Мифические Существа

Скелеты

     Завершение средних веков знаменуется тем, что католическая церковь, дотоле нераздельно правившая духовной (а порой и светской) жизнью Западной Европы, начала шататься и трещать по швам. Сперва появляющиеся «ереси» церковь легко подавляла; однако в XV веке появилось движение, на борьбу с которым не хватило всей ее силы. Движение гуситов.      Если папе не удавалось подавить гуситов, то не потому, что он не пытался. Чехия на долгие десятилетия стала ареной постоянной войны, причем едва ли не каждое сражение, независимо от победителя, продолжалось множеством казней. Нередко тела или их останки не предавались земле — для вящего устрашения. И вид мертвых тел, а равно скелетов, для чехов и окрестных народов на долгие годы стал привычным.      Тут-то и появляются первые истории о полчищах скелетов. Поначалу их видят на местах побоищ и массовых казней; они встают, шутовски кланяются победителям, приплясывают, порой грозят. Иногда собираются под стенами города или окружают аббатство. Святых имен и креста нисколько не боятся; добрые католики, дабы избежать такой напасти, обращаются к… колдунам. Те порой предлагают какие-нибудь талисманы: например, мазь из могильной земли либо мох с черепа, а то и волшебный корешок — это действует лучше и надежнее молитвы…      Сначала об этом говорят в основном чехи, силезцы и венгры. Однако в следующем веке Европу охватывает пожар Реформации. Массовые побоища происходят в германских государствах, в Швейцарии, а особенно во Фландрии, которая пытается отделиться от Испании и получает на свою голову герцога Альбу. И неудивительно, что примерно тогда же появляются истории о полчищах скелетов на фламандском языке. Или — на фламандском холсте. Гольбейн пишет «Пляску смерти», Брейгель — «Триумф смерти». «Пляска смерти» понемногу становится очень популярным сюжетом, а тех, кто видел ее не на картине, а лично, — все больше.      Однако истинная вакханалия оживших костей еще впереди. Грядет век семнадцатый, а с ним — крупнейшая война, известная до тех пор. Тридцатилетняя.      Ее по праву называют «нулевой мировой», потому что если не весь мир, то вся Европа, не исключая Руси, так или иначе приняла в ней участие, пусть даже косвенное. А непосредственные участники военных действий — Германия, Чехия — потеряли две трети населения. Куда до нее Столетней; хоть та и длилась много дольше, но на более ограниченной территории и с куда меньшей интенсивностью.      Когда наконец-то был заключен мир, люди не верили, что уже можно выводить коров из леса, что вообще можно жить, не ожидая в любой момент прибытия чьих-то войск, грабящих и убивающих всех подряд. Люди вообще отвыкли жить в своих деревнях. «Волки жили в домах, а люди в чащах» — так пишет современник тех событий. И не диво, что на погребение не хватало ни рук, ни гробов, и далеко не всегда его даже пытались совершать.      Цитата, ставшая эпиграфом этой главы, — не из беллетристики. Это подлинный текст времен Тридцатилетней войны. В те времена «богомерзкие пляски» скелетов видели повсюду — под Ла-Рошелью и Реймсом, Берлином и Лейпцигом, Прагой и Краковом. Скелеты порой шли торжественным маршем, неся обрывки знамен, или устраивали что-то вроде молебна. Многие подбрасывали в руках собственные головы.      Никто не знает и даже не пытается предполагать, чего эти скелеты добивались и к чему стремились. Как правило, они не нападали на города и другие поселения, не пытались гнаться за разбегающимися людьми — просто шли и шли из ниоткуда в никуда, словно хатифнатты из историй о муми-троллях. А те, что плясали на перекрестках дорог, поутру возвращались туда, где покоились ранее.      Однако приближаться к ним было смертельно опасно. Человек просто пропадал в их толпе. Присоединялся ли он к ним? Исчезал бесследно? Проваливался в преисподнюю? Никто нам об этом не поведал. И неудивительно, потому что свидетель к этому моменту, как правило, уже мчался со скоростью призового скакуна, причем отнюдь не на помощь.      Но иногда армии скелетов шли на штурм. И чаще всего, как ни странно это может кому-то показаться, брали они не крепости или замки, а аббатства. Но не потому, что им были ненавистны святые стены, все гораздо проще: они старались уничтожить тех, кто, по их мнению (а может, по мнению рассказчика), виновен в ужасах войны. Ведь все эти войны велись, как мы помним, на почве Реформации и вражды католиков с протестантами.      Существует мнение, что скелетов этих надлежит рассматривать не как отдельных существ, а как единое целое — «коллективную нежить», воплощенную ненависть множества людей.      Подобные же случаи известны в Японии, где, однако, ненависть сливалась в один гигантский скелет. Да и в Европе, в ту самую Тридцатилетнюю, стали известны истории о косаре — огромном, но невидимом существе, по всей вероятности, с косой в руках. Косарь появлялся на поле ожесточенной битвы и рассекал пополам людей и коней — оставляя ровный и бескровный разрез.      В те же годы появились первые желающие поставить жуткое знамение себе на службу. Стало известно о чернокнижниках и ведьмах, что вели за собой несколько оживших скелетов; по некоторым данным, их использовали для особых ритуалов вызова демона. Но вскоре после этого, видимо, технология «скелетизации» стала более доступной; чародеи начали их использовать в качестве лаборантов, домашней прислуги и персональной охраны.      Поначалу они были невеликими бойцами, да от них многого и не требовалось — желающие ограбить или арестовать колдуна просто бросались наутек. Но если не бросались, то скелеты управлялись с ними без особого труда. Впоследствии неведомый венгерский чернокнижник выяснил, что из бывалого ветерана может получиться значительно более боеспособный телохранитель. Но этот ритуал был уже в самом деле сложным и удавался лишь единицам.      Нечто подобное было известно и на арабском Востоке; однако там способ получения воина-скелета был позаимствован у гулей, и кости должны были быть этим самым гулем обгрызены. Что, согласитесь, не слишком технологично.      Уже в XVIII-XIX веках способность подымать скелетов из гробов проявилась у вампиров. Впрочем, они не слишком часто ею пользовались, преимущественно — для устрашения толп.      Примерно с XVI века скелетов начинают видеть мореплаватели. Это был период, когда моря кишели всевозможными загадочными существами — от морских змеев и кракенов до сирен и гоблинов.      Чаще всего скелетов видели бредущими по колено или по пояс в воде на мели, особенно там, где прибрежные жители зажигали костры для заманивания судов на рифы; тут зловещие мертвецы как раз творили доброе дело, предупреждая моряка об опасности. Порой они плясали на торчащей из воды скале, а иногда показывались в качестве экипажа «корабля-призрака». Неподалеку от берегов Шотландии был целый остров скелетов. Первые подлинные упоминания о нем — тоже примерно XVI века, но, возможно, на самом деле они значительно старше.      Морские скелеты (особенно «корабельные») могли быть и опасными. Есть данные о том, что тычок костяного пальца пробивал насквозь борт корабля, а ухватившись получше, скелет мог выломать целую доску. Но чаще ничем особенным скелеты не угрожали. Что не мешало морякам ликовать при виде альбатроса — на море именно эта птица вместо сухопутного петуха прогоняет нежить.      В просвещенное время свидетельства о появлении скелетов отнюдь не исчезли. Во множестве они появлялись в Первую и особенно Вторую мировую; причем описания были как нельзя более похожи на те, что делались за триста лет до того. Поступали даже сведения о косаре; а последних скелетов на корабле-призраке видели менее двадцати лет назад! Может, они еще не… вымерли? Или как это правильнее о них сказать?