III

164 12 2
                                    

Вечное сияние чистого разума

Что Юнги сказать? Он отводит взгляд от искрящихся теплотой и любопытством глаз и чувствует, как тэхёновы пальцы оставляют на запястьях эфемерные ожоги-наручники. Он пойман с поличным? Его раскусили? Тэхён всё понял, и осталось только дождаться опровержения его слов? Юнги не знает. Он правда не знает. Если «были вместе», наверное, любил бы, но кто вообще способен чувствовать к Юнги нечто подобное? Он холодный временами, временами безразличный ко всему или язвительный и колкий, а иногда вспыхивает, как утреннее зарево, и крушит всё вокруг себя. Может ли он соврать ещё один раз? Может ли обмануть настолько жестоко? Он не монстр совсем, скорее просто обычная творческая личность со своими острыми гранями, но слышать подобное из чужих уст… Больно. Больше всего на свете, быть может, Юнги любила лишь мать, а все чувства от прошлых коротких отношений так и остались под большим сомнением.

Любил бы его Тэхён, если бы был с ним с самого начала его «помешательства»? Разделял бы почти маниакальную тягу искать его в толпе и фотографировать тайно, словно он не профессионал своего дела, а обычный сасен-фанат? Не разочаровался бы, когда без разрешения Юнги сделал этот белоснежный фотобук, держась за него, как за антидепрессант в особо трудные дни? Смог бы он, зная все особенности минова характера, сказать то же самое, что и несколькими секундами ранее? Юнги задумывается глубоко, уходя в себя, и совсем не замечает, как шумно сглатывает, и его мечущийся под кожей кадык привлекает тэхёново внимание.
— Я сказал что-то не то? — пристально наблюдая за неясной реакцией Юнги, Тэхён совершенно не знает, что думать, но уверен точно: чувства были и есть. Они тут, на его коленях. Они беспокоят его сердце и разливаются по крови потоком лавы, разжигая в нём яркий костёр. — Прости, я…
— Всё в порядке, — вымученно улыбаясь, хрипит Юнги, переводя взгляд обратно. Он не будет врать о подобном. Он не настолько жесток, — просто ты никогда не говорил мне об этом. Мы жили вместе, но зачастую были заняты своими собственными делами, и времени на разговоры по душам у нас оставалось немного. Эти фотографии… Тогда мы только начинали встречаться и решили создать красочные воспоминания, а после погрязли в рутине и разбрелись по своим углам. Наши отношения, — Юнги придумывает на ходу и даже не осознаёт, что своими словами делает Тэхёну лишь больнее: его чистые глаза снова наполняются солёной влагой, — наверное, были далеки от идеала.
Впитывая в себя миновы слова, Тэхён обиженно шмыгает носом, разжимает пальцы и легко отодвигает от себя его руки, а Юнги становится слишком неуютно в собственном доме. Он не мог предвидеть подобного вопроса. Он совершенно забыл о таком чувстве, как «любовь». Он выкачал её из себя полностью и вложил в глянцевые листы, превратившись в пустой хрупкий сосуд, сейчас наполненный лишь сожалением. Нужно было продумать каждую деталь лучше. Нужно было сделать так, чтобы боль делилась на два или исчезала вовсе. Юнги дурак и никогда не обладал чувством такта, будучи лишь человеческим механизмом без определённой цели с одной единственной задачей — жить. А Тэхён не верит, что никогда не говорил Юнги ничего подобного. Просматривая страницы и задерживаясь на каждой по несколько секунд, разглядывая где-то яркие, а где-то с налётом печали снимки, он не понимает, как мог оставаться равнодушным. Вот здесь Тэхён стоит около столика в кафе и улыбается очень натянуто, объясняясь с кем-то, но видно, что в глазах пляшут чёртики. Вот здесь он стоит рядом со смутно знакомым ему аттракционом и смотрит вверх с разинутым ртом, а порывы ветра играются в волосах. На следующем фото Тэхён сладко спит в автобусе, пуская слюни на собственное плечо, а на другом сидит на сферообразной качели и наблюдает за радужными огоньками цветного фонтана. Где-то он отдыхает на ступенях и увлечённо читает книгу, где-то завязывает шнурок ботинка, где-то помогает упавшему ребёнку встать с асфальта, а где-то задумчиво разглядывает витрину с различными мелочами. Мелочами. Каждая фотография — мелочь. Мелочь, из которой складывается карта его воспоминаний. Ему тепло очень, словно он сидит не на диване, а лежит в горячей ванной, и с каждой переворачиваемой страницей становится ещё теплее. Заворожённый, Тэхён даже не замечает, что вокруг подозрительно тихо, и единственный громкий звук — беспорядочное биение его сердца. Люди, не чувствующие друг к другу ничего светлого, не будут делать подобных вещей. Люди, далёкие друг от друга, не смогут вкладывать в повседневные поступки столько смысла и значимости. Даже если он никогда этого не говорил, даже если по какой-то причине скрывал или банально боялся миновой реакции, Тэхён любил его и полностью отдал в чуть мозолистые руки свою душу. Из простого Юнги смог сделать нечто