Глава 7.

524 16 22
                                    

            Переживания не особо вписывались в жизнь Виталины. Под заботливым крылом бабули она не знала волнений долгое время. В детстве Таля никогда не плакала над разбитыми коленками. Вера Иосифовна никогда не порхала вокруг, не выдавала беспокойства в голосе. Поэтому маленькая Вита никогда не видела в этом трагедий.
Она была любима — это факт. Росла младшая из Кировых на пуховой перине, где все в размытом свете старых ламп, пахнет музейной пылью и домашними ужинами. Внешние тревоги словно не проходили сквозь теплые объятия бабушки. Вокруг оставался только полный увлечений мир, границы которого Виталина могла определять сама. И когда-то она решила, что пусть уж лучше все будет безгранично.
Это сделало ее очень рассудительной и спокойной, но именно это же делало ее беззащитной. Неожиданное, неочевидное – и вот пропасть. Выбор будущего, сердечные терзания, сложности в семье – легко. Поверхностная чушь – провал.
Закономерно, что именно это когда-то сыграло с ней злую шутку. В памяти тлели эпизоды, в которых Виталина сначала заставляет себя есть по часам и по маленьким порциям, а потом сокращает. Сокращает и сокращает.
Она только вошла в квартиру, взмокшая и искусанная ноябрьским недоморозом. Кончики пальцев бесчувственные, прикладывая к лицу, чувствует: шершавые. А под ними горят щеки. А в зеркале ни намёка на румянец, только бледное замешательство.
С этих «эпизодов» на Талю – как сейчас, через зеркало – смотрит совершенно пустое лицо, невыразительное, лишенное цвета. Почти как сейчас, но неуловимо иначе. Отупевшее от бессилия. И хорошо если смотрит оно Виталине прямо в глаза — знакомые, родные, с холодной мутной поволокой поверх разбеленного стального цвета. Если удастся отвести от них взгляд, то станет только хуже. Он переместится на лишенные силы полные руки, на выступающие сбитые бока, белесые трещины растяжек на невыразительны бедрах. И непременно минует опускающуюся под своей полнотой грудь.
Она простудилась? Сбрасывает пальто – на нем, как росла, талые снег-дождь-град-мерзость. Топает через прихожую, ругается, стаскивает ботинки. Расстегивает джинсы, включая свет в ванной. Медлит с футболкой.
Виталина мало думает о том самом периоде, когда была бы рада мыться в футболке. В штанах, в толстовке, хоть в пуховике. Только бы не видеть. Она негласно решила, что он позади. Ее подкупила маленькая победа — она стала есть.
Первое время любая пища имела лишь горький, гнилостный привкус вины, но с каждым кусочком это растворялось в ее крови, оседало в костях, врастало под кожу.
В глазах Кировой все наладилось. И только иногда все ее приобретенное лживое естество бунтовало. Тогда, к сожалению, она была бессильна. Если вдруг во время еды в памяти проносилось нечто знакомое и неприветливое — слова, рекламные слоганы, образы стройных девушек на фото — Таля без всяких мыслей отставляла порцию. Всего-то перехотелось.
Она хватает за край и тянет наверх. Виталина не справилась. Она еще больше погрязла в этом. Сроднилась. Снимала у своего расстройства собственное тело в аренду, но стоило тому выдвинуть требование — и она неосознанно, совершенно не отдавая отчета, исполняла его. А чего такого? Она ведь в порядке.
Таля часто думала, что было с водой, которой она мылась. Откуда она, как фильтрована, для чего её использовали до этого. Но у воды не было памяти, она проходила через сложные системы и становилась вновь пригодной. Тале хотелось стать водой.
