоела ему и была отменена. Если Сид и вывел какие-либо заключения из отрывистых слов, произносимых его братом во сне, он оставил их при себе.
    Тому казалось, что его товарищи никогда не перестанут производить следствие над дохлыми кошками, – эта забава всякий раз напоминала ему о страшном событии. Сид поглядел, что в этой игре Том никогда не выступает в качестве главного следователя, хотя до сих пор Том очень любил, чтобы во всех играх первые роли предоставлялись ему. Сид точно так же подметил, что Том уклоняется от роли свидетеля; в этом была тоже какая-то странность. Не ускользнуло от Сида и то обстоятельство, что Тому вообще эти игры противны и что он уклоняется от них при малейшей возможности. Сид ломал себе голову над этими загадками, но не говорил ничего. Впрочем, подобные игры в конце концов вышли из моды и перестали терзать совесть Тома.
    В это печальное время Том чуть не каждый день, улучив удобную минуту, пробирался к маленькому решётчатому оконцу тюрьмы, в которой был заключён "убийца", и контрабандой приносил ему разные лакомства, какие удавалось добыть. Тюрьмой было невзрачное кирпичное зданьице, которое стояло у болота, на краю городка. Сторожа при ней не полагалось, да в ней и заключённых почти никогда не бывало. Эти маленькие подарки значительно успокаивали совесть Тома.
У обитателей городка было сильное желание наказать Индейца Джо за похищение трупов: вымазать его дёгтем, вывалять в перьях и вывезти из города верхом на шесте. Но он внушал такой страх, что не находилось никого, кто решился бы взять на себя в этом деле почин, а потому оно не состоялось. На обоих допросах метис начинал свой рассказ прямо с драки, не упоминая о предварительном похищении трупа; поэтом сочтено было за лучшее до поры до времени не привлекать его к суду.