Как-то раз, когда им было по двенадцать лет, Марла приехала ее навестить. Она полностью очаровала тетю Чарли и моментально подружилась со школьными друзьями самой Чарли, причем постоянно подчеркивала, что она подружка Чарли и приехала сюда исключительно ради Чарли.
Широкая улыбка сползла с лица Марлы, она посерьезнела и внимательнее пригляделась к Чарли, точно пыталась определить, сильно ли та изменилась с их последней встречи.
– Ты все такая же бледная. – Она взяла Чарли за руку. – И ты вся холодная. Тебе когда-нибудь бывает тепло? – Она уронила руку Чарли и принялась со скептическим видом осматривать комнату, как будто не до конца понимала, куда попала.
– Это номер люкс, – сказала Джессика ничего не выражающим голосом, не переставая искать что-то в сумке. Ее волосы торчали во все стороны, и Чарли с трудом сдержала улыбку. Приятно в кои-то веки увидеть вечно лощеную Джессику растрепанной. Джессика наконец нашла расческу и триумфально помахала ею над головой.
– Ха! Получи, утренняя завивка!
– Давай зайдем, – предложила Чарли, сообразив вдруг, что они с Марлой стоят на пороге номера, а дверь открыта. Марла кивнула.
– Секунду. ДЖЕЙСОН! – крикнула она. – На зов никто не явился. – ДЖЕЙСОН!
От дороги рысцой прибежал невысокий, гибкий мальчик; кожа у него была темнее, чем у старшей сестры. Футболка с изображением Супермена и черные шорты болтались на нем, как на вешалке; темные волосы коротко пострижены, а руки и ноги забрызганы грязью.
– Ты что, играл на дороге? – сурово спросила Марла.
– Нет? – полувопросительно протянул мальчик.
– Играл-играл. Не делай так. Если тебя собьет машина, мама будет меня винить. Заходи давай. – Марла пихнула младшего брата в номер и покачала головой.
– Сколько же тебе теперь лет? – поинтересовалась Чарли.
– Одиннадцать, – ответил Джейсон. Он уверенно направился к телевизору и стал нажимать на кнопки.
– Джейсон, прекрати, – велела Марла. – Поиграй со своими фигурками.
– Я что, маленький? – возмутился Джейсон. – Все равно они в машине.
Однако от телевизора отошел и стал смотреть в окно.
Марла потерла глаза.
– Мы только что прибыли. Выезжать пришлось в шесть утра, вдобавок кое-кто, – она бросила косой взгляд на брата, – не переставая играл с радио. Я так устала. – Уставшей она не выглядела, хотя это ни о чем не говорило: у нее всегда был очень бодрый вид. Чарли помнила, что в детстве Марла вечно прыгала на кроватке, как мячик, в то время как остальные дети уже давно спали, а потом вдруг внезапно вырубалась, точно мультяшный персонаж, которого стукнули по голове скалкой.
– Пора собираться, – заявила Джессика. – Через час мы должны встретиться с парнями в закусочной.
– Быстрее! – воскликнула Марла. – Нам тоже нужно переодеться, все-таки мы с дороги.
– Джейсон, ты можешь посмотреть телевизор, – сказала Чарли. Мальчик посмотрел на сестру, та кивнула, и Джейсон, улыбнувшись, принялся быстро переключать каналы.
– Пожалуйста, выбери что-то одно, – проворчала Марла.
Чарли отправилась в ванную, чтобы одеться, а Джессика сооружала прическу.
* * *
Не прошло и часа, как они подъехали к закусочной. Остальные уже собрались там, даже заняли тот же столик, за которым они сидели накануне. Войдя в кафе, Марла устроила второй раунд радостных визгов и объятий, только на сей раз слегка уменьшила громкость, поскольку они находились на людях. Ламар, оказавшийся в тени ее бьющего через край энтузиазма, встал и помахал рукой Джессике и Чарли, ожидая, пока Марла усядется.
– Привет, ребята, – сказал он наконец. Высокий, худощавый, темнокожий, коротко стриженный Ламар был одет в темно-серый костюм и черный галстук; тонкие черты его лица притягивали взгляд, он выглядел немного старше остальных ребят. Возможно, сыграл свою роль строгий костюм, но Чарли подумала, что дело в его позе: Ламар держался очень уверенно.
