Небо и земля

11

Всю ночь Крум проспал как убитый, будучи совершенно разбит после ночного происшествия. Проснувшись же, он вышел на палубу позже всех и по пути в Хогвартс мышью молчал на любые расспросы одноклассников, о чём бы они у него ни спрашивали. Всё его тело до сих пор ныло от вчерашнего падения. В голове же теснились самые разнообразные мысли, варьируясь от тяжёлых до неожиданно лёгких. Кто напал на него вчера? мистер Крауч или всё-таки кто-то другой? И почему Каркаров так взбеленился, что посмел напрямую оскорбить Дамблдора? Только одна мысль грела Виктору душу — сознание того, что Гермиона говорила ему правду, которую Гарри только подтвердил. Крум с удивлением находил, что вся ревность, временами терзавшая его в прежние месяцы, испарилась как по мановению волшебной палочки. Теперь ему хотелось встретиться с Гермионой и пояснить, что к нападению на Крауча он не имеет никакого отношения и тем более не хотел причинять вреда Гарри. Сделать это удалось после завтрака: Гермиона, поймавшая за столом красноречивый взгляд Виктора, попросила Гарри и Рона идти на урок без неё. Когда дурмстранговцы выходили из Большого зала, Крум нарочно замешкался и отошёл в укромный уголок, где его и поджидала гриффиндорка. — Ты хотел поговорить? — спросила она. — Да. Хермивона, ты ведь уже знаешь, что произошло вчера в Запретном лесу? — Конечно. Гарри мне всё рассказал. Мы с ним и Роном весь завтрак только об этом и говорили. — И что же они считают? — Рон высказал предположение, что ты сам мог напасть на Крауча, а потом для отвода глаз ударить себя сногсшибателем. Звучит как бред, не находишь? — Нахожу, разумеется. Кто бы до такого додумался? — ухмыльнулся Крум. — А что сказала ты, Хермивона? — Я изначально знала, что ты не виноват, Виктор. Тебя мог оглушить либо сам Крауч, либо кто-то другой, кого вы не видели. Так я и сказала. В груди у Крума разлилось неимоверное облегчение. Гермиона верит в его невиновность!.. Сам себе же он показался сущим дураком, раз так долго не верил ей по поводу её отношений с Гарри. Девушка тем временем решила уже уходить на урок, но Виктор схватил её за руку: — Прости меня, Хермивона! — За что? — удивилась она. — За то, что вчера не поверил тебе полностью. Я ведь именно за этим и отвёл Гарри к Запретному лесу. Чтобы… узнать, что связывает его с тобой. Ну, с его стороны. — И что же он тебе сказал? — усмехнулась гриффиндорка. Само собой, она уже прекрасно об этом знала, но ей хотелось убедиться в честности Виктора. — Что вы с ним просто друзья, — выдавил Крум, покаянно склонив голову. — А я тебе не верил… Ведь если б не моя ревность, на меня бы вчера не напали. Прости, Хермивона. Он ожидал, что Гермиона может рассмеяться и уйти, но вдруг ощутил, как её ладонь легла на его руку. — Я прощаю тебя, Виктор. Но и ты тогда прости меня. — А тебя-то за что? — Крум вскинул голову. — Ты же ни в чём не виновата! — Просто… — Гермиона явно была смущена, — теперь мы не сможем видеться так же часто, как раньше. До третьего состязания остался всего лишь месяц, а Гарри до сих пор не владеет многими боевыми заклятиями, которые могут ему пригодиться в лабиринте. Я должна помочь ему. — Хорошо, — согласился Виктор с горечью в голосе. — Я тоже буду тренироваться. Но ты ведь сумеешь иногда находить свободную минуту? — Постараюсь, — Гермиона неожиданно обняла Крума, заставив того застыть на месте, а потом, отстранившись, побежала на первый урок — превращения. Виктор проследил за ней, пока она не скрылась за углом, и пошёл гулять… к Запретному лесу. Ему хотелось потщательнее изучить место давешнего происшествия. *** Тайна исчезновения мистера Крауча так и осталась тайной, но Крума это больше не напрягало. Весь июнь он упорно упражнялся, отрабатывая боевые заклинания, которым учеников обучали в Дурмстранге. Некоторые были даже темномагическими. Впрочем, Виктор использовал их крайне редко, поскольку, будучи все эти годы прилежным