Don't touch me.

Part 17. Гости.

   Стоит Чимину открыть дверь и войти внутрь, как мама принимается радостно верещать, завидев Чона на пороге. На посторонний голос в коридор выглядывает отец и с удивлением, но и в тоже время с толикой радости в глазах пожимает брюнету руку, здороваясь и интересуясь самочувствием. Чимин следит за этим со скептическим взглядом, думая, что привёл домой живую игрушку для родни, и уходит поскорее оттуда, собираясь заварить чай и немного расслабиться.

После беготни и старых воспоминаний, не ушедших до конца, голова всё ещё трещит и отдаётся усталостью в теле. Чимин заваривает травяной чай, помня, что мама его обычно всегда приносит ему, когда Пак чувствует себя нехорошо, и, подумав, заваривает ещё и Чону, после осторожно присаживаясь на стул. У него немного разбитое состояние, много несвязанного и сумбурного в голове, а ещё непонятная растерянность, смешавшаяся с рассеянностью из-за ушедшего адреналина. Он парится о том, о чём париться не должен, и в то же время совершенно не думает о том, что ему сейчас нужно объяснить. Например, с чего вдруг он позвал Чона к себе домой на ночь. Он даже забывает о том, что его мама непременно это спросит, всё витая где-то там, где не нужно, и не замечает совершенно, когда на кухне оказывается уже не один.

— Я сказал твоей маме, что мы просто загулялись. Думаю, ей не стоит знать о том, что было. — Чонгук садится на свободный стул и бросает на Пака короткий взгляд, пододвигая к себе чашку с чаем и благодарно кивая. — Спасибо.

— Будем надеяться, что она поверила.

— Ты себя хорошо чувствуешь? Взгляд потерянный. — Чонгук смотрит внимательно и глаза подозрительно щурит, разворачиваясь к Чимину полностью. — Чимин?

— А? Всё в порядке, не переживай. — Пак коротко улыбается, вновь пряча взгляд и смотрит будто сквозь, сжимая чашку в руках и почти не чувствуя насколько она горячая. Чонгук следит за этим пару секунд, тяжело вздыхает и встаёт с собственного места, подходя к Мину и вытаскивая чашку у него из рук, после садясь перед ним на корточки.

— Тебе будет легче, если ты расскажешь о том, что тебя беспокоит? — Чонгук облокачивается руками о коленки и заглядывает в глаза, ловя в них удивление вперемешку с чем-то ещё. С тем, о чём Чимин так напряжённо думает.

— Нет.

— Но разве держать всё в себе правильно?

— Привычно. — Чимин тяжело вздыхает. — Я никогда никому ничего не рассказываю, Чонгук.

— А раньше? Раньше тоже не рассказывал?

— Если только не всё... Некоторые вещи ты не расскажешь даже самому близкому человеку.

— А знаешь почему? Потому что ты не веришь ему так, как думаешь. Это нормально делиться своими проблемами с теми людьми, в которых ты хоть каплю уверен. Им есть дело до того, как ты живёшь и как себя чувствуешь, и если тебе кажется, что это не так, то ты либо ошибаешься в них, либо это не твои люди. Мы все зачастую придумываем себе то, чего нет, просто боясь обжечься, особенно, если когда-нибудь уже обжигались. Просто прекрати мыслить стандартно, что нет больше в людях доброты и совести, она есть, просто все её теперь боятся показывать.

— Я не боюсь обжечься, Чонгук, я уже столько раз это делал раньше. Это сложно просто, вот и всё. Когда ты начинаешь держать всё в себе, то к этому быстро привыкаешь.

— Расскажи мне, Чимин. С этого и начнёшь отвыкать. — Чонгук смотрит внимательно, но взгляд добрый и искренний — Чимин видит в отражении глаз желание помочь и выслушать. Паку всегда кажется, что когда ты кому-то рассказываешь что-то своё, то ты теряешь часть себя, ведь это уже становится не только твоим. Но человек слишком маленький, ему незачем держать некоторые вещи в себе, они только вредят. Плюс, если ты расскажешь кому-то что-то своё, то в ответ можешь приобрести чужое, доверенное уже тебе. А когда тебе доверяют, и ты доверяешь в ответ — бесценно.

— Пойдём в комнату, Чонгук. Я не хочу беспокоить родителей. — Чимин судорожно выдыхает, выпрямляясь и дожидаясь, пока Чонгук встанет, и медленно идёт к своей комнате, выкрикивая, что они, наверное, спать лягут — Чону завтра с утра на работу.

— Вообще мне завтра с утра сначала в универ, но сути это особо не меняет: мне всё равно рано вставать. — Чонгук тихо смеётся, мягко садясь на кровать Мина, и следит за его действиями взглядом. Чимин роется в шкафу, достаёт матрас, подушку и одеяло с постельным бельём, раскладывая всё аккуратно на полу, и снова подходит после к шкафу, принимаясь искать подходящую Чону одежду.

— Так, может, тогда просто ляжешь спать?

— Сначала ты мне расскажешь всё, а потом лягу.

— Как знаешь.

Чимин выуживает оттуда самую большую свою футболку и старые растянутые спортивки, вечно падающие с него. Чимин не парится по поводу одежды, потому что сам носит вещи на два-три размера больше него, никогда не прося купить их своего размера, поэтому Чону всё должно подойти. Чонгук благодарно кивает и принимается стаскивать с себя одежду, вынуждая Чимина отвернуться и почувствовать себя неловко. Чимин давно не переодевался ни с кем в одной комнате.