Все они слегка принарядились по случаю церемонии. Марла переоделась в мотеле, они с Джессикой обе были в платьях. Платье Джессики было длиной до колен, в светлый цветочек, сшитое из легкой, развевающейся при ходьбе ткани; у Марлы – простое, в крупные подсолнухи. Чарли не сообразила захватить с собой платье, и теперь надеялась, что не будет выглядеть неуместно в черных брюках и белой рубашке навыпуск. Джон сегодня надел светло-фиолетовую рубашку, дополнив ее темно-фиолетовым галстуком, а Карлтон, похоже, оделся в точности как вчера, во все черное. Все уселись за стол.
– Ну, разве мы не симпатяги? – радостно прощебетала Марла.
– Где Джейсон? – Джессика вытянула шею и завертела головой.
Марла застонала.
– Сейчас вернусь.
Она выскочила из кабинки и помчалась к двери.
– Ламар, чем ты занимаешься? – поинтересовалась Чарли.
Юноша широко улыбнулся.
– Перед тобой член Лиги плюща, – немного насмешливо сказал Карлтон.
Ламар на миг опустил взгляд, но на его лице играла улыбка.
– Приняли до восемнадцати лет, – только и сказал он.
– И какой университет? – спросила Джессика.
– Корнеллский.
– Погоди, как вышло, что ты уже поступил в университет? – поразилась Чарли. – Нам же еще целый год в школе учиться. Я даже не знаю, куда потом идти.
– Он пропустил шестой класс, – сказал Джон. На миг его лицо помрачнело, и Чарли поняла почему. Джон любил быть самым умным, самым развитым. В детстве Ламар был разгильдяем, а теперь вырвался вперед. Джон принужденно улыбнулся, но уже в следующее мгновение посветлел лицом. – Поздравляю, – совершенно искренне сказал он.
Снова вбежала Марла, на сей раз как на буксире таща за собой Джейсона. В гостинице она заставила его переодеться в блейзер и светло-бежевые брюки, хотя мальчик так и остался в кроссовках.
– Да иду я, иду. Перестань, – канючил он, пытаясь вырвать руку.
– Это Джейсон? – спросил Карлтон.
– Ага, – ответил Джейсон.
– Ты меня помнишь? – улыбнулся Карлтон.
– Я никого из вас не помню, – ответил мальчик, и в его голосе не прозвучало ни малейшего намека на сожаление.
– Сиди здесь, – велела Марла, указывая на место за соседним столиком.
– Ладно, – проворчал ее брат.
– Марла, он может сесть с нами, – предложила Джессика. – Джейсон, иди сюда.
– Я хочу сидеть здесь, – заявил мальчик. Он плюхнулся на сиденье, вытащил из кармана видеоигру и перестал обращать внимание на то, что происходит вокруг.
Подошла официантка, и ребята сделали заказ; Марла попросила принести Джейсону завтрак и включить в общий счет. Когда принесли еду, Чарли посмотрела на часы.
– Время поджимает, – заметила она.
– Успеем, – заверил ее Карлтон, указывая на дорогу. – Здесь недалеко. – Изо рта у него выпал кусочек пищи.
– Ты заходил в школу? – спросил Ламар, и Карлтон пожал плечами.
– Прохожу мимо время от времени. Знаю, для всех вас эта поездка наполнена воспоминаниями о прошлом, а я просто живу здесь. Так что меня не мучает постоянная ностальгия по детскому саду.
Какое-то мгновение все молчали, и тишину нарушали только свист и бибиканье видеоигры Джейсона.
– Эй, а ты знала, что Ламар в следующем году отправляется в Корнеллский университет? – спросила Джессика у Марлы.
– Правда? Ха, похоже, ты нас всех обскакал, – воскликнула Марла.
Ламар уставился в свою тарелку, а когда поднял взгляд, его щеки слегка покраснели.
– Это все часть пятилетки, – сказал он. Все засмеялись, и Ламар покраснел еще сильнее. – Немного странно вновь вернуться сюда, – добавил он, торопливо меняя тему.
– По-моему, странно то, что я единственный из нас до сих пор живу здесь, – заметил Карлтон. – Обычно никто не покидает Харрикейн.