и успевающим учеником, люто ненавидел тёмную магию и старался использовать исключительно светлую. В итоге за три недели он освежил в памяти все необходимые заклятия и стал чувствовать себя вполне готовым к столь ответственному состязанию, как прохождение неведомого лабиринта. Занята была и Гермиона, целыми днями обучавшая Гарри сногсшибальному заклятию и помеховой порче. Но и среди большой занятости они умела выкроить хоть вечер для очередного свидания у озера, посылая Виктору сову с привычной краткой запиской. Это были летние, тёплые, лунные вечера — сладкие вечера любви! Гермиона сидела на берегу озера, а Крум, лёжа на траве у её ног, рассказывал ей древние сказания о Дурмстранге. И рука девушки покоилась на его голове, гладила его взъерошенные чёрные волосы. — Скажи мне, Виктор, — спросила однажды Гермиона, — не удивительно ли, что я полюбила тебя так внезапно? Я теперь припоминаю всё, и мне кажется, что я стала принадлежать тебе с самой первой минуты, когда не успела ещё по-настоящему познакомиться с тобой, а только услышала твой голос в библиотеке. Чем ты так пленил меня, Виктор? И Крум, тихо склонившись головой к плечу Гермионы, ласково улыбнулся и ответил: — Сотни девчонок до тебя, Хермивона, задавали мне этот вопрос, но их всех пленяла только моя спортивная слава. Как человек я никому из них не был интересен. — Да, — сказала гриффиндорка задумчиво, — может быть, и правда, что до тебя им не было никакого дела. Но мне… Знаешь, Виктор, сегодня во время обеда я чувствовала запах моря и дерева. Но ты вышел из-за слизеринского стола, и этот запах тут же исчез. Я часто думаю и не могу понять: разве я могла по-настоящему любить кого-нибудь другого, кроме тебя? — А я — кроме тебя, Хермивона! Каждый день я благодарю судьбу, что она послала тебя на моём пути. — Я помню, как мы впервые сидели в библиотеке и ты положил свою руку поверх моей. Огонь побежал по моим жилам; голова у меня закружилась. Я сказала себе мысленно: «Неужели это сам Виктор Крум сидит и разговаривает со мной?» — Я помню, Хермивона, как обернулась ты на мой зов. Ты никогда не теряла голову при виде меня, и именно это меня и покорило. Я привык, что юные ведьмы сходят по мне с ума. Но ты, Хермивона… ты оказалась совсем другой, нежели все те. Осиянные закатными лучами солнца, они забывали о времени, о месте; и вот проходили часы, и они с удивлением замечали, как над озером всходила яркая луна. Также сказала однажды Гермиона: — Виктор, ты был предметом интереса бесчисленных девиц, и многие из них, наверно, были гораздо краше и любвеобильнее меня. Мне иногда даже стыдно становится, когда я подумаю о себе, маглорождённой гриффиндорской заучке, которую все слизеринцы обзывают грязнокровкой. Но, касаясь губами её губ, Крум говорил с бесконечной любовью и благодарностью: — Ты не грязнокровка, Хермивона. Для меня ты гораздо чище их. Ты честна и щедра в любви. Фанаты лебезят передо мной; и фанаток на меня всегда вешалось без числа, но ты — единственная моя, прекраснейшая из девушек. Каждый может влюбляться десятки раз, но лишь один раз он любит. Тысячи поклонниц думают, что они меня любят, но только ты полюбила именно меня, а не мои успехи или познания в квиддиче. И когда ты согласилась пойти со мной на Святочный бал, в мыслях я от души благодарил тебя, столь милостивую ко мне. Жадно внимала ему Гермиона, и когда он замолкал, тогда среди тишины сумерек смыкались их губы, сплетались руки. И когда любовная усталость окружала голубыми тенями прекрасные глаза гриффиндорки, она говорила Круму с нежной улыбкой: — Я люблю тебя ужасно. *** Двадцать третьего июня Виктор отрабатывал в своей каюте Раскидальное заклятие, после каждого опыта восстанавливая разбросанные и разбитые вещи. Но когда он устал и вышел на палубу развеяться, рядом откуда ни возьмись появился Каркаров. — Завтра двадцать четвёртое июня… — начал он отвлечённо. — Я помню, профессор, что завтра третье