Заречье

Глава 2. Тайна Заречья.

Деревеньку эту Заречьем кличут. Люди здесь другие, с бытом особым и укладом странным.
Подъезжая к дому волхва я заметил, что дома здесь стоят не вплотную, как в Малоросии или Москве, а широко, словно одинокие птицы. Избы все из дерева, а передний дворик оградкой низенькой обставлен. Около дома сразу скотина гуляет, а под вечер ее, видимо, в хлев загоняют. Хлева тут всего четыре, поодаль
от каждого желтая травка уже сушится. К зиме с июня готовятся. Оно и понятно, снег тут рано-рано выпадает, ещё листья алые не все обсыпаются. Колодец один тут, а многие люди и речкой не брезгуют.
Мне навстречу мужчина вышел, в рубаху белую одетый, и представляете в лапти, хотя многие в сапожках кожаных ходят, дичи, видимо, лесной много. Штаны у него белесые были, веревками перемотанные. Борода небрежная до груди свисала, а под густыми бровями, глаза зеленели, как пырей после дождя.
– Здравствуй, милок, Иван ты? – Начал он.
– Да, исправник вам уже сообщил о моем прибытии, как вижу, – ответил ему.
– Верно, верно. Что-ж тебя в глушь то такую занесло, в Москве не сиделось? – Упрекнул мужчина.
– Лишь стечение обстоятельств, но надеюсь уживусь тут с вами. Как зовут вас?
– Владимир Ильич я – волхв местный, и по управе главный тут.
– Знакомы будем, Владимир, а с житием как тут моим дальнейшим?
– Пойдём со мной, – сказал он и зазывая махнул рукой.

Мы шли, утопая в высокой траве. Одна женщина развешивала белье отжелтевшее на веревку, мужики всей оравой рубили дрова. Частично тут жила ещё община, как видимо.
Владимир подвёл меня старой хатке. Дворик у неё большой был, весь яблоньками усажен. Крылечко захерело слегка, но это подлатать можно, а в целом, домишка приличный был – пятистенный.
– Прошу, – указал Владимир на дверь.
Дощечек на полу, как в истопке у Игоря, уже не было. Зимой пол соломой покрывали, чтобы тепло не уходило , но мышей там было столько, сколько котов в России нет. Поэтому от этого отказались сразу.
Потрясли меня окна. Сзади большое окно было со ставнями, но без стёкл. Когда холодно станет, пузырь натянуть придётся и закрыть окошко. Маленькие же окна, которые повыше располагались, были узорами отделаны, а вместо пузыря там мусковита стояла. У нас она только во дворцах была и в зажиточных домах.
– Откуда же у вас роскошь такая? – Стало мне интересно.
– Неподалёку тут кучи были, вот и отправляли некоторых ссыльных на работу, а кто-то и от нашей деревни ходил туда. Вот так и обеспечили мусковитом все Заречье, – объяснил волхв.
– А что же с кучами стало?
На секунду Владимир замешкался, но потом сразу выпалил.
– Не знаю, истощились наверное, а рабочие поразъехались. Пошли со мной, – перевёл он тему.
Мы попали в другую часть избы, скрытую стеной, около которой стояла печь. Это была небольшая комнатка без окон и со столом, стоящим около стены.
– Свят мой что это? – Выпалил я, смотря на идолы, чаши с водой и погребальную урну.
– Здесь у жизни людской свои уклады. Каждое утро на стол кусочек хлебушка кладите, и водицы наливаете из речки. Колодезная не пойдёт. Убирайтесь тут, а каждый вечер перед сном ставни на окнах закрывайте и дверь запирайте. В ночь соль на прог насыпьте, – объяснял мне волхв.
– Для чего все эти ритуалы дикие?
– Не вникайте, однажды сами поймёте. К слову, крестик, – Владимир указал на мою грудь, – в урну положите, предварительно золой наполните осиновой.
Я в тот момент опешил, казалось будто сумасшедший передо мной стоит, аль сектант какой-то, но ссорится я не стал. С дворцами уже поссорился. Нужно уроки из ошибок выносить.
Мне пришлось просто промолчать, не зная что ответить.
– Не пренебрегайте советом, Иван, но давить не буду.
Я кивнул, а после спросил.
– А с работой что?
– Ну-с, думаю вам дровишки колоть и уток кормить не приходилось, поэтому волокита ваша бумажная будет. Отчёты исправнику, письма в губернии, товарные подсчеты. Уже завтра почтовая лошадь привезёт бумаги.
– А плата какова?
Владимир рассмеялся, положив руки на живот.
– А какую в глухой деревне хотите? Жаловать корм для скотины будем, часть урожая, может частность тебе исправник выделит.
– Ну да... хорошо, – тихо сказал я, слегка расстроившись от того, что не видать мне хваленой «Сибирской наживы».
– Что же, оставлю вас тут пока что,
располагаетесь. Вещи ваши привезли ещё вчера, они около кровати стоят. Под печью тайничок, там дрова уже нарубленные... а вот ещё, совсем запамятовал уже. Пожелали, чтобы мы вам скотины выделили: Корову и курей.
– Да что же я с ними делать буду?
– Как что? Любить и ухаживать. Вставать рано придётся.
Я отчаянно выдохнул. Придётся привыкать к деревенской жизни.
Проводив старика взглядом, я достал из внутреннего кармана папироску и вышел на крылечко. Зажег ее огнивом и сделал короткую затяжку, после выпустив густой дым, сливающийся с закатным небом. Скоро уже потемнеет. Завтра надо будет к жителям приобщится.
Под вечер жизнь подходила к концу. Мужики загоняли скот в хлев. Убирали серпы, косы и лопаты. А девушки сели на большое кресло, расплели коси и начали расчесывать свои волосы, напевая простенькую песенку:
Села дева на крыльцо,
Расплела веретено,
В ясном солнышке скользят
журавли.
Сел к ней рядом паренёк,
Чувства ветерок ведёт,
Слились в милом поцелуе они.