Инкуб и слэшер

7, когда знакомишь инкуба с друзьями

Открыв глаза, я навернулся с кровати. Пора было уже привыкнуть, что этот монстр меняется каждый день, но видимо у меня была очень короткая память или я все еще на что-то надеялся. Беспочвенно.

В общем, на моей кровати возлежало нечто. О нет! Это был по-прежнему цилиндр, и глаз никуда не делся, но у него появились конечности, и вот они мне о-о-очень не нравились! Спросите, почему? Элементарно. Смотрели хентай? Слово «тентакли» вам о чем-то говорит? Если да, то вы поймете мои опасения. Если нет, просвещаться надо, товарищи! Иначе никогда не узнаете, от чего надо защищать свой зад и прочие дыры.

Так вот, коротенькие отростки шевелились по всей поверхности тела Лаза. И вот эту «сороконожку» я увидел поутру.

— Папа?

Бас дитятки выражал обеспокоенность. Еще бы! Ребенок знал своего припадочного отца и понимал по одному моему дикому взгляду, что ничего хорошего не произошло и сейчас не последует.

— Я сейчас!

Мне нужен был туалет! И ванная. Как только я привел себя в более-менее вменяемое состояние и отважился вновь показаться в своей комнате, мне задали вопрос:

— Папа не любит Азу?

Подрастая и узнавая все больше, дети начинают задавать сложные вопросы.

— Люблю. Конечно, я тебя люблю! Просто… просто тебе достался папа со странностями, — ну не скажешь же ребенку, что именно он и есть «странность» папы.

С трудом переборов себя, я подошел к дитятке. Ух, чего мне это стоило! Взращенное на аниме и манге предубеждение было сильнее даже теологических воззрений. Протянул руку и с внутренней дрожью провел по шевелящимся отросткам.

— М-м-м… А-ах! Н-н-н… Папочка!

Угх! Мне плохо. Но надо! Надо перебороть себя. Мне сегодня весь день это на руках носить.

— А-а-ах! Н-н-н… Еще! Сильнее!

Я в охренении уставился на свою «сороконожку». Нет, ну оно и раньше странно себя вело, но я как-то об этом не задумывался. И даже не знаю, как и что спросить.

— Хм-м… малыш, а какие ощущения у тебя вызывают прикосновения?

— А-ах! Н-н-н… Хорошие. А-а-ах! Еще!

— Хорошо, что хорошие… но насколько хорошие?

— О-о-очень… м-м… хорошие!

— Ясно.

Моя рука опять была мокрой. Интересно, что думает мама по поводу того, что я меняю постельное белье каждый день?

* * *



На перемене в школе меня отловили друзья.

— Саня, тут Костян говорит, что у тебя ручной монстр, — «издалека» начал Толя.

— Ну и?

— Харе прикалываться.

— Папа? — подал голос мелкий.

— Да, малыш, речь о тебе. Мне опять не верят.

Все повторилось. Костян знал чего ожидать, но все равно отшатнулся. Толик же о подобной подлянке не подозревал, так что прыгал дальше, неудачнее и с воплями.

— Все в норме, ребята! Не паникуйте. Просто у него за ночь шевелящиеся хрени выросли, — успокоил я друзей.

— Папа?

— Все хорошо. Не переживай, малыш. Это свои. А твои хрени очень миленькие.

— Эм-м… Даже не знаю что сказать и чему верить, — просипел Толян.

— Глазам верить. И рукам, если смелости хватит.

А вот это уже была провокация. Но не одному же мне страдать? Все же нынешнее поколение знает, что шевелящиеся отростки даже очень маленькие, не так безобидны, как это кажется на первый взгляд. Ребята, бледнея и дрожа, неуверенно подходили к моей прелести. Даже решились на то чтобы потискать монстра.

— М-м-м… Н-нх…

Вот только мне совсем не понравилось, что кто-то кроме меня лапает Лазурита! Хуже всего было то, что малыш реагировал на моих друзей. Да, не так бурно как на меня, но реагировал ведь! Все, с этого дня никому не дам и пальцем к нему прикоснуться!

— Как его зовут? — Толян похоже пришел в себя.

— Лазурит.

