Первый снег

Возвращение домой

За домашними делами и прочими бытовыми заботами незаметно прошло несколько недель. Хоть Арису и помогала всем, чем могла, изо всех сил стараясь быть полезной, её продолжало грызть чувство, будто бы в доме Урахары она была лишней. Не помогала ни похвала домочадцев, ни их попытки убедить девушку в том, что у них еще никогда не было такого трудолюбивого «нахлебника» и что она может оставаться здесь столько, сколько будет необходимо (тем более самый лучший в мире владелец магазинчика сладостей не только хорош собой, но и чертовски гостеприимен). С этой занозой на душе Арису просыпалась по утрам, с ней завтракала, обедала и ужинала, проживала день, принимала душ и ложилась спать. Даже собственное будущее казалось ей безжизненной пустыней, похожей на Хуэко Мундо.

О Старрке она пыталась не вспоминать — и потому думала о нем каждую свободную минуту, которых, к счастью, было не так уж и много. Хуже всего становилось по вечерам, когда домашние дела заканчивались и обитатели дома собирались вместе чтобы поужинать, пообщаться и отдохнуть, сыграть в какую-нибудь настольную игру или посмотреть телевизор. В такие моменты Арису чувствовала себя особенно чужой — и потому стремилась поскорее уйти, сославшись на усталость и трудный день. Одинокие вечера в комнате, впрочем, были такой же пыткой, но одиночество по крайней мере позволяло дать волю эмоциям.

Арису не верила (или скорее не хотела верить) в то, что Старрка и Лилинетт больше нет. Смириться и заставить себя жить дальше, но без них, оказалось куда более сложной задачей, чем вступить в битву с Айзеном, зная, что шансов на победу нет. Проще было придумать концепцию мира, где они выжили и по какой-то причине все еще не вышли на связь, что Арису и делала. В глубине души она понимала: все это самообман, но не могла заставить себя признать правду. Было слишком больно.

Впрочем она никогда не считала себя сильной — в том числе и морально.

Как ни странно, но за все это время Арису почти не плакала. Раз за разом она прятала все самые страшные и болезненные воспоминания и мысли туда, где хранилась память о Лили — и не позволяла себе подходить к этой пропасти слишком близко. Заперев боль на множеств внутренних замков, девушка не хотела думать о том, что будет, если они сломаются. Поэтому даже в самые долгие из бессонных ночей она лежала, уставившись в потолок и почти не шевелясь — будто бы любое неверное движение сможет разбудить внутренних демонов, которые сорвут цепи и откроют двери в её персональный ад.