Громкая медленная музыка выбивает из колеи, руша весь настрой. Карма не учел, что крайний столик располагался около громадных колонок. Тихо чертыхается вслух, видя, как дернулся Нагиса, будто ошпаренный, и, смущенный до кончиков ушей, отвернулся от Акабанэ. Карма закатывает было глаза, но взгляд невольно цепляется за танцовщиц в узорчатом нижнем белье, что вышли покорять свои маленькие сцены с шестами. На этот раз все выступающие были девушками. Вокруг посетители гудят, хлопают, похабно завывая, и Карма видит, как Нагису воротит от этого зрелища.
– Не нравится? – шепотом спрашивает Акабанэ, наклонившись со спины к уху Шиоты.
Нагиса ежится: мурашки бегут по коже от этого медового голоса, сластью обволакивающего каждую клеточку тела. Ежится, прикрывает глаза, понимая, что его ведет от голоса Кармы – он как маяк для заблудившегося в ночи путника. И Акабанэ видит это, обнимает со спины осторожно, пропуская руки по обе стороны Нагисы и прижимая скрещенные пальцы к его телу. По-хозяйски кладет голову на худое плечо мальчишки, потершись носиком об его щеку. И откуда столько нежностей? Акабанэ не имеет понятия ровно так же, как и о том, почему ведет себя так по-собственнически раскованно. Наверное, все происходит практически само по себе: он знает, что Шиота не оттолкнет. Знает и не пренебрегает своим правом взять ситуацию под свой контроль.
– Девочки хорошие, они мило танцуют, я их всех знаю и со всеми дружу, но вот это общество… Карма, ты только прислушайся к их воплям. Ну разве не отвратительно? Эти девочки просто делают свою работу: кто знает, кого из них как нагнула жизнь, принудив пойти сюда, а эти свиньи пускают на них слюни. Они ведь не видят в них ничего, кроме живого мяса, аппетитного, с дырками для того, куда можно спустить, если жена не дает. Это меня выворачивает наизнанку, и хочется выпотрошить каждого из этих ублюдков «посетителей».
Нагиса сжимает руки в кулаки и старается абстрагироваться. Но нос все еще вздернут, губки поджаты, и парень всем своим видом выражает обиду и несправедливость этого вшивого мира. Он смотрит на серебристые платформы с неоновыми огоньками – у каждой из них свой цвет, смотрит на подруг, вокруг которых уже столпились животные, не отрывающие диких взглядов от их движений и сующие деньги наперебой, и хочет убивать. А девочки – все до одной – улыбаются. Улыбаются и танцуют, раздеваясь, выполняя все единственные три пункта своих контрактов. Синие огоньки – Яда Тоука от Нагисы дальше всех, а держится – дольше всех. Каштановые волосы в высоком хвостике, а девушка – в кружевном синем бюстгальтере, серой короткой юбке и синих сапогах. Она играет роль учительницы и плачет после каждого выступления – какая ирония. Оранжевые огоньки – возле Тоуки танцует Ринка Хаями – Нагиса никогда не был с ней близок, девушка держалась строго, гордо и одиноко, почти ни с кем не общаясь. Ринка лишь в шортах из черного латекса, отыгрывает снайпера, ведь всегда метко попадает во все. Только в работу промазала. Зеленые огоньки – вечно болезненная с виду Юкико Канзаки прекрасно использует шест, откидываясь назад, лучше прежнего позволяя всем положить деньги в ее золотистые трусики с блестяшками. Нагиса не помнит даже, в какой одежде Юкико выходила на сцену изначально, и где между звона висящих бубенцов затерялась настоящая Юкико. Красные огоньки – стоящая ближе всех к Нагисе красавица Хинано Курахаши улыбается ярче других, запуская руки в короткие персиковые локоны и непристойно двигая бёдрами. Единственное, от чего она еще не избавилась – это от распахнутой белоснежной рубашки. Шиота больше не может смотреть на все проиходящее.