У Чонгука подтянутое красивое тело, Чимин скользит по нему быстрым взглядом, просто интересуясь, и грустно хмыкает, вспоминая своё. Когда-то у Чимина было такое же, только сейчас Пак спортом не занимается и все свои мышцы растерял. Впрочем, Чимину на такие вещи всё равно: он уже давно не парится по поводу своего внешнего вида. Шатен тоже стягивает с себя толстовку, заодно цепляя и кофту следом, и тянется к своей домашней футболке, наклоняясь к ней.

— Какой ты худой, боже... — Чонгук удивлённо смотрит на замеревшего Пака, поражаясь его худобе. — Я могу рёбрышки сосчитать, мне кажется.

— Не преувеличивай, я не настолько худой. — Чимин фыркает, быстро натягивая футболку на себя, — У меня они не торчат так сильно, всего пару костей выпирает.

— Ты очень худой, Чимин. Ты хоть ешь что-нибудь?

— Ем, конечно. Чонгук, послушай, если у тебя подтянутое тело, это не значит, что...

— Успокойся, я просто волнуюсь. Под всеми этими объёмными слоями одежды ты не кажешься настолько худым.

— Не волнуйся, я чувствую себя со своим телом прекрасно.

— Всё равно надо сказать твоей маме, чтобы кормила тебя чаще. — Чонгук смеётся, получая убийственный взгляд, и удобнее устраивается на разложенном матрасе, скрещивая ноги и укладывая локти на коленки. — Я не отвяжусь, Чимин. Что с тобой происходит?

— Это долго и нудно, и вообще я не должен тебе рассказывать. — Чимин садится на свою кровать, переодевшись полностью в домашнюю одежду, и тоже скрещивает ноги, устало смотря на Чона. — Ты вытягиваешь из меня информацию без моего желания.

— Если ты не хочешь рассказывать, я не буду настаивать, ты чего. — Чонгук удивлённо моргает, не понимая, когда это он успел надавить, и примирительно улыбается. — Я просто предложил тебе поделиться.

— И я вроде как уже согласился... — Чимин тяжело вздыхает и кивает самому себе, опуская голову. — Вообще... я не то чтобы это никому не рассказывал, но тебе уже начинал. Тогда в лифте, если помнишь. Те парни напомнили мне того алкаша, что пристал ко мне в подворотне, из-за этого я постоянно и возвращаюсь к прошлому — события сами лезут в голову.

— Тебя оно всё ещё беспокоит? Ну, прошлое.

— А не должно? Пойми, Чонгук, даже если я вылечусь от фобии, это не значит, что расстанусь с прошлым. Оно было и в моей памяти отложилось навсегда.

— Я не это имел в виду. Тебя мучают кошмары, связанные с ним?

— Иногда. Бывает, что накатывает просто так, бывают предпосылки, как сегодня. Что-то начинает идти не так, отчего всё старое снова просыпается. Так что если сегодня ночью проснёшься от моего крика, то извини.

— Доходит даже до такого?..

— Очень редко уже, но я просто предупредил. Когда только это всё произошло впервые, то было постоянно...

— И что тебя обычно спасает от них?

— Ничего. Хотя сегодня, когда я уснул в машине, то помогло взявшееся откуда-то тепло, оно всё как-то убрало. Я, правда, без понятия, откуда оно могло взяться, если только... О, нет, Чонгук, только не говори, что...

— Ты сам на меня упал, когда уснул, я насильно к тебе не лез. — Чонгук хмыкает и вскидывает руки, наблюдая за медленно краснеющим Чимином. — Но зато я понял: если тебя будут мучить кошмары, мне нужно лезть к тебе обниматься.

— Чонгук! — брюнет смеётся в ответ, а Чимин не знает, как убрать раскрасневшиеся щёки, чувствуя ужасную неловкость внутри.

— Но помогло же!

— Ты представь, что было бы, если бы я проснулся?..

— Ничего. Тебе было приятно во сне, так что не думаю, что если бы ты открыл глаза, то начал тут же задыхаться. Ты бы попросту почувствовал неладное уже во сне.

— Но всё же... Аккуратнее, Чонгук.

— Это уже к тебе скорей относится. — Чонгук снова смеётся, а Пак в ответ закатывает глаза и стаскивает плед с кровати, откидывая его в ноги и забираясь под одеяло.

— Спокойной ночи, Чонгук.

— Ты обиделся? Эй!

— Нет, просто кому-то рано вставать, а я всё уже рассказал.

— Не всё, я уверен, но ладно. Спокойной ночи, Чимин.

Чимин кивает и отворачивается от Чона, ложась к нему спиной и закрывая глаза. Чонгук возится какое-то время, но всё-таки затихает и, кажется, что даже засыпает. Но так кажется только Чимину, потому что:

— А отвернулся ты от меня специально?

— Чон Чонгук, спи уже!

— Значит, специально. А не боишься? Вдруг я приставать начну?

— Тебе Юнги шею свернёт. Нет, сначала мои родители, а потом Юнги.

— Прости, но Юнги звучит опаснее...

— Вот именно, так что спи.

Чимин глубоко вздыхает, снова расслабляясь и собираясь уснуть. Он слышит лёгкое дыхание Чона и успокаивается, думая, что тот тоже решил, наконец, успокоиться и лечь спать. Но...

— Чимин.

— О, боже...

И Пак успевает пожалеть об этой ночёвке раз сто, пока они, наконец, не засыпают. Но сначала пожалеть, а потом уже уснуть с этой мыслью.