short love stories

Кризис

Сгорбившись в три короба, Джин устало потëр глаза, останавливая этим пару слезинок, и посмотрел на часы, которые красноречиво говорили о глубокой ночи. А ведь ему вставать завтра рано, чтобы сделать задания, которые он отложил, и потом бежать на учёбу. Снова он ничего не успевает. Отложив ноутбук в сторону, он скатывается вниз по стене, укладывая голову на жёсткий матрас.

— Проебался, — устало в пустоту говорит Сокджин, пока по щекам тихо стекают слёзы. Джин — писатель. Глупый писатель, по всему видимо, потому что вот уже несколько часов он сидит перед монитором, втыкая в так и незаконченный текст. Музыка всегда помогала в такие трудные минуты, будто доставая из него те самые вертящиеся на языке строчки, но сейчас она лишь била по ушам, путая мысли, смешивая эмоции автора и героев, превращая в кашу. Невкусную, пустую, без соли и масла кашу, которую стыдно подать своим читателям. — Я пиздец тупой.

И миллион