– Что в этом странного? – задумчиво проговорила Джессика. – Мои родители… вы же помните, моя мама из Нью-Йорка. Когда-то она часто шутила, что вернется туда. «Когда я вернусь в Нью-Йорк». С тем же успехом она могла бы говорить: «Когда я выиграю в лотерею». На самом деле она не собиралась туда возвращаться. А потом, сразу после того как Майкл… в общем, сразу после этого мама вдруг перестала шутить на эту тему. Уже через три месяца мы полетели в Куинс, навестить ее сестру, да так и не вернулись. Отец моего папы умер, когда мне было девять, и родители вернулись в Харрикейн на похороны, но меня с собой не взяли. Не хотели, чтобы я возвращалась, и, честно говоря, я и сама не хотела ехать. Пока их не было, я постоянно переживала, без конца смотрела в окно, надеялась, что они вернутся пораньше, словно с ними здесь могло случиться что-то плохое.
Все принялись переглядываться. Чарли знала, что они все переехали, все, кроме Карлтона, но раньше она никогда об этом не задумывалась – ведь люди постоянно переезжают. И все же Карлтон прав: прежде люди не уезжали из Харрикейна.
– Мы переехали, потому что папа получил новую работу; дело было летом, я как раз закончил третий класс, – сказал Джон. – Так что тут нет ничего загадочного. Ламар, а ты уехал в том же году, в разгар учебы.
– Ага, – кивнул Ламар. – Просто после развода родителей я вместе с мамой уехал в Индианаполис. – Он нахмурился. – Хотя отец тоже переехал, он теперь в Чикаго.
– Мои родители уехали из-за Майкла, – призналась Марла. Все повернулись к ней. – После того случая мама не могла спать, говорила, в городе обитают потревоженные духи. Папа уговаривал ее не болтать ерунды, но мы все равно уехали, как только смогли. – Марла обвела взглядом лица друзей. – Что? – спросила она, словно защищаясь. – Я не верю в призраков.
– А я верю, – сказала Чарли, ощущая себя так, словно говорит с приятелями, находясь на большом расстоянии от них, и удивилась, что они ее услышали. – Я имею в виду не призраков, а… воспоминания. Мне кажется, они остаются, и неважно, есть в этом месте кто-то или нет. – Дом, ее старый дом был наполнен воспоминаниями, чувством потери и тоской. Эти чувства витали в воздухе, как сырость; стены ими пропитались. Когда Чарли вошла в дом, там царила гнетущая атмосфера, и сейчас она никуда не делась; она останется там навсегда. Так должно быть. На плечах Чарли лежал большой и тяжкий груз, с которым ей придется жить дальше.
– Бессмыслица какая-то, – возразила Джессика. – Воспоминания существуют исключительно в нашем сознании. Они вроде как хранятся в мозгу; это даже на рентгеновских снимках видно. Они не могут существовать отдельно от человеческого разума.
– Не знаю, – пробормотал Джон. – Подумай обо всех местах с особой… атмосферой. Старые дома, например. Или бывает, гуляешь где-нибудь, и вдруг накатывает грусть или воспоминания, хотя раньше ты в этих местах не бывал.
– Ну, это же не из-за воспоминаний других людей, – заметил Ламар. – Это сигналы подсознания, вещи, которые мы подмечаем неосознанно, они-то и заставляют измениться наше настроение. Облупившаяся краска, старая мебель, кружевные занавески, мелкие детали, вызывающие ностальгию, – по большей степени мы черпаем все это из фильмов. Когда мне было четыре года, я потерялся на карнавале. Никогда в жизни так не пугался, однако не думаю, что кто-то может внезапно испугаться и захотеть к маме, просто проходя мимо колеса обозрения.
– Кто-то, наверное, может, – сказала Марла. – Не знаю, иногда у меня бывает такое чувство, будто я что-то забыла, о чем-то жалею, счастлива или вот-вот заплачу, но это лишь мимолетное ощущение. А потом оно проходит. Возможно, мы все излучаем свои страхи, сожаления и надежды повсюду, куда бы ни пошли, и улавливаем отпечатки чувств людей, которых никогда не встречали. Может быть, такое происходит повсюду.
– И чем это отличается от веры в призраков? – спросил Ламар.
– Это совсем другое, – заявила Марла. – В этом нет ничего сверхъестественного, и речь не идет о душах мертвых людей. Просто… люди оставляют в мире своеобразный след.
– То есть это призраки живых людей? – фыркнул Ламар.
– Нет.