состязание, — ровным тоном отвечал Крум. — Вы это хотели мне сказать? — Не совсем, Виктор, — Каркаров потеребил пальцами бородку. — Состязание начнётся вечером, после ужина, а после завтрака для чемпионов состоится встреча с близкими, которые приедут их поддержать. Ты должен будешь зайти в ту самую комнату за Большим залом. — Правда? А кто ко мне приедет? — Крум аж в лице переменился. — Твои родители, разумеется, — усмехнулся директор. — Я им только что лично послал сову. Надеюсь, ты их… не разочаруешь. Готовься, Виктор, не посрами честь Дурмстранга. С этими словами он пошёл дальше по кораблю. Некоторое время Крум растерянно хлопал ресницами ему вслед. От него не укрылась пауза, с какой Каркаров произнёс: «не разочаруешь». Неужели в этих словах таился намёк не только на третье состязание Турнира, но и на отношения с Гермионой? Виктор помнил презрительные взгляды и реплику, которой Каркаров одёрнул его на Святочном балу, когда он рассказывал Гермионе про Дурмстранг. Выходит, директор совершенно не одобряет его связь с «грязнокровкой»… Дальнейшие мысли, однако, были уже полегче. Отец и мать Крума происходили из древних чистокровных болгарских родов и никогда об этом не забывали. Сам Виктор тоже ни на минуту не забывал, что он чистокровный. Но его родители никогда не кичились своим происхождением и относились к любому колдуну или ведьме абсолютно беспристрастно, невзирая на статус крови. Вспомнив это, Крум несколько успокоился. Может, Гермиона им всё-таки понравится?.. *** На следующее утро Крум был необычно нервозен и завтрак ел торопливо, постукивая ложкой по тарелке. Каждую минуту он вскидывал голову и смотрел то на Гермиону, то на дверь в заднюю комнату. Он видел, как Гермиона о чём-то взбудораженно говорила с Роном и Гарри, а потом вдруг хлопнула себя по лбу, явно что-то сообразив, и ринулась к выходу из Большого зала. Виктор очень удивился, но тут заметил, что зал постепенно пустеет. У Седрика и Флёр сделался крайне многозначительный вид; они почти одновременно поднялись из-за столов «Хаффлпаффа» и «Равенкло» и направили свои стопы в ту самую комнату. Поспешно доев заказанную попару (популярное в Болгарии, Сербии, Черногории и Македонии блюдо, сделанное со старым или свежим нарезанным хлебом и пропитанное молоком, чаем или горячей водой. — Прим. авт.), Крум тоже встал и косолапо проследовал вслед за ними. Сразу за дверью он чуть не столкнулся с мужчиной и женщиной, в которых сразу опознал родителей Седрика — тот, остановившись прямо перед Виктором, бросился к ним. На другом конце комнаты Флёр уже о чём-то жизнерадостно щебетала со своей матерью — такой же красавицей, как она сама. За руку Делакур-старшей держалась маленькая Габриэль. У камина стояли невысокая полная женщина и стройный юноша выше её ростом на добрых полторы головы; оба имели ярко-рыжие волосы, по которым можно было сразу понять, что это мать и сын. «Должно быть, к Поттеру», — подумал Крум отстранённо, потому что двое других его соперников уже болтали с родными. И тут из угла раздался громкий, уверенный голос: — Виктор! мы здесь! Это было произнесено по-болгарски. Виктор повернулся в угол комнаты и увидел своего отца, стоявшего под руку с матерью. Окликнул его именно отец, который и с внешней стороны сразу привлекал к себе внимание. Бранимир Крум был человек лет сорока, высокий, черноволосый, несколько узкоплечий, с вытянутой головой и крепкими жилистыми руками. Лицо у него было скуластое, с очень высоким лбом, отчего чёрные глаза взирали на мир из узковатых щелей. Длинный, немного крючковатый, точь-в-точь как у его сына нос чуть загибался к русым усам и вместе с нижней губой, которая казалась пренебрежительно оттопыренной, придавал лицу выражение насмешливое и неприятное. Но его живые, блестящие глаза несколько скрашивали это топорное лицо; а когда он улыбался, оно принимало выражение добродушно-умное, но какое-то хитроватое. — Папа, мама, привет! — радостно