Единый государственный выход

Глава 8.

            В комнате лежит девушка. Волосы спутаны вокруг резинки. Изломанная поза выдает ее беспомощное утомленное состояние. Сухие губы приоткрыты и темны у внутренней стороны от выпитого вина. Вырез на платье обнажает часть поношенного белья на некрупной груди.
Андрей останавливается у постели, чувствуя, как подергивается нерв на правой щеке. Он опускает ладонь на бедро девушки, накрывая ползущую по колготкам затяжку. Она не реагирует, размеренно дыша сквозь сон. В голове разливается алое, тяжелое, беспокойное.
Проснется ли? Не в ее состоянии. Он ведет пальцами выше, минуя сбившуюся юбку платья.

— Андрей! Да куда он блять... — причитает в коридоре девушка.

Его девушка. Саша. Буйная, никогда не в тишине, нарочито непокорная. Андрею это не нравилось. Он любил власть. И никогда не соревновался за нее.
Он убирает руку, оставляет девушку спать.

-

Оксана. Ксюша.
Санченко был идиотом — общеизвестный факт. Он столько лет проучился с Кировой в одном классе и ни разу не смог раскрыть свои глаза. Марк часто думал — неужели ему нужно было упасть на самое дно, чтобы наконец понять главное?
Он начал общаться с Ксюшей летом после девятого класса. Это были последние недели в клинике, где его вытаскивали из пучины наркотической зависимости. Место далеко не такое мерзкое. Но везде была эта ужасна аура разочарования и сожаления о нем. А именно она когда-то подтолкнула Санченко к обрыву, где ты забываешь — сначала плохое, потом худшее, а по итогу и абсолютно все.
Оксана была единственной, кто его не жалел. В сочувствии окружающих всегда было презрение и тихая радость — я не такой, мой сын не такой. А Ксюша просто ворвалась — такая живая, такая невыносимо прекрасная в своем вечном движении. Марка начало ломать так, как не ломало никогда прежде. Ему снова захотелось домой. Очистить все, понестись вслед неуловимому бризу существования Оксаны. Ей было шестнадцать, она только вернулась из Китая, где работала — подумать только — работала моделью.
Кирова не пришла вместе с ними в девятый класс — ушла на домашнее обучение. И за этот год Марк успел погнить, поделать в вид, что готовится к экзаменам, и скатиться все ниже в беспробудность. Ксюша же в это время творила чудеса. Путешествовала, знакомилась с людьми, да в каждом ее дне насыщенности и смысла было больше, чем в месяцах его жизни. Она сама готовилась к экзаменам и сдала почти на лучший результат в их параллели.
Все это Марк узнал позже — не потому, что Окс сама рассказывала. Нет. Он спрашивал.
Еще позже он понял, что безнадежно влюбился в нее. Худощавую, загорелую, с сияющим аквамарином вместо глаз и бесконечностью вместо ограниченности. Она никогда не опускала взгляд, если речь заходила о постыдных эпизодах его жизни. И этот мягкий свет, эта святая искренность заменили ему прогорклую отравленную кровь. Санченко будто вынули мозг и прочистили. Не так, как пытались сделать квалифицированные специалисты. Заботливо, мягко, не нарушая ничего в нем, Ксюша возродила пепелище, что было на месте вполне благополучного мальчишки.
По собственным меркам, Марк долго собирался. Мучительнее недели в его жизни не было — они с Ксюшей встречались каждый день, сидели в высокой траве в парке, смотрели на задыхающийся в городском смоге закат и чувствовали себя так правильно.