– Ты утверждаешь, будто у людей есть некая сущность, способная оставаться в некоторых местах после того, как человек оттуда ушел, – подытожил Ламар. – Это и есть привидение.
– Вовсе нет! Я просто не могу толком объяснить, – вздохнула Марла. Она прикрыла глаза и с минуту молчала, размышляя. – Хорошо, – сказала она наконец. – Вы все помните мою бабушку?
– Я помню, – подал голос Джейсон. – Она была и моей бабушкой.
– Она была мамой моего папы, а не твоего, – возразила Марла. – И вообще, когда она умерла, тебе был только год.
– Я ее помню, – тихо повторил Джейсон.
– Ладно, – сказала Марла. – В общем, она собирала кукол, еще с тех пор, когда я была совсем маленькой. В прошлом они с дедушкой много путешествовали, после того как он вышел на пенсию, и бабушка привозила кукол со всего мира: из Франции, Египта, Италии, Бразилии, Китая – отовсюду. Бабуля хранила их в специальной комнате, там вдоль стен стояли стеллажи, битком забитые куклами: от совсем крошечных до огромных, почти с меня ростом. Я их обожала; одно из моих самых ранних детских воспоминаний связано с ними: я помню, как играла с куклами в той комнате. Папа еще велел мне обращаться с ними осторожно, а бабушка только смеялась и говорила: «Игрушки на то и нужны, чтобы с ними играть».
У меня была любимица, рыжеволосая кукла ростом в двадцать один дюйм, в коротком белом платье, как у Ширли Темпл. Я звала ее Мэгги. Ее сделали в 1940-х годах, и я ее обожала. Рассказывала ей обо всем, а когда мне было одиноко, я представляла, что сижу в той комнате и играю с Мэгги. Бабушка умерла, когда мне было шесть, и когда после похорон мы с папой приехали к дедушке, он предложил мне выбрать себе одну куклу из коллекции. Я пошла в ту комнату, чтобы забрать Мэгги, но стоило мне войти туда, как что-то пошло не так.
Вокруг словно потемнело, стало как-то неприятно. Я огляделась, и позы, в которых сидели и стояли куклы, показались мне неестественными, как будто им вывихнули руки и ноги. Меня не покидало ощущение, что все они смотрят на меня. Мэгги находилась в углу, и я шагнула к ней, но, посмотрев в ее глаза, остановилась. Словно на меня глядела не кукла со стеклянными глазами, а какое-то незнакомое существо. Я повернулась и убежала. Я мчалась обратно в гостиную так, словно кто-то за мной гнался, и не смела оборачиваться, пока не оказалась рядом с отцом. Он спросил, выбрала ли я куклу, и я только кивнула. Больше я не заходила в ту комнату.
Все молчали. Чарли не могла пошевелиться, как наяву представив себе, как маленькая Марла убегает со всех ног.
– Что сталось с теми куклами? – спросил Карлтон, лишь отчасти нарушив сковавшее ребят оцепенение.
– Не знаю. Думаю, после смерти дедушки мама продала их другому коллекционеру, – ответила Марла.
– Извини, Марла, – сказал Ламар, – только это все равно выверт подсознания. Ты тосковала по бабушке, боялась смерти, а куклы часто наводят на людей жуть.
Чарли поспешила вмешаться, чтобы положить конец спору:
– Все поели? Нам уже скоро выходить.
– У нас еще полно времени, – возразил Карлтон, посмотрев на часы. – Дорога займет минут пять от силы. – Изо рта у него выпал еще кусочек еды, приземлившись рядом с первым.
Джон поочередно обвел взглядом сидевших за столом друзей, словно чего-то ожидая.
– Нужно им рассказать, – проговорил он, глядя на Чарли.
– Да, непременно нужно! – подхватила Джессика.
– О чем рассказать? – пропищал Джейсон, выглядывая из-за спинки сиденья.
– Ш-ш-ш, – цыкнула Марла, поворачиваясь к брату, но как-то вяло. Она с интересом посмотрела на Джона. – О чем вы хотите рассказать?
Джон понизил голос, и все наклонились поближе к нему. Чарли тоже подалась вперед, хотя наверняка знала, о чем пойдет речь.
– Вчера вечером мы были «У Фредди», – сообщил Джон.
– Неужто она все еще на прежнем месте? – воскликнула Марла в полный голос.
– Тс-с-с! – Джессика отчаянно замахала на подружку руками.