воскликнул Виктор, тоже перейдя на болгарский, и бросился к ним. — Здравствуй, сынок, — отец крепко обнял его и поцеловал в макушку. Потом Виктор высвободился из его рук и обнялся с матерью. — Привет, Виктор. Ну, как ты тут? Всё ли хорошо? — начала она расспрашивать. Райна, жена Бранимира, тоже имела запоминающуюся внешность. Высокого роста, стройная, с приятным и красивым лицом, с огромной копной чёрных волос, она двигалась плавно, голову держала высоко, и это придавало её фигуре гордую и смелую осанку. Очень хорош был взгляд её зелено-карих глаз, красиво оттенённых бровями вразлёт. Этот взгляд, спокойный и умный, как-то сразу вызывал почтительное чувство к этой женщине, возбуждая у каждого желание понравиться ей. Всегда красиво-ласковая, всегда приветливая, она умела как-то особенно улыбаться: спокойной бодростью духа веяло на человека от этой улыбки. Голос у неё был мягкий, грудной, но она говорила немного, кратко, и в каждом слове её чувствовалась искренность прямой и несложной души. — Да, всё хорошо, мам, — ответил юноша. — Вечером уже будет третье, последнее, состязание, но к нему я подготовился. — А как прошли два первых? — тут же уточнил мистер Крум. — Ты хотя бы на каком месте? — На втором. Передо мной два чемпиона от Хогвартса — Седрик Диггори и Гарри Поттер, у них по восемьдесят пять баллов. А у меня восемьдесят. — Ну, пять баллов — отрыв совсем небольшой… Молодец, Виктор! — похвалил Крум-старший и вдруг осёкся: — Погоди, ты сказал — два чемпиона? Но ведь по правилам от каждой школы должно быть только по одному! — Просто это такая запутанная история… — и сын принялся рассказывать о том, как Гарри Поттер ни за что ни про что был выбран четвёртым чемпионом и чем это всё обернулось. По мере рассказа Райна и Бранимир только удивлённо вздыхали и качали головами. Поведение Каркарова они, как и Виктор, тоже не одобрили. Наконец, когда тот сказал, что с того дня Гарри стал полноправным участником Тремудрого Турнира, отец промолвил: — Ну ладно, Виктор!.. Что мы всё о хогвартских чемпионах толкуем? Лучше расскажи о двух первых состязаниях, как ты их проходил. Ты же тоже был хорош, верно? — Да, был. А в первом состязании вообще выиграл! — улыбнулся юноша. — Молодец! — миссис Крум опять обняла его на радостях. — Только что мы всё стоим тут да стоим?.. Может, сводишь нас на экскурсию, а, Виктор? По пути всё и расскажешь… — Да, конечно, — спохватился Виктор, и они вместе направились к выходу из комнаты. При выходе они столкнулись с семьёй Диггори, и Седрик радушно кивнул своему сопернику, получив в ответ такой же кивок. Виктор очень приятно провёл утро, разгуливая по залитому солнцем двору Хогвартса вместе с родителями. Он показал им шармбатонскую карету и Чёрное озеро, на воде которого стоял, как скала, корабль его собственной школы. Миссис Крум очень заинтересовалась Дракучей ивой, а мистер Крум был в восторге от Запретного леса. И оба они с живейшим участием выслушали обстоятельную повесть сына о первом и втором состязании. Виктор без утайки поведал о том, как справился с китайским огнешаром, а также о невероятно заворожившем его полёте Гарри Поттера. И глубин Чёрного озера коснулся его рассказ — Райна и Бранимир только диву давались, слушая о частичном превращении в акулу и о приключениях под водой. Только об одном Виктор умолчал: кого именно ему пришлось спасать из озера. Ведь он ни словом не упомянул Гермиону. За всю жизнь у него, избалованного славой, ещё не было девушки, и родители уже к этому привыкли, потому что Виктор не раз им говорил, что ждёт ту, кто сможет полюбить его по-настоящему и не будет обращать внимания, насколько он известен и популярен между любителями квиддича. Но сказать всё равно пришлось бы, поэтому к моменту, когда пора было идти в замок на обед, Крум вёл себя гораздо беспокойнее, чем за всё время прогулки. И только они зашли в вестибюль Хогвартса и направились в Большой зал, как