Аромат лимонной мяты. Книга вторая.

ГЛАВА 7. Скелеты в шкафу

 Фрэнк Брайс в свое время действительно свалился с балкона: тут песня местных мальчишек не врала. С того самого балкона, который опоясывал Риддл-хаус на уровне второго этажа. Произошло это в по-летнему жарком апреле 1926 года, когда Фрэнку оставалась всего пара месяцев до его девятилетия.

Брайс вообще всю свою жизнь прожил в поместье Риддлов, за исключением того недолгого времени, когда во время Второй мировой его призвали в действующую армию. Мать Фрэнка работала в особняке кем-то средним между экономкой и кухаркой, а отец – мастером на все руки. Закупить, привезти, починить, вскопать, полить – все это входило в обязанности Брайса-старшего.

Впрочем, Брайсы не были единственной прислугой: довольно сложно обойтись в таком большом доме без горничной. Но вот горничные в Риддл-хаус как раз и не задерживались, меняясь с завидным постоянством. Молоденькие и в большинстве своем хорошенькие, они то выскакивали замуж и беременели, то к неудовольствию миссис Мэри Риддл начинали строить глазки сначала ее супругу, а затем и ее подросшему сыну – Тому. Но если за поведение и нравственность умеющего держать себя в руках мистера Риддла она была спокойна, то Том, выросший исключительным красавчиком и, по слухам, перепортивший добрую половину девиц графства, беспокоил.

Ну не улыбалось миссис Риддл в один пасмурный и дождливый день обнаружить на собственном пороге какую-нибудь деревенскую красотку с лезущим на нос животом и пропорционально растущими вместе с этим самым животом претензиями в адрес ее сына. Еще больше ей не хотелось провоцировать Тома на подвиги в собственном доме. Тем более что будущее его уже определилось: он был помолвлен с девушкой по имени Сесилия.

Земли этой очаровательной юной особы, довольно обширные, но заложенные, граничили с владениями Риддлов, которых, надо сказать, не слишком смущало, что после свадьбы сына им придется выплачивать долги новоявленных родственников. Ведь у Сесилии было одно несомненное достоинство, с лихвой перекрывающее все возможные издержки: она была единственной дочерью престарелого барона Ч...тона. А весьма обеспеченным, можно даже сказать, богатым, Риддлам для полного счастья не хватало сущей малости – наследуемого титула.

Несмотря на все свое состояние и солидный вес в местном обществе, они были всего лишь эсквайрами, поэтому женить сына на разорившейся баронессе, обеспечив будущим внукам дворянство с солидной историей, было куда проще, дешевле и почетнее, чем купить новый, ничего ни для кого не значащий титул. Ч...тонов подобный расклад тоже устраивал более чем: ведь в этом случае они не только расплачивались с долгами, но и получали возможность сохранить собственную фамилию.

Однако для того, чтобы все эти планы воплотились в жизнь, Тому в период жениховства следовало вести себя весьма и весьма аккуратно. В конце концов, он был не единственным представителем местного джентри(1), претендовавшим на руку Сесилии. Да, самым богатым, что стало главным аргументом в его пользу в глазах потенциального тестя. Да, самым красивым, что определило все для юной и трепетной невесты. Но не единственным – увы! Соседи тоже дураками не были и, что те шакалы, ждали малейшей оплошности со стороны Тома, чтобы с криком «Акелла промахнулся!» вырвать из зубов Риддлов столь ценную добычу.

В общем, учитывая расклад, миссис Риддл взяла сына в оборот. Том, надо отдать ему должное, все прекрасно понял и поклялся прекратить загулы в родном графстве, а его мать со своей стороны обещала сыну нанять в дом что-нибудь этакое, на что в здравом уме и твердой памяти не бросится ни один нормальный человек.

Задача оказалась не из простых: все же внешность для девушек обычно важна, поэтому откровенные страшилы миссис Риддл не встречались. В течение тех полутора лет, что Том ухаживал за Сесилией, приглашая ее то на пешую, то на конную прогулки, горничные разной степени смазливости продолжали сменять одна другую, пока наконец в феврале 1926 года к Мэри, решившей после воскресной службы прогуляться по Литтл Хэнглтону, не подошло истощенное и косоглазое нечто с бледной, почти желтой кожей, одетое в странный застиранный до бесцветности плащ, и робко не поинтересовалось, а не вакантно ли сейчас место горничной в Риддл-Хаусе.

Звали это самое нечто Меропой Гонт.