Единый государственный выход

Глава 3.

Вторник. 26.11

06:45

Виталина Кирова:

Одолжила подруге. Напиши ей. Сейчас отправлю ссылку.

---

Таля не прикасается к телефону первые полчаса после пробуждения. Она старалась ограничивать себя в том, что касалось виртуальной жизни. Легко попасть в безнадежную зависимость от социальных сетей, от наблюдения за людьми в них, изучения и просмотра этой тонны бесконечной информации, включая новости, из-за которых недолго было потерять сон на всю ночь.
Приходилось не всегда просто — зато жить было интереснее. Это также учило распределять время :после шести часов вечера Виталина выйдет в сеть только при очень серьёзной нужде, поэтому все домашние задания, например, выполнялись в первой половине дня. К слову, ни газеты, ни телевидение не требовали таких ограничений. Все дело было в том, что в интернете у тебя очень много возможностей потратить уйму времени и нервов в никуда.
Проникаться, выискивать, рассматривать с разных сторон и анализировать. Это про Талю. С раннего детства она была той еще заботой для бабули — стоило Вере Иосифовне рассказать что-то интересное про, предположим, белок, так до конца дня маленькая Вита не оставит ее в покое, расспрашивая про них, а после и начнет упрашивать поискать кого-нибудь в лесу.
До семи лет Виталина жила больше за городом. Родители со старшей дочерью Оксаной жили в бабушкиной городской квартире, сестра ходила в садик, потом в школу и на художественную гимнастику. Таля же бросила садик года в четыре, когда ходить несколько километров до него стало не интересно как бабуле, так и внучке. Дети были глупыми, каша жидкой, полы холодными. Только воспитательница была молодой и доброй, но почему-то всегда просила Виталину идти к другим детям, когда та пыталась поговорить с ней на прогулках. Три года с редкими перерывами на возвращение в город Таля жила с Верой Иосифовной — в прошлом заслуженный педагог истории, а после пенсии — сторож-экскурсовод их областного музея воинской славы и культуры. Работала она там четыре дня в неделю и очень часто у нее была маленькая помощница, которая быстро научилась не шуметь и с упоением слушала несколько раз в день одни и те же экскурсии по залам. Они быстро стали роднее, чем квартира с мамой, папой и сестрой.
По вечерам Таля представляла себя принцессой, глядя на паркет из темного дерева с выложенным узором. Не сказочной из мультиков, а настоящей — она учит несколько языков, занимается сольфеджио и балетом, увлекается театром, обожает гончих псов, с которыми взрослые катаются на охоту. В будущем ее захотят выдать за герцога из другой страны и, конечно же, Тале придется согласиться — все ради благополучия своей империи. Она тихо кружилась по центральной зале, а потом обязательно выходила погладить чучело тех самых гончих. Оно стояло перед входом в покои с остатками убранства царской резиденции, находившейся когда-то недалеко от нынешнего здания музея. Потом бабушка звала пить чай с молоком и сладкими пряниками. Приходила Марья Аркадиевна — она работала в архиве, а иногда, если они засиживались, к ним присоединялся дядя Николаич — он сторожил музей по ночам.
После Талю оборачивали колючей шалью поверх дубленки и везли на саночках через блестящие сугробы. Дома они иногда включали старенький телевизор, но чаще читали газеты — Виталина пока не умела, поэтому просто вырезала красивые картинки из них.
Поступать в первый класс пришлось в городе. Развлечения там были другие и не про Талю. Три месяца спустя бабуля переехала следом — кому было хуже в разлуке до сих пор трудно сказать. Но все вернулось на круги своя — Вера Иосифовна теперь водила Виталину и Оксану в школу, пусть последняя вскоре стала уходить раньше одна. Чтобы успеть на утреннюю тренировку, конечно. Бабушка оставила музей и лишь изредка ездила навещать родные исторические стены — разумеется, вместе с внучкой.
