— Устал? — Тэхён поставил чашку кофе с молоком на журнальный столик, сел рядом с Хосоком и прильнул к его плечу.
Это был тёплый июльский вечер. Солнце начинало садиться, потому стена зала окрасилась в огненно-рыжий цвет заката. Где-то в углу почти бесшумно работал вентилятор.
— Немного, — Хосок прижался щекой к каштановой макушке парня.
— Много ещё осталось?
— Отвечу на парочку писем и всё.
— Я тебе не помешаю?
Вместо ответа Тэхён получил поцелуй в лоб, и этого ему было достаточно, чтобы с довольной улыбкой устроиться на свободной половине дивана и прикрыть глаза, вслушиваясь в мягкий стук клавиш.
Элизабет сидела на табуретке перед открытой дверцей холодильника, пытаясь найти там что-нибудь съедобное. Отыскав тарелку ветчины на второй полке, она подцепила её зубками и сбросила в миску, что лежала на полу. Сыр показался ей несвежим, поэтому было решено оставить его людям. Довольная приготовленным ужином, она спустилась и принялась за трапезу.
Закончив с письмами, Хосок закрыл крышку ноутбука и увидел сопящего рядом парня. Подняв его аккуратно, перенёс в спальню, где укрыл одеялом и пожелал шёпотом «спокойной ночи».
На кухне его встретила зевающая Элизабет.
— Эли, хочешь вискас?
«Сам кушай свой сухой вискас», — промяукала она, на что Хосок пожал плечами и, открыв холодильник, выудил оттуда вино, налил его в высокий бокал и сделал глоток.
«Это же такая невкусная бяка, как вы это пьёте», — Элизабет села на стол поближе к Хосоку.
— Хочешь попробовать?
«Я такую редкостную муть не пью».
— Молока?
«С этого надо было начинать».
И вот они сидели вместе на кухне, союз «кот-человек», попивая свои любимые напитки, и думая каждый о своём. Иногда Элизабет посматривала на человека, чтобы увидеть, как краснеют его щёки от повышения количества алкоголя в крови. Она думала о том, насколько сильно к лицу ему этот румянец.
«Твои щёки цветом как ветчина».
— Эли.
«Чо?»
