dear lord

[N]-o, you don't need to run

Горько, ужасно горько и немыслимо, что человек, за каких-то несколько суток рядом так меняет, так перестраивает, так делает непохожим на тот стандарт равнодушной вежливости и безэмоциональной маски, покидает его.

А они ведь много не знают друг о друге толком, и Дери непреодолимо тянуло к простому китайскому парню, который не соответствовал ни его статусу, ни родословной, ни религии.

Тянуло так, что отпускать не хотелось, но билеты в океанский порт в Данди уже приобретены, крейсер будет покорно ждать на причале, готовый увезти парня с его дядей обратно в Китай на два месяца.
То, что за несколько дней можно так привязаться к кому-то, было абсолютно непостижимой истиной, обнаруженной вдруг Хендери однажды утром. Аристократичное спокойствие его вечно высокомерного лица впервые приобретало румянец, неподвижные, скучающие ночные глаза будто ожили, вспыхнув смеющимися звездами.

Все удовлетворение от его головокружительного успеха в деятельности адвоката, всю гордость от собственного положения в обществе, статуса, всю власть, что давалась талантом, умом и деньгами - все положительное, что испытывал лорд, могла перекрыть лишь одна робкая улыбка- и Дери уже ведет.
Своей мечты о чужой любви, такой теплой и нужной, новой и неловкой, он не отдал бы за все деньги, за статус, за троны всех царей, хотя мечты, пожалуй, слишком легкомысленная вещь для такого, как Сент-Клэр.

Сяоджун был совсем рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки, и молча смотрел в затянутое облачное небо, правя паломино.

В Лондон решили отправиться на лошадях- сегодня у Тарлтона любезно выкроенный Хендери выходной.

Необычайно взволнованно-мрачный в этот день англичанин завел разговор об искусстве скульптуры, и Сяо честно слушал его, не представляя, как можно быть настолько идеальным.
Он ни разу не ссутулился в присутствии подростка, его плечи неизменно развернуты, гордый профиль высокомерен, безупречные манеры очаровывали высший свет.
Только вот Сяоджун был очарован не его заслугами, а иногда прорывающейся сквозь фарфоровые оболочки, поразительно прекрасной искренностью. Он как лондонский туман- тусклый, ограничивающий способность видеть, но иногда рассеивающийся, позволяя поразительно яркому солнцу резать дым, оставляя в белой мгле рваные раны.