– Извини, – прошептала Марла. – Просто не могу поверить, что ее до сих пор не снесли.
– Не снесли, – кивнул Карлтон, приподнимая брови, потом с загадочным видом улыбнулся Ламару.
– Она спрятана, – пояснил Джон. – Ее хотели снести, чтобы построить вместо нее торговый центр. Но не сделали этого. Просто… построили центр вокруг пиццерии. Похоронили ее.
– И вы пробрались внутрь? – поразился Ламар. Чарли кивнула. – Не может быть.
– И как там теперь? – спросила Марла.
– Все в точности как раньше, – ответил Джон. – Как будто…
– Как будто все посетители испарились, – тихо сказала Чарли.
– Я тоже хочу туда сходить! Вы должны нас отвести! – воскликнула Марла.
Джессика неуверенно кашлянула, и все посмотрели на нее.
– Не знаю, – медленно проговорила она. – В смысле, прямо сегодня? А стоит ли?
– Мы должны ее увидеть, – сказал Ламар. – Вы же не можете сначала рассказать нам об этом, а потом не дать увидеть.
– Я тоже хочу пойти, – вклинился Джейсон. – Что такое «У Фредди»?
На него не обратили внимания. У мальчика разгорелись глаза, он прислушивался к разговору, жадно ловя каждое слово.
– Джессика, наверное, права, – неохотно сказал Джон. – Может, это было бы неуважением – идти сегодня вечером.
Последовала секундная пауза, и Чарли поняла: все ждут, что же скажет она. Именно ее все боялись оскорбить, и теперь нуждались в ее разрешении.
– Думаю, нам стоит сходить, – решила она. – Мне не кажется, что это неуважение. Наоборот, это своеобразная дань памяти… случившемуся. – Она по очереди посмотрела на ребят. Джессика закивала. Сама Чарли полагала, что привела не очень убедительный аргумент, но, похоже, уговаривать друзей не требовалось.
Марла изогнулась и поверх спинки диванчика заглянула Джейсону в тарелку.
– Ты поел? – спросила она.
– Ага, – кивнул мальчик.
Марла указала на игру в его руках.
– Ты же помнишь, что нельзя играть в эту штуку во время церемонии?
– Ага.
– Джейсон, я серьезно. Я запру эту штуку в машине.
– Почему бы тебе не закрыть меня в машине, – пробурчал мальчик.
– Я бы с удовольствием, – проворчала Марла вполголоса, потом снова повернулась к друзьям. – Так, мы можем идти.
Они ехали к школе вереницей: парни в машине Карлтона, потом Марла, и замыкала «караван» Чарли.
– Можно было поехать всем в одной машине, – лениво пробормотала Джессика, поглядывая в окно.
Об этом Чарли не подумала.
– Да, наверное, – сказала она.
– С другой стороны, не уверена, что хотела бы ехать вместе с Марлой и Джейсоном, – без обиняков заявила Джессика.
– Они чересчур активные, – согласилась Чарли.
Когда они приехали, парковка уже была забита битком. Чарли припарковалась на соседней улице, надеясь, что в этом месте разрешено парковаться, после чего они пошли к школе по знакомой с детства дорожке.
Джессика поежилась.
– У меня прямо мурашки по коже.
– Странно вновь оказаться здесь, – кивнула Чарли.
На первый взгляд школа выглядела совсем как раньше, только забор вокруг нее поставили новый, из черных пластиковых щитов. Весь город являл собой такую смесь старого и нового, знакомого и незнакомого. Привнесенные новшества казались Чарли чужеродными, однако старые, знакомые вещи тоже вызывали подобные ощущения. «Наверное, Карлтон чувствует себя очень необычно, живя здесь», – подумала девушка. «Знаю, для всех вас эта поездка наполнена воспоминаниями о прошлом, а я просто живу здесь» – так он недавно сказал. Чарли показалось, что он говорил неискренне.
Когда они дошли до расположенной за школой игровой площадки, места на открытой трибуне почти закончились; перед трибуной в несколько рядов поставили складные стулья, и Чарли заметила сидевших в первом ряду Марлу и мальчишек.
– О, просто здорово, – проворчала она. – Не хочу сидеть в первом ряду.
– Я не против, – пожала плечами Джессика.
Чарли посмотрела на приятельницу. «Конечно ты не против, – вертелось у нее на языке. – Ты… ты…» Вместо этого она сказала:
– Ага, это не проблема.