вдруг из одного коридора послышались торопливые шаги и прямо навстречу Крумам вышла… Гермиона. — О, Виктор, ты здесь? Привет! — воскликнула она и хотела было обнять его, но парень мягко отстранился и жестом показал, что идёт не один. Увидя за его спиной ещё двух незнакомцев, Гермиона стушевалась и замерла на месте, с интересом их рассматривая. Крум растерянно обернулся к родителям. — Это твоя знакомая, сынок? — спросила миссис Крум. — Ну… да… то есть не совсем… — засмущался Виктор и даже потупил голову. — Это моя девушка, Хермивона. Она со здешнего факультета «Гриффиндор». — Как-как?.. — запнулся мистер Крум. — Как ваше имя? — спросил он на пробу у самой гриффиндорки. — Гермиона Грейнджер, — ответила та. — Очень приятно, — кивнул отец Виктора, хотя такое имя и такая фамилия показались ему крайне сложными. — Очень, очень приятно! Будем знакомы. Меня зовут Бранимир Крум, а это моя жена Райна. И он протянул Гермионе руку, как настоящий аристократ. Та пожала её с некоторой неловкостью. Рука была тёплой, крепкой и широкой. «Наверно, у Виктора со временем будут такие же», — мелькнуло в мыслях девушки. — Вы приехали поддержать Виктора перед последним состязанием? — осведомилась она. — Да. Мы ненадолго, всего на один день, — объяснила миссис Крум. Какое-то время все четверо молчали, неловко переглядываясь и переминаясь с ноги на ногу. Наконец Виктор нарушил молчание: — Мам, пап, я познакомился с Хермивоной в библиотеке, куда зашёл пригласить её на Святочный бал. Она была моей партнёршей на этом балу. И это её я спасал со дна озера во втором состязании. — Да?.. Любопытно, — протянул мистер Крум. — А вы тоже интересуетесь квиддичем? — Да нет, пап, ты чего! — одёрнул его Виктор прежде, чем Гермиона успела ответить отрицательно. — Хермивона вообще не любит квиддич. Поэтому я её и пригласил. Она чуть ли не единственная, кто не увивался за мной, как фанатки. — И мы с Виктором прекрасно поладили, — добавила Гермиона. — У вас замечательный сын, мистер Крум. — Спасибо за комплимент, — искренне поблагодарил мужчина. — Но он сказал, что вы — его девушка… — Да, я люблю Хермивону, — Виктор взял гриффиндорку за руку, всем своим видом выражая готовность отстаивать свои чувства. — Она не понравилась профессору Каркарову из-за того, что она маглорождённая, но для меня это не имеет никакого значения. — Маглорождённая?.. — переспросила миссис Крум. — Что ж, это и правда не имеет значения. Неважно, каким человек родился, а важно, каким он стал, — ты же помнишь, Виктор? — Вы правда так думаете? — Гермиона была несказанно удивлена такому суждению. — А у нас так считают далеко не все. — Это глупо, — убеждённо заявил мистер Крум. — Можно быть хоть чистокровным, хоть полукровкой или маглорождённым… Можно быть любым. Но душу и сердце за статус крови не купишь. И я, признаться, очень рад, что у моего сына появилась достойная девушка. «Вот подлинный аристократ!» — подумала Гермиона, глядя на него с огромной благодарностью в глазах. Странная и специфическая внешность этого человека, чем-то похожего на Каркарова, больше не казалась ей неприятной. Она ощутила симпатию и к нему, и к его жене, согласно кивавшей головой во время речи мужа. Но обеденное время уже наступило, и гриффиндорка спохватилась: — Извините, мне пора бежать. Было приятно с вами познакомиться. — И нам было приятно, мисс Хермивона… — Крум-старший опять запнулся, — с какой-то невероятно сложной фамилией. — Грейнджер, — улыбнулась девушка и побежала в зал вслед за идущими на обед одноклассниками. Семья Крумов направилась туда же. По дороге миссис Крум обернулась к сыну: — А она ничего. Милая девочка, и умная, и не из сердцеедок… Поди, и женой стала бы неплохой. — Мам!.. — вскрикнул Виктор обиженно-полушутливо. — Да я пошутила, — с улыбкой отмахнулась мать и взяла отца под руку. А Виктор шёл впереди них со смешанными, смятёнными чувствами. Как ни странно, слова матери на самом деле не