И комната снова поплыла, задвоилась вирусными всплывающими окнами, когда этот двойник, волнующий его существо, развернулся к нему спиной (так и показывая: не мешай мне), продолжая вести деловой разговор. Теперь стало понятно – это Чон Чонгук. Он за ним. Даже в ад. Какой концептуальный ход. И немного злило, что они пробрались в его храм, запятнав своими следами и вздохами каждый квадрат. Намджун так вообще осквернил святыню, начиная вытаскивать из рук Тэхёна измятые вещи, словно имел право к ним прикасаться. Родственную любовь как ветром сдуло. Он расцарапал ему руки. Причём до крови. Кыш. Все. Намджун несдержанно ругается матом, вскакивая с места, потому что ему не хватает терпения нянькаться с поехавшим братцем, посчитавшим, что он пуп земли и вокруг него должны все вертеться, ублажать, трястись как с грудничком. Зато у Чонгука терпения за двоих, а может и за троих. Он почти никогда на него не злится, и за это стоит отдать ему должное. Не каждый так сможет. (Из него получился бы отличный отец. И ещё обязательно получится) В итоге, Тэхён продолжительное время находится в полусне – молочном забытье под действием лекарств, когда его кто-то осторожно перетаскивает, куда-то укладывает, а в ушах стоит шум мотора и гул разнотональных голосов. Ему бы сейчас срочно вернуться в квартиру и проверить, хорошо ли заперта дверь, а потом отправиться на поиски телефона. Но от него мало что зависит. Он сам себя запустил, теперь совсем слабый и до отвращения желейный, поэтому не стоит на ногах. Даже не может дать отпор и защитить свой дом. Что ж, себя он тоже не защитит. А в следующее мгновение Тэхён уже просыпается от пения птиц, глубоко вдыхает свежий чистейший воздух, пробегающий по полу и облизывающий ступни, чуть не умерев от переизбытка кислорода в крови. Ему ещё тяжело ходить, правда, распирает любопытство, что за райский сад ему предстал на сей раз. Но всё происходит наяву, он не бредит: с улицы действительно поют птицы (а не ангелы с арфами), а около кровати разместилось окно во всю стену с выходом на балкон. На гардине повисла портьера, повязанная с двух сторон золочённым ободком, теснясь с воздушными прозрачными шторами, создающими лёгкое облачение окон, приглашая рассмотреть прекрасный ландшафт снаружи. Тэхёну сразу же становится хорошо и плохо, и чуть-чуть кружит голову от блаженства. Погода тёплая, конец августа, дальше – сосновый лес. Вершины деревьев устремлены в заоблачные дали, так что не видать конца и края, распространяя сладкий запах смолы и еле пропуская солнечные лучи. А вы знали, насколько полезен сосновый лес? Благодаря своей хвое он делает воздух чище, чем в операционной. Но на лечебницу не похоже. Скорее какой-то особняк, по идее принадлежащий семейству Чон. Простым смертным никогда не приобрести дом в таком красивом месте, не говоря уже о покупке земельного участка. Наверняка он стоит дороже, чем их квартира с Чонгыном. Вспоминая о нём… На Тэхёне по-прежнему его рубашка, а значит, никто не пытался его переодеть, и это обнадёживает. Но сказка постепенно сходит на нет. Возле него собираются какие-то люди, носятся хвостиком, представляясь обслугой. Особенно раздражала женщина-телохранитель в чёрном костюме, всё время постукивая по гарнитуре в правом ухе. Она наигранно ему улыбается, но он-то всё-всё про них знает… Чон Чонгук подослал шпионов (!), чтобы они за ним следили, а вот сам бесследно исчез. И грустно ему от этого или радостно не совсем понятно. Просто в огромных начищенных до блеска апартаментах ни одного знакомого лица, а ему, как и прежде, тоскливо и одиноко. Ещё есть две горничные, но они сами по себе. И несколько охранников. Эти верзилы ходят снаружи обследуя территорию, ограждённую высоким забором с металлическим каркасом. В общем, они не мешают ему прокрастинировать. Увязалась только телохранительница, не понятно от кого охраняя. Через этот забор не пролезть даже если очень захочешь, да и Тэхён никому даром не сдался. И вообще, нынче он безработный, а в скором времени всеми позабытый и безликий, как было раньше. Его это устраивало. Бесила бесправность. Поэтому он принудил охрану возить его на кладбище, и те согласились, но на одном условии, что Тэхён будет возвращаться обратно в особняк за чертой города. Он не стал упираться, в конце концов, перспектива разлагаться в трехкомнатной квартире тоже была гнилой. И по несколько часов разговаривал с Чонгыном, лишь в те редкие мгновения улыбаясь, покойно смотря на мраморный портрет и беснующихся ворон. Как оказалось, на кладбище вовсе не страшно. Люди пугают намного больше покойников. И так целых пять дней. Да, он считал (он ещё умел это делать). А по утрам привозили доктора, который его осматривал и заставлял пить какие-то таблетки, выдавая определённую дозу. Это тоже раздражало. Его стали контролировать целиком и полностью, пусть это было из благих намерений. Тогда-то Тэхён и вспоминал, насколько богаты братья-чеболи, а Чонгук обогатился ещё больше после смерти второго наследника. Но речь не об этом… Ведь Тэхён тоже пополнил кошелёк. Но эти деньги не приносят ему счастья. Их попросту некуда тратить, тем более, экономист из него никакущий, как Чонгын и сказал. Чонгын… Только вспоминая его имя, тело начинало сотрясаться от внутренней дрожи. Ещё его пытались откормить, лезли со своими никчёмными советами, доводя до белого каления. Да, Тэхён мог выказывать недовольство и вредничать, теперь-то ему не нужно держать лицо, чтобы не опозорить любимого. Тэхёну с этого ничего не будет, а прислугу не жалко. Ну а что? Их единственная задача: прислуживать. В принципе, им тоже ничего не сделают. Они ведь не станут кормить его силой. Плюсом ко всему не было алкоголя и ему приходилось мириться с трезвостью и ясностью ума. От этой ясности нахлынула такая апатия, что чуть не снесло. Тэхён взаправду стал верить, что превращается в овощ – порченый. Но он не мог самостоятельно выбраться из паутины угнетающих мыслей. И то, что его убивало, не делало сильнее, как об этом говорили. Убивало и убивало, как есть, без преувеличений. Дальше – страннее. На третий день Тэхёну стало казаться, что один из охранников есть Чонгын, только в тёмных очках. Потом Чонгын стоял на балконе к нему спиной и стремительно испарялся. Потом заселялся в тело горничной, с любовью лаская его взглядом (сражая до слёз). Но ведь Тэхён не перебарщивал с дозой транквилизаторов, стало быть, у него повылетали шурупы, которые он с радостью откручивал. Тот доктор, что представился психиатром, видимых отклонений не увидел. Ещё бы, ведь Тэхён не рассказал ему, что в его лице проскальзывала чужая улыбка обескровленных губ. Эти губы целовали его ночами и горячили тело. Эти губы знали, как ими дорожат. Если говорить научным языком, у Тэхёна началось расстройство восприятия. Вместо тёмного угла ночью он мог увидеть родной силуэт, что на самом деле был иллюзией. Также его преследовали галлюцинации как звуковые, так и физические. Главная его галлюцинация – доминантная, отражающая состояние психической травмы, ставшей причиной заболевания. То есть показывала ему Чонгына, которого не могло быть. И Тэхён способствовал развитию этих симптомов. Он искал своего солнечного зайчика, которого никак не мог догнать