— Кошмар! Это ты ему имя выбирал? — Костян как всегда был всем недоволен.

— Чем вам имя не нравится? — обиделся я.

— Надо как-то сократить… может, Аз? — предложил Толя.

— Ну, отлично! Аз есмь!

— Аз — первая буква старославянского алфавита. Нравится?

— Да! — выдало это чудовище.

— Предатель! — пробурчал я.

— Папа? Папа… У-у-у! Хлюп.

— Стоп-стоп! Все хорошо. Замечательное имя. Тебе оно очень идет. Только не плачь!

Нет, мне все это не нравится! Я люблю своих друзей, обожаю Лазурита! Но почему нельзя любить их по отдельности? Я… я, кажется, ревную.

* * *



Я был почти счастлив своему домашнему аресту. Так я легко избавился от друзей. Неприятно осознавать, но я хотел Лазурита только для себя!

— Почитаем что-нибудь? — устроившись у компьютера, предложил я.

— Да!

Глядя на воодушевленный «столбик» с тентаклями на душе стало как-то легче. Вот она моя радость — здесь, со мной! И я никому ее не отдам!

— Посмотрим… Вот: «На берегу озера жил парень, которого приняла еще в младенчестве стая волков, вокруг не было ни души, только дикие звери». Ну и что? А… «зоофилия», «энце-семнадцать». Тут о том, как парень ловил в лесу зверюшек и перед тем как съесть… хм-м… «жарил» их?

— Хочу!

— Кха! — я подавился. — Послушай, это не лучшая идея! Тут понимаешь… э-э… «насилие»! Это вообще не для детей. Тебе такое еще рано.

— У-у-у! Хлюп. Хочу-у! Хлюп.

— Ла-адно… Только не плачь!

Итак. Парнишка-дикарь вдали от цивилизации и людей. Еще в младенчестве его приютила стая волков. Он принимал их законы и понимал их язык. Но он сильно отличался от своей стаи. Он долго рос. Его семья давно умерла, когда он, наконец, понял, что полюбил прекрасную серую волчицу.

— Так стоп! Это же гет. Хм-м, нет. Написано, что «слэш».

— Хочу! Еще!

— Сейчас… но все равно волчицы тут явно лишние!

— Погладь!

— Да-да.

Я погрузил пальцы в шевелящуюся массу, как ни странно мне даже начинало нравиться это ощущение.

— Н-н-н… А-ах! М-м-м… Сильнее!

Блядь! Я усилил нажим ладони при соприкосновении с телом Лазурита.

— А-а-ах! М-м-м… Папочка! Еще!

Вернемся к нашему зоофилу. Значит, начал он ухаживать за волчицей, но она не ответила ему взаимностью. И вот, глядя, как она нашла свое счастье и счастьем этим наслаждалась, паренек впервые познал дрочку. За этим занятием его застал один из волков стаи, с которым у паренька отношения всегда были плохими. И вот волк-злодей стал шантажировать паренька тем, что расскажет всем о его нехорошем поведении, если паренек ему не отсосет? И паренек поддался на шантаж. Но волк на этом не остановился, раз за разом требуя плату за молчание. Паренек же понял, что ему это нравится и совершенно перестал сопротивляться. Так продолжалось до весны. Тогда у волка совсем сорвало крышу и он, набросившись на паренька, изнасиловал его!

— … Суна лежал лицом в молодой траве, а дикий зверь терзал его плоть. Между ягодиц мощно двигался половой орган животного. Рычание волка говорило о его возбуждении. Жертва же не ощущала ничего кроме безысходности и боли…

— А-ах! Н-н-н… Папочка! Еще!

Парень долго мучился морально и физически. Волк избегал его, но потом пришел и признался, что изнасиловал парня от большой любви! И Суна простил его, ведь он давно понял, что тоже любит волка-насильника!

— Знаешь, что-то тут не вяжется.

— Хорошо!

— Думаешь?

— Да!

— Ну ладно. Но! Надо вывести мораль. Так вот тут о том, что нельзя причинять вреда и боли своим любимым.

— Любить еще!

— Вот именно. Надо любить так сильно, чтобы быть неспособным обидеть любимого. Ты умничка!