Всё началось, наверное, с Ксюши – она была гимнасткой, следила за питанием в том возрасте, когда остальные дети следили за деньгами на обед, чтобы потратить их на сухарики с соусом и жвачки. Это не было проблемой, Таля просто смотрела, не касалась этого. Но подобное передавалось воздушно-капельным, Ксюшина симптоматика: удачная для модели страсть к правильному питанию и абонемент в тренажерный зал до конца концов. Симптоматика Виталины вырабатывалась каждый день.
Её порция – в два раза больше порции Оксаны. Ксюша – отказывается от участия в спортивных соревнованиях, на которые её отправляют физруки. Родители приходят в школу, чтобы решить вопрос. Виталина – с единственной тройкой в четверти седьмого класса по физкультуре. Родители приходят в школу, чтобы решить вопрос.
Физра загубила морально примерно в миллион раз больше подростков, чем спасла физически.
Вода стекает по плечам, она тянется макушкой, пытаясь забыть, как переступала бортик ванной. Как сложился в складку живот и некрасиво втянулись ягодицы.
Таля ничего не может вспомнить и решает, что она, конечно, вода. Но правда в том, что вспоминать было нечего. Будущая симптоматика была везде и нигде. В цоканье тех же физруков, которые несколько раз говорили, что Тале стоило бы пойти в спорт за Оксаной. В одноклассницах, которые не садились на скамейку, снимая штаны, и не отворачивались к стене, снимая блузки. В сотне видео-нарезок с подиумов, где модели вышагивали под наложенную музыку. В рекламе, которая обещала всё меньше калорий. В сериалах, где хорошее и волшебное, и чувственное, и интересное доступно тем, у кого есть талия. Героини всегда восхитительны и не знают об этом. Какое мерзкое клише.
И паблики. Десятки записей истощенных девушек, которых хвалят, которым советуют на сколько и как продолжать. Все в блоке теперь. Выходит, всё хорошо. Остался только холод. Когда ты не ешь, тебе очень холодно. Тале холодно?
Показалось, что снова накатило, но нет. Она выходит из ванной, не глядя в зеркало. Ее демоны задремали. Тале не удалось втолкнуть в себя хотя бы кусочек не по их вине. Узнали бы — загрызли. Их пост заняло зудящее волнение, в котором Кирова выламывала руки, прохаживаясь по темной кухне.
Вот тебе новое расстройство, Кирова. Несложно было догадаться, куда и для чего направился Романовский. Расплачивается по долгам. Один.
В кого она превращается? Сторожит экран телефона, как помешанная. Получает намного больше, но при этом неизменно что-то упускает. От того, чтобы остановить Тима, ее удерживало только это тонкое ощущение. Действуй она вслед за голосом разума, то обязательно постаралась бы предотвратить все, что ни должно было случиться. Однако, Таля понимала, что ее вмешательство в эту ситуацию Романовский для себя уже определил и идти наперекор было бы глупо. Он решил, что для него так лучше.
Оставалось лишь не подвести его. Виталина могла бы вызвонить Санченко, посеять хаос и удовлетвориться тем, что исправила ситуацию. Но у нее не было этого комплекса героя, не было острой нужды возводить происходящее в гротеск.
Романовский, что бы ни происходило и в какие крайности его ни швыряло, имел свою жизнь. И пожалуй, теперь, когда он очевидно решил взять ее под контроль, Тале нет причин прощупывать границы своего влияния. Они успели появиться, быть может, даже не напрасно. Погрузиться в себя, в свой мир, частью которого Тим не являлся, вот что правильно.
Проходит меньше часа с их встречи. Кирова отходчива, Кирова быстро пропускает через себя произошедшее. И оставляет внутри из всего спектра чувств — бессильной злобы, сочувствия, жалости, уважения — лишь скромное примитивное желание. Лишь бы выжил.
Однако, она совершает кое-что. Нарушает свой устрой жизни. Подключается к Интернету. Открывает социальные сети. Видит, что Романовский не был онлайн после их встречи. Глотает сожаление. И набирает одно единственное слово.

Единый государственный выходМесто, где живут истории. Откройте их для себя