захватывающее: то, как ложатся на его лицо тени, то, как приглушённый свет или сияющие огоньки разливаются по глянцу, словно по воде, и даже то, как его существование в пределах рамок не похоже на заточение — всё это сливается в один пушистый клубок и буквально мурлычет на его коленях. Дойдя до последнего снимка в фотобуке, Тэхён не выдерживает, тихо стонет от безысходности и яростно трёт кулаками мокрые глаза, но и это не спасает лист от нескольких крупных капель, одна из которых поглощает его обращённое к камере лицо на фоне тёмного неба с мятными искрами фейерверка. Он чувствует отчаяние, и ему, на самом деле, безумно стыдно. Стыдно за то, что потерял память и не помнит об этих маленьких, но очень важных моментах. Стыдно за то, что никогда не говорил Юнги, как сильно, судя по всему, его любит. Стыдно за то, что эти чувства, забытые по неизвестной причине, скребутся где-то в самых укромных уголках и просятся наружу, но… Несмотря на стыд, он счастлив. Он просто счастлив из-за того, что для этого парня, тихо сидящего у плеча, Тэхён значит намного больше, чем Юнги может рассказать.
— Я не верю, — сипит сквозь слёзы и аккуратно закрывает фотобук, кладя на стоящий рядом столик. — Не верю, что был настолько эгоистичен и глуп, — поворачивается к Юнги, и его размытое влагой лицо напоминает Тэхёну мраморное изваяние: казалось, выражение скорби и боли въелось ядом и никакого антидота нет.
— Всё хорошо, правда, — отмирая, Юнги давит улыбку вновь и понимает, что не так представлял себе этот момент. Он ожидал реакцию какую угодно, но только не то, что Тэхён начнёт обвинять себя за невысказанные несуществующие чувства. Не так. Всё должно было быть не так.
— Нет, неправда, — качая головой, Тэхён утирает рукавом рубашки последние слёзы и совсем не верит в эти вымученные слова, подаваясь вперёд и протягивая к Юнги руки. Ошарашенного, Тэхён обнимает его очень крепко, утыкаясь носом в плечо и поглаживая ладонями по спине, чувствуя напряжение и глубокий вдох. Юнги маленький очень, хрупкий, и кажется, будто кости все его в маленьких трещинках. Ему, должно быть, сложно очень. Сложно из-за Тэхёна, забывшего их самые сокровенные воспоминания, сложно из-за того, что приходится напоминать вновь. Будь Тэхён на его месте, что бы он чувствовал? Каково было бы осознавать, что самый близкий и дорогой человек видит тебя впервые? Тэхён даже и представить не может, но снова чувствует жжение в носу и шумно втягивает носом запах ягодного парфюма с миновой шеи. Аромат этот, яркий и терпкий, кажется таким родным, но Тэхён вряд ли когда-нибудь вспомнит, что именно он натолкнул Юнги на его покупку. Юнги вздрагивает в чужих руках, никак не ожидая подобного, но расслабляется и обнимает Тэхёна в ответ. Сколько раз он хотел подойти, заговорить и прижать к себе? Сколько раз рассуждал, как было бы здорово признаться Тэхёну в своей от него зависимости? Сколько раз он врал себе и купировал все желания? Он считал это неправильным. Неправильно было просто огорошить его такой новостью. Может быть, не потеряй он его тогда, может быть, найдя вновь, смог бы пересилить себя и сделать всё правильно, но в жизни Юнги и так слишком много этих фатальных «быть может». Сейчас их быть не должно. Сейчас Юнги чувствует тепло тэхёнова тела, прохладу на плече и его дрожь, перемешанную с искренностью, и совсем не может эти чувства принять. Он не заслужил их, даже если хочется. Даже если не хочется отпускать, даже если слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Я постараюсь, — отстраняясь и обхватывая Юнги за шею, Тэхён смотрит на него очень осознанно, а в глазах туманных горит огонь, когда как сам Юнги просто старается не сдать себя с потрохами, пытаясь держать хорошую мину при слишком плохой игре. Всё-таки врать он не умеет: всё всегда написано на его лице. — Я правда постараюсь вспомнить. И когда я сделаю это, обязательно расскажу о всех своих чувствах и больше никогда не стану держать их в себе. Вряд ли можно вспомнить то, чего никогда не было, но Юнги коротко кивает в ответ и резко встаёт с дивана, направляясь в отведённый для кухни закуток и оставляя Тэхёна в растерянности. Просто с него достаточно. Достаточно того, чего он не заслужил. Да, Юнги тайком и без разрешения украл частички чужой жизни. Да, Юнги вложил в них и себя, стараясь сделать из обычного волшебное. Да, он поклялся самому себе во что бы то ни стало сделать Тэхёна счастливым, но даже и не предполагал, что ложь выльется в нечто подобное. А если и вправду? А если за это время Тэхён слишком сильно привяжется к нему, а потом, когда вспомнит, что Юнги никогда не было в его жизни, разочаруется и уйдёт? Юнги такого не вынесет. Юнги привык, прикипел и теперь даже спать без Тэхёна нереально сложно. И кого в этом винить? Только глупого себя.

I'll find you in my head  Место, где живут истории. Откройте их для себя