Заречье

Глава 3. Ярило.

Деревеньку эту Заречьем кличут. В ней тайны древние хранятся, каких око людское не видело.
Я не знаю сколько просидел под тем столом. Проснулся от сильного стука в дверь. Он был очень настойчивым, и, подползши к двери, я отворил замок. Мне казалось что окаянная тварь ещё где-то там — по ту сторону.
К моей милости это оказался Владимир, схвативший меня за плечи, как только увидел мое бледное лицо.
– Слушать надо было меня, слушать, а не думать что ересь тебе с креста несу, – укоризненно сказал он.
Я на слова его внимания никак не обращал. Тошнотворный страх все ближе и ближе подкатывал к горлу, пока не вырвался наружу, как бес из котла дьявольского.

Голова раскалывалась напополам. Кажись упал я тогда в обморок, а когда очнулся, то лежал в чьей-то хатке. Повсюду висели венки из трав сушеных, луковицы, стены красным по белому узорочьем дивным расписаны. Я попытался осмотреться вокруг, но чья-то нежная рука оперлась на грудь мою.
– Лежите, вам вставать сейчас — лишь беду на свою головушку бедную навлекать, – прощебетал нежный девичий голос.
Повернув голову в строну девушки, шея тут же отозвалась болью режущей.
– Да лежите же спокойно! Ну что, вы, как маленький? – Отругала меня девушка, но при этом голос ее оставался все таким же прекрасным.
Она положила мне тряпку на лоб холодную и подала глиняную чашку, приказав до дна выпить содержимое. Поморщившись я управился за два глотка, но вспоминая сие мучение, язык до сих пор от горечи сводит.
– Зовут, вас, хоть как?
– Иван, – простонал я.
– Ваня значит, – она улыбнулась.
«Ну какой Ваня?» — Подумал я тогда. Что за неуважение. Хотя признаться, неуважение сие давольно милое.
– Как же угораздило, вас, Иван, так? Неужто Лихо пришло?
– Лихо?
– Ну да, чудище этакое, которое на пороки ваши приходит. Тут у нас порок один. Сами знаете какой.
Я замолчал, пытаясь осознать то, что теперь придётся жить бок о бок с тварями адскими. Да и не рассказать ведь никому нельзя, а скажешь, тут же в дом для душевнобольных отправят под Петербургом, и поминать никто не станет.
– А, вас, девица, как звать?
– Настенька.
– Красивое имя.
Наконец я смог повернуть голову и разглядеть лико моей спасительницы. Она была прекрасна. Круглое личико, большие голубые глазки, крохотные конопатки рассыпались по носу, а волосы собраны в длинную косу на бок.
– Уже лучше? Видимо настой все же подействовал, – сказала она, глядя прямо в душу.
– Да, боль прошла. Что это в чашке было? – Поинтересовался я.
– Правду хотите знать, – она наклонилась ко мне, – а не боитеся?
– Я? Да я ничего не боюсь.
– Окромя чудовищ всяких и прохудившегося кошелька?
– Полноте-с, дева. И с тем и с тем уже в лицо встретился, – гордо ответил я.
– Уговорили. Цветки ромашки, иголки еловые, васильки, и один мой секретный ингредиент, – она кокетливо подмигнула.
Я встал, голова чуть кружилась, но стало гораздо лучше. Казалось, будто это все сон дурной был, и дьяволиады той не было. Но я помню. Помню то лико без челюсти, те тонкие пальцы, и те кресты. Сотни крестов и распятый труп. Лихо.
Мои раздумья прервала Настенька, схватив меня под руку.
– Все хорошо? Может ещё отлежаться?
– Нет, нет. Все в порядке, – ответил, положив свою руку поверх ее руки.
Тут, как вихрь степной, в дом ворвался паренёк в обносках и задыхаясь, пытался что-то объяснить.
Настенька усадила его на кровать и поднесла к его носу душистую полынь, чтобы привести парня в чувство.
– Ну, говори что стряслось.
– Гришка наш помер. Говорили мы ему, чтоб не ходил на поле в полдень, да не послушался, вот и попал в лапы к Полуденнице, – сказал он, с толикой вины в голосе.
Глазки у Настеньки мигом помокрели, и она поджала губы.
– Где он сейчас?
– Мы с поля его утащили. Но завтра в полдень он встать должен из мертвых. В вурдалака для Полуденницы обратиться.
– Мама, маму мою позовите! – Молила девушка, смотря на меня, – она в саду.
Но идти не пришлось, женщина уже ворвалась в дом.
– Что стряслось?
– Гришку Полуденница умертвила. Что же делать-то? Вернётся ведь он и за нами.
– Надобно нам сейчас чучело сплести будет, и бревно срубить берёзовое. В рассвет всю деревеньку позовём на проводы.
Девица кивнула и вытерла слезы платком.
– Ваня, тебе лучше уйти сейчас.
– Но я бы мог...
– Уходи, – оборвала она меня на полу слове, и мне ничего не оставалось как убраться восвояси.