синдром остывшего чая.

пустые страницы.

дни тянулись утомительно долго, будто засахарившийся мёд, что зачерпнули алюминиевой ложкой с самого дна. каждый был идентичен предыдущему, дым от костра поднимался все выше, впереди виднелись только острые скалы. и отчаянье.

ночи проходили в беспокойных мыслях, обычно я просыпалась каждые пол часа, да и, честно сказать, ни разу не засыпала до глубокой фазы сна. мне казалось, что внутри меня огромная яма, бездонная и пустая, будто весь мир был не более, чем гигантский зал без единого человека. где есть только огромные зеркала в пол, одинокий рояль у двери и открытые окна. а что, если это и есть мой мир?

вспоминаю все по хронологии, за исключением неприятных лиц:
сначала все испортил Женя — самодовольный парень из параллели, с темными волосами и нахальной улыбкой. сколько проблем Альбина от него нахваталась.
позже был Камиль, который решил, что любовь может быть безответственной. Карина Аляска, конечно, такого отношения не терпит.
потом был он. *строки исчеркнуты до полной неузнаваемости*
ну и Бил, куда там без него. здесь даже говорить нечего. Алиса к нему со всей душой, а он пустой, как банка от пива в мусорном ведре.
Женя, Камиль, он, Бил — все они опустошили нас— Альбину, Кариночку, меня, Алису.
у каждого на то свои причины, но суть оставалась единой константой.
знаете, когда вас с человеком связывает слишком много плохих воспоминаний, его присутствие вызывает дурноту.

мы все пусты. мы все разучились чувствовать. мы все забыли те добродетели, которые когда-то были нам характерны. мы все плачем ночами в подушку, иногда от бессилия, иногда от вопросов переполнявших разум. мы все забываем поддерживать друг друга, а в те редкие моменты, когда делаем это — теряемся.

любимые люди снова делают больно, и так плохо, и душно, и тошнотворно становится. хочется кричать, что это несправедливо, жалеть себя и ненавидеть одновременно. но каждому своё: кому жезл, кому меч. кому в руки падает монета, а кому проливается чаша. иногда мне кажется, что люди не рождаются вовсе, только вновь и вновь проектируются одни и те же, те, кто уже мучился на этой земле, будто тасуется колода. и все они были здесь раньше многое, многое множество раз, прежде чем души совсем осточертели, обуглились.