Они направились к остальным.
– Тут, наверное, полгорода собралось, – заметила Чарли, глядя на два свободных места, которые заняли им друзья: одно в первом ряду, рядом с Карлтоном, другое – за ним, рядом с Марлой. Джессика подмигнула Чарли и села рядом с Карлтоном. Потом наклонилась к юноше, и они принялись шептаться.
– Тут, наверное, полгорода собралось, – повторила Чарли, обращаясь к Марле.
– Ага, – кивнула та. – Я хочу сказать, это же маленький городок, сама знаешь. Случай с Майклом… наделал шуму. К тому же его родители до сих пор живут здесь. Люди помнят.
– Люди помнят, – тихо повторила Чарли.
Прямо перед ними установили маленькую импровизированную сцену, на которой стояли ораторская трибуна и четыре стула. За стульями повесили большой экран, на него проецировалось изображение: фотография Майкла, больше человеческого роста. Мальчик на снимке выглядел не идеально: он запрокинул голову под странным углом, широко разинув смеющийся рот… И все же это фото подходило как нельзя лучше: фотограф поймал и запечатлел радостный, не постановочный момент. Ребенок на фотографии выглядел счастливым.
– Проклятье, – прошептала Марла.
Чарли посмотрела на подружку: та промокала глаза салфеткой. Чарли обняла ее и сказала:
– Я знаю.
Внезапно заработала акустическая система, раздался громкий завывающий звук, потом он стих. На сцену поднялись четыре человека: крупный мужчина в костюме, направившийся прямиком к микрофону, пожилая женщина, и державшиеся рядом мужчина и женщина. Человек в костюме встал перед трибуной, пожилая женщина села на один из стульев. Пара осталась стоять у края сцены. Чарли сообразила, что это, скорее всего, родители Майкла, но она их не узнавала. В детстве она не особо обращала внимание на родителей друзей: они принадлежали к особому виду людей, «взрослых». Чарли вдруг поняла, что даже не знает их имен; родители Майкла не путались под ногами у друзей сына и не представлялись им, а Чарли обращалась к ним просто «мама Майкла» и «папа Майкла», как будто это приемлемая форма обращения.
Человек у трибуны представился, назвавшись директором школы. Он произнес несколько слов о потере и общности, а также о том, как мимолетна и драгоценна молодость; вкратце напомнил собравшимся о доброте Майкла, его артистическом таланте, о том, что он с самого раннего детства производил благоприятное впечатление на окружающих. «Это правда», – подумала Чарли. Майкл был на удивление обаятельным ребенком. Он не проявлял особых лидерских качеств, однако все хотели его порадовать, развеселить, поэтому часто поступали так, как хотелось бы Майклу – просто чтобы сделать ему приятное.
Директор закончил и представил родителей Майкла, Джоан и Дональда Бруксов. Супруги явно чувствовали себя не в своей тарелке: переминались с ноги на ногу рядом с трибуной, скользили взглядами по толпе, словно спрашивая себя, что они тут делают. Наконец вперед вышла Джоан.
– Так странно находиться здесь сегодня, – произнесла она, и по толпе пробежал тихий одобрительный шепоток. – Мы безмерно благодарны всем вам за то, что вы пришли, особенно тем из вас, кто специально прибыл в город. – Она посмотрела прямо на сидевших в первом ряду приятелей Чарли. – Некоторым из друзей Майкла пришлось приехать издалека, и, думаю, это свидетельство того, кем он был десять лет назад, когда все вы только начинали свой путь, переходили на следующую ступень своей жизни. – Поскольку Чарли сидела очень близко к сцене, она видела, что Джоан того и гляди заплачет, и слезы уже блестят у нее в глазах, однако голос женщины не срывался. – Мы благодарны за то, что вы здесь. Деньги на эту стипендию мы хотели оставить Майклу в наследство, но, очевидно, что он и без того сам оставил по себе добрую память.
Марла стиснула руку Чарли, и девушка пожала ее ладонь в ответ.