слишком задели его. Ему самому было немного чудно признаться себе в этом, но он никак не мог выбросить из головы эту мысль, и… она ему нравилась. *** После обеда Крумы опять долго гуляли вокруг замка, а потом вернулись в Большой зал на вечерний пир. За учительским столом уже сидели Людо Бэгмен и Корнелиус Фадж. Бэгмен, как всегда, был весел, а вот Фадж, сидевший рядом с мадам Максим, напротив, выглядел очень мрачным и ни с кем не разговаривал. Мадам Максим не отрывала покрасневших глаз от своей тарелки. Хагрид поминутно взглядывал на неё с другого конца стола. В честь праздника стол ломился от разных вкусных блюд, но Крум к этому времени успел разнервничаться и ел мало. Со временем зачарованный потолок постепенно начал менять цвет с голубого на закатно-пурпурный. Тогда Дамблдор поднялся из-за стола, и в зале воцарилась тишина. — Леди и джентльмены, через пять минут вас пригласят пройти на квиддичное поле, где состоится третье и последнее состязание Тремудрого Турнира. Чемпионов вместе с мистером Бэгменом я прошу проследовать на стадион сейчас. Услышав это объявление, Крум торопливо поднялся из-за стола. — Удачи тебе, Виктор, — пожелали мать и отец. Он поблагодарил их, перецеловался с ними напоследок и поспешил присоединиться к Флёр, Седрику и Гарри. Последнего уже проводило семейство Уизли и Гермиона. Но та вдруг отделилась от остальных и подбежала к Круму. — Иди. Постарайся победить! — шепнула она и крепко обняла его. Виктор, поняв, чего ей стоило такое пожелание, коснулся её губ быстрым, но удивительно нежным поцелуем и заторопился следом за остальными чемпионами. Через пять минут трибуны стали заполняться зрителями, в воздухе зазвенели взволнованные голоса. Отовсюду доносился топот множества ног — это школьники рассаживались по своим местам. Небо было глубокого, чистого синего цвета; появлялись первые звёзды. Позднее на стадионе появились Хагрид, профессор Хмури, профессор Макгонаголл и профессор Флитвик. Они подошли к Бэгмену и чемпионам. У каждого на шляпе горела большая красная звезда; у одного только Хагрида звезда красовалась сзади, на спине кротовой шубы. — Мы будем патрулировать вдоль стен лабиринта, — объяснила чемпионам профессор Макгонаголл. — Если вы попадёте в беду, выпустите в воздух красные звёзды, и кто-нибудь из нас сразу же придёт на помощь. Понятно? Чемпионы кивнули. — Что ж, тогда — идите! — бодро сказал Бэгмен четырём патрульным. Хагрид пожелал Гарри удачи, и четвёрка спасателей разошлась в разных направлениях, по своим постам. Людо показал кончиком волшебной палочки себе на горло, пробормотал: «Сонорус», и немедленно к трибунам полетел его магически усиленный голос: — Леди и джентльмены, мы начинаем третье и последнее состязание Тремудрого Турнира! Позвольте вам напомнить, каким образом распределяются места между чемпионами. Первое место занимают мистер Седрик Диггори и мистер Гарри Поттер — каждый из них набрал по восемьдесят пять баллов! — Поднявшиеся крики и рукоплескания вспугнули птиц с вершин деревьев Запретного леса, и те взмыли в темнеющее небо. — На втором месте — мистер Виктор Крум, представитель института «Дурмстранг», у него восемьдесят баллов! — Снова рукоплескания. — На третьем месте — мисс Флёр Делакур, академия «Шармбатон»! В центре трибуны Виктор еле-еле различил своих родителей. Он помахал им, и они радостно замахали в ответ. — Итак… Гарри и Седрик! По моему свистку! — провозгласил Бэгмен. — Три… два… один… Он коротко свистнул, и Гарри с Седриком ринулись в лабиринт. Когда прошло с полминуты, он объявил: — Мистер Крум, прошу! Три… два… один! Опять свисток. В отличие от хогвартцев, Виктор не так сильно торопился. Перед тем, как ступить в лабиринт, он повернул голову к трибунам и вдруг заметил Гермиону, сидевшую рядом с семьёй Уизли. И она тоже увидела его и помахала рукой. Коротко махнув ей в ответ, Крум глубоко вдохнул и наконец зашёл в лабиринт. Третье состязание началось.