До ее пятого класса они все жили в бабушкиной квартире с высокими потолками. А потом родители купили собственную — в новом районе, обставленную дизайнером, с просторными отдельными комнатами для обеих дочерей. Таля предлагала переехать им с Ксюшей в одну комнату и перевезти бабушку к себе, но Вера Иосифовна тогда начала болеть и родители сказали, что в новом районе бабуле будет сложнее. Поликлиника далеко, магазины и почтовые отделения еще строились, вся инфраструктура только налаживалась. Даже школы не было — пришлось пойти в ту, что располагалась в соседнем районе.
Там Виталина позже познакомится с Мариной Арзамасовой, чтобы годы спустя участвовать в устройстве ее личной жизни.
Сегодня Кирова ночевала у бабушки — той нужно было сделать вечером уколы, а потом они вместе обсуждали моду 60-х. Встать пришлось намного раньше, чтобы перед началом занятий отдать Марине книгу Замятина — пропуск во взаимоотношения с Романовским. Ну, судя по тому, как настойчиво она вечером написывала Тале, хотя знала, что та не прочтет.
Таля спускает легкую рубашку из светлого хлопка с плеч — они не хрупкие, но точеные, с широкими ключицами. Единственное, что точно ей нравится. Перетягивает рубашку на талии — сколько сил Виталина положила, чтобы та появилась — широким старым ремнем. Стоил 74 рубля на барахолке в центре города. Заплатила 100, без сдачи. Ласково запускает пальцы в густые светлые волосы. Будит в себе благодарность, касаясь кончиком носа собственного плеча. И напоминает: это хорошо, что она есть.
Глядя на экран телефона, она видит сообщение еще и от Тима. Прежде, чем ответить, заходит в его профиль. Все скрыто. Одна запись и около семи фото, большая часть из которых в компании. На основной фотографии профиля он все же был в одиночестве — сидел на скамейке, сцепив ладони и набросив на плечи пальто. И смотрел в камеру. Мало кто смотрел в камеру. Они делали вид, что скрывали что-то. А Романовский делал вид, что не скрывает ничего? Из-за напряжения в челюсти явно проступили скулы.
Таля отвечает ему, посылает в юные самонадеянные лапки Марины. Та была хорошей, но несмышлёной. Дружба с ней возникла внезапно — Таля помогала оформлять школьную газету, без особого энтузиазма. Она просто умела делать то, что требовалось, а большего не хотела. Возможно, Марина посчитала Виталину кем-то важным в этой чертовой газете, а через пару месяцев это уже не имело значения. Она умела слушать, а Кирова говорить. Такая дружба-дополнение не длилась дольше положенных школьных лет и разбивалась обычно о расхождения во взрослой жизни, но отчего-то Таля знала, что у них так не будет. Бесспорно, они разойдутся, но тихо. Каждая примерно понимает, чего ждать от другой.
Перед выходом она приоткрывает дверь в бабушкину спальню, на кухне с тоской поглядывает на испеченные вечером блины. Сытные, промазанные маслом и подтаявшим сахаром. Просила же не печь. Бабуля все больше расстраивалась, когда медленно, но необратимо ее Вита начала терять как интерес к пышной выпечке, так и очаровательные румяные щечки. Видела ее каждый день, а поделать ничего не могла. Почему не ест? Таля была наредкость сдержанным и спокойным подростком. Она ведь с детства привыкла все понимать. Но у этого была и обратная сторона — она не умела задавать вопросы, которые по-настоящему ее волновали.
Почему ее тело именно такое? Почему бедра широкие и покатые, а ребра не выдаются вперед? Почему раньше всех девчонок у нее появилась грудь, на которую те брезгливо косились? Почему линии у нее не такие отточенные и резкие, как у высокой и тоненькой Оксаны? И где, в таком случае, ее перекатывающиеся под тонкой кожей мышцы и прыть в каждом движении?
Было ясно одно — она непозволительно отличалась даже от родной сестры-погодки, а значит все на самом деле трагично.
В действительности трагедией это стало в тот день, когда одна полная жизни и интереса ко всему девочка отбросила все то прекрасное, что было внутри неё. Сместила фокус своего неумолимого, острого внимания на внешнее. На собственное тело, выписав ему приговор. Таля мысленно благодарит бабушку и с непередаваемой горечью снимает два верхних блина, загибая краешек на верхушке оставшейся стопки. Чтобы было видно, что она прикоснулась к еде. Аккуратно завернув блины в бумажную салфетку. Сжимает ее в ладони и торопливо шагает к выходу. Вместо музыки в наушниках, слушает собственное беспокойное дыхание.