Чонгук другой, другой! Но он так похож, обходителен: обтирает его сухим полотенцем и подтягивает рядом с собой на широкую кровать (слишком большую, слишком холодную и одинокую), не выключая ночник. Хочется прижаться, заглянуть в лицо, провести по скулам, а потом замуровать их в бетон, чтобы про это первозданное сумасшествие, вкупе с аморальностью предательства и похоти никто никогда не узнал, чтобы остаться и с тем, и с другим, и наверно, попытаться сохранить себя. Сухие конечности, сухие мысли, сухо даже во рту. Но ягодицы промазаны влагой, прилипают друг к дружке. И это не Чонгын постарался. Нет, нет, нет… Его же больше нет (?). Тэхён не уверен. Он же не видел, как его закапывали. А вдруг проснулся? К утру Тэхён попытался покончить с собой, когда протрезвел и отпустило действие транквилизаторов, и он понял, что натворил ночью. И не просто натворил, чему сам поспособствовал. Внезапно пришедший заспанный мужчина, который поднялся на шум и пошёл проверить всё ли в порядке, в буквальном смысле доставал его с того света, пока Тэхён неудачно резал вены. И он не позволил сделать даже тонкий надрез, вообще никаких царапин. Чон Чонгук снова бил его по щекам и утробно рычал, чтоб он даже не думал проворачивать такое снова, чтобы раз и навсегда вырезал из лексикона слово «самоубийство». И совсем не нежно тряс его голову, вцепившись за волосы, подставляя под контрастный душ: тыкал, шкодника, мочил в наказание холодом. Тогда они переспали снова. В одной прозрачной стеклянной кабинке, похожей на стакан. Тэхён возбудился от боли в носу, куда попала вода. Вероятно, просто был болен. Уже.
***
Днём, после того, как скрылся из незнакомой квартиры, пошёл на кладбище с новым букетом роз, сидя на холодной земле и с упоением глядя на мраморный портрет – отмаливал грешную душу, но за всю жизнь не выучил ни одной молитвы. Он не мог просить у Чонгына прощения и… простить любимого тоже не мог. Ведь те, кто любят, не уходят умирать среди белых стен в одиночку. Те, кто любят, никогда не позволят чужому, пусть и с таким же лицом, касаться тела, в данном случае Тэхёна. Это тело принимало любые ласки, безутешно просило ещё и не принималось сравнивать одного с другим. К слову, о сравнении: у Чонгука член был немного больше – но это не сойдёт за преимущество. Тэхён всё равно никогда его не трогал: ни руками, ни губами. Два месяца без Чонгына были самыми долгими в его жизни. Он либо спал, либо где-то шатался, и в том, и в другом случае все его дороги сходились в объятиях чужого, который чудесным образом оказывался в нужное время и в нужном месте. Точно не посчитать, сколько раз они уже трахались. Странно вообще, что Чонгук терпел все его выкидоны, не ругался, когда он называл его именем брата, а на слёзы так тем более внимания «ноль», точно также как на истерики. Но свой предел-таки нашёл. Тэхён довёл его до ручки. …Было это на сороковой день, после кладбища. Госпожа Чон, или как сама просила называть «мама», только-только гладила его по спине, а в следующее мгновение они вдвоём с братом-близнецом уехали незамеченными, конечно, по инициативе Чонгука. И он натягивал его в номере отеля их компании. И снова брал его как суку, но не грязно и не грубо, а по законам нравственности: запретно. А-мо-раль-но. Но что же потом пошло не так? А то, что Тэхён, стоя на коленях, с отдачей принимая твёрдый ствол и дотянулся до своих джинсов, достав оттуда смятую фотографию, с трепетом протирая её влажными пальцами, укладывая перед собой на пол. Зачем он сделал это? Зачем положил под себя? Хотел кончить на портрет? Или посвятить свой оргазм Чонгыну? Как было на самом деле уже не узнать… И только когда Чонгук заметил «третьего лишнего», что теперь был уже не просто эфемерным звуком имени, а пропечатанным лицом, лучисто улыбающимся с глянца, он групповуху не оценил и резко вогнал в Тэхёна по самые яйца, а потом чёрство откинул его в сторону, свирепствуя как гончая псина. И фотографию он эту разорвал и смял, и что более жестоко, стал пихать смятый комок с острыми углами Тэхёну в мокрую промежность, причиняя колоссальную боль. Конечно, он сделал это с целью не порвать, а лишь добиться желаемого эффекта. И эффект не заставил себя долго ждать. Когда скрученный голый парень остался лежать на мягком кофейном коврике, Чонгук ушёл в душ, плюнув на всякое понимание и нежность. Но когда вернулся, посвежевшим и чистеньким, итогом стало раскаянье, застывшее в водянистых глазах с пушистыми ресницами. Тэхён сравнивал себя с сукой, но это скандальная ложь и провокация (!). Он всё ещё ангел, такой же невинный и прекрасный. Просто не умеет держать нимб над головой и всё вязнет в прошлом. И сидит на краю постели (на краю пропасти), держа в руках смятое фото с каплями крови (всё же Чонгук поранил его внутри), нервно кусая губы. А потом бесшумно подошёл к нему на трясущихся ногах, тычась носом в ключицу, пахнувшую гелем и лосьоном для тела. И совсем ему несвойственно потянулся обнять, беззвучно выпрашивая прощение. Хотя нет, он выпрашивал не чтобы его простили, он показывал своё сожаление – это разные вещи. Чонгук не томил его ожиданием и не заставлял унижаться, мгновенно сменив гнев на милость, бережно проводя ребром ладони по ягодицам и между, собирая капельки крови, перемешанные со спермой, его спермой, легко подхватывая на руки. Лёгкий, пластилиновый, беззащитный… Если ему так нравится, пусть зовёт его хоть Чонгыном, хоть горшком или любым другим вымышленным именем, лишь бы также подходил к нему и обнимал по своему желанию, совершая глупости. Всё простится. А он его унесёт в своё согретое логово, укачивая в одеялах, прикрывая ему глаза. Спасать, спасать, спасать… Но не от монстров. Тэхёна нужно сберечь от самого себя.
***
Чонгук перебрался в Сеул на постоянное местожительство, передав гостиничный бизнес второму учредителю, а сам взялся за сеть гипермаркетов брата, продолжая следить за всем и сразу. Не то, чтобы он сам того очень желал, ведь ему больше нравилось вести дела с отелем Signiel, чем с гипермаркетами, но отец настоял. Сказал, что ему нужен преемник здесь в столице и никак иначе. На том спора не возникло, они ведь взрослые люди. Решили проблемы мирным путём. Со смертью не всё кончается, такова жизнь. Но дело Чонгына должно процветать дальше. Что же до модели этой компании? А модель погнали взашей из-за неявки в два месяца и выставили счёт за неустойку. Тэхён подписывал контракт и должен был понимать, что за невыполнение обязанностей следует ответственность. Только ему было не до работы. Как и говорилось, Тэхён никогда не питал особой любви к популярности, а когда его официально оповестили, что он больше не является частью компании, облегчённо выдохнул – с плеч свалился тяжкий груз. Но не для Чонгука, это ведь ему пришлось заняться оплатой и расторжением контракта. Из собственного кармана он внёс деньги, сам лично подписывался за Тэхёна, который прохлаждался не пойми где. Отец, конечно, к бывшему «родственнику» относился хорошо, но бизнес есть бизнес. Если модель плохо выполняет свои обязанности или не выполняет вовсе, они найдут новую. Незаменимых нет. И это правда. Даже место Чонгына не осталось пустовать, что уж говорить про Ким Тэхёна.