– Я хочу сказать кое-что, – продолжала Джоан, – о семьях, которых сегодня здесь нет. Как все вы знаете, за те страшные несколько месяцев Майкл не был единственным пропавшим ребенком. – Она зачитала еще четыре имени: двух девочек и двух мальчиков. Чарли быстро взглянула на Марлу. Все они знали, что пропали и другие дети, но смерть Майкла нависла над ними такой огромной тенью, что они никогда даже не говорили об остальных жертвах. Теперь Чарли ощутила укол вины. Для кого-то те маленькие девочки и мальчики были так же важны, как Майкл для своих родителей и друзей. Для кого-то такая потеря означала конец света. Девушка на миг закрыла глаза. «Я не могу оплакать всех, – подумала она. – Никто не сможет».
Джоан заговорила снова.
– Хотя их семьи уехали из Харрикейна, те мальчики и девочки навечно останутся в наших сердцах. А сейчас я попрошу выступить молодого человека, который был особенно близок с моим сыном. Карлтон, скажешь несколько слов?
Чарли и остальные ребята удивленно смотрели, как Карлтон встает и поднимается на сцену. Джоан крепко его обняла и осталась стоять рядом, а Карлтон вытащил из кармана мятый листок бумаги. Юноша откашлялся, посмотрел поверх голов зрителей, затем снова смял в кулаке листок и засунул обратно в карман.
– Я помню Майкла хуже, чем следовало бы, – сказал он наконец. – За столько лет многое стерлось из памяти; знаю, мы с ним познакомились, еще когда ходили в памперсах, но этот период жизни я, к счастью, не помню.
Зрители тихо захихикали.
– Зато я знаю, что в моих самых ранних воспоминаниях всегда присутствует Майкл. Я помню, как мы играли в супергероев; рисовали – последнее у него получалось намного лучше, чем у меня; а когда мы немного подросли… ну, мы по-прежнему играли в супергероев и рисовали. И я твердо помню одно: мои дни всегда становились веселее, если рядом был Майкл. Он был умнее меня, именно он всегда придумывал что-то новое, изобретал новые способы попасть в переделку. Кстати, миссис Брукс, извините за те лампы. Если бы я прыгнул так, как предлагал Майкл, то, возможно, разбил бы только одну.
Дональд засмеялся, но получился какой-то утробный, рыдающий звук. Чарли поерзала, чувствуя смущение, и с извиняющейся улыбкой вытащила ладонь из пальцев Марлы. Неприкрытое горе родителей Майкла потрясало ее до глубины души, как свежая, кровоточащая рана, на которую больно смотреть.
Карлтон спустился со сцены и сел на свое место. Заговорила бабушка Майкла, потом выступил его отец – он слегка успокоился и нашел в себе силы рассказать, как впервые привел сына на занятия в художественный класс. Он рассказал собравшимся об учрежденной стипендии: ее планировалось вручать выпускнику, который продемонстрирует мастерство и страсть в искусстве; затем он назвал первого победителя, получившего приз в этом году, Анну Парк, худощавую кореянку. Девушка быстро поднялась на сцену, дабы получить почетный значок и свою порцию дружеских объятий от родителей Майкла. Чарли подумала, что Анна, наверное, чувствует себя очень странно, ведь ее радость изначально омрачена горем родителей Майкла. С другой стороны, Анна наверняка тоже знала Майкла, пусть и шапочно.
После церемонии ребята подошли к родителям Майкла, поприветствовали их, обняли и выразили соболезнования. «Что можно сказать человеку, потерявшему ребенка? Разве можно облегчить его страдания? Изгладится ли его горе хоть чуть-чуть за десять лет, или он до самой смерти будет просыпаться по утрам, ощущая всю тяжесть потери?» Возле сцены стоял длинный стол, на котором постепенно росла груда цветов, кроме того, собравшиеся на церемонию люди приносили фотографии и открытки, записки, адресованные родителям Майкла или ему самому. Кто-то что-то вспомнил, кто-то записал невысказанные в прошлом пожелания. Чарли подошла к столу и оглядела разложенные на нем записки. Были здесь и фотографии, с которых улыбалась она сама, ее друзья и, конечно, Майкл. Впрочем, что же в этом удивительного? Они постоянно играли то все вместе, то по двое, по трое. Взгляд Чарли выхватил из общей кучи один снимок: Майкл, Джон и она сама, все перемазанные грязью, а рядом Джессика, чистенькая, как с картинки, отказывается подходить к троице грязнуль. Чарли улыбнулась. Точно-точно, так все и было. На другой фотографии пятилетняя Марла из последних сил держит на руках новорожденного брата, а Ламар заглядывает ей через плечо, с подозрением косится на крошечного малыша. Здесь же лежало несколько рисунков Майкла, карандашные наброски в профессионально сделанных рамках разного размера и цвета.
Чарли взяла один рисунок, изображавший, как она предполагала, мчащегося по городу огромного динозавра. А ведь Майкл действительно был очень одаренным, осознала девушка. И она, и все ее друзья рисовали карандашами, но на фоне их каракулей рисунки Майкла выглядели самыми реалистичными.
– Вот этот особенно хорош, – сказал тихо подошедший к девушке Джон.
Чарли вздрогнула от неожиданности.
– Ты меня напугал.
– Извини.
Она снова посмотрела на рисунок. Что бы это ни было, она даже сейчас не сможет нарисовать ничего лучшего. Грудь вдруг словно сжало невидимым обручем, и Чарли задохнулась от горя и гнева. Она вдруг остро осознала, что Майкл умер молодым, его жизнь грубо оборвали, украли у него целых десять лет. На Чарли накатило негодование, чувство несправедливости, какое испытывают только маленькие дети, захотелось завопить: «Так нечестно!»
Сделав глубокий вдох, Чарли поставила рисунок обратно и отвернулась от стола. Народ пока не расходился, но девушка почувствовала, что должна немедленно уйти. Она встретилась взглядом с Марлой, и та – проницательная, как всегда, просто жуть! – кивнула и ухватила Ламара за рукав. Они встали и направились к парковке, Чарли тоже направилась туда. Кажется, никто не обратил внимания на их уход, и в этом не было ничего удивительного: все они здесь чужие, кроме Карлтона.
На парковке ребята остановились у машины Марлы. Она, похоже, сотворила чудо: нашла место на парковке прямо перед школой.
– Теперь я могу поиграть в игру? – тут же спросил Джейсон. Марла вытащила из кармана ключи и протянула брату, предупредив:
– Только смотри не уезжай.
Потом вдруг схватила мальчика за плечи, притянула к себе, обняла и на долгое мгновение замерла.
– Господи, я только к машине отойду! – пробормотал Джейсон, когда сестра наконец выпустила его.
– Ага, может, стоит разрешить тебе уехать, – фыркнула Марла, слегка подталкивая мальчика в спину. Потом откашлялась. – Так вы пойдете к Фредди?
Ребята принялись переглядываться.
– Ага, – кивнула Чарли. – Думаю, стоит сходить. – Почему-то теперь повторное посещение пиццерии казалось ей больше чем просто игрой, скорее необходимостью. – Давайте встретимся там на закате. Слушай, Джессика, ты не могла бы поехать с ребятами? Я собираюсь пройтись пешком.
– Можешь поехать с нами, – предложила Джессике Марла. – Я пообещала Джейсону сводить его в кино.
Чарли зашагала по дороге, не слушая, чем закончится разговор. Уже отойдя шагов на десять, она вдруг поняла, что кто-то идет за ней, и обернулась.
– Джон?
– Не против, если я пойду с тобой? Ты ведь идешь в свой старый дом, да?
– Как ты догадался?
– В той стороне, куда ты направляешься, больше нет ничего интересного. Вообще-то я тоже ходил посмотреть наш старый дом. Его перекрасили в синий цвет, а во дворе разбили сад. Так странно. Когда мы жили здесь, дом не был синим, но я никак не могу вспомнить, какого же он был цвета. Все так изменилось.
Чарли ничего не сказала. Хочет ли она, чтобы Джон пошел с ней? Ее дом, дом ее отца – это нечто очень личное. Она вспомнила, как Джон впервые увидел ее игрушки: он тогда пришел в восторг, причем восторгался совершенно искренне, а не из вежливости. Чарли сдалась.
– Хорошо, можешь пойти со мной.
– Твой дом… – Джон помолчал, будто колеблясь. – Твой дом изменился?
– Не очень сильно, – ответила Чарли. Это была полуправда, но девушка не знала, как объяснить, что именно изменилось.
Они прошли пешком почти три мили: вышли из города и зашагали по старым дорогам, вначале асфальтированным, потом посыпанным гравием. Затем сошли с дороги, поднялись на крутой холм, заросший кустарником и деревьями, которые давным-давно следовало бы подстричь или спилить. За густой листвой показались три крыши, расположенные на большом расстоянии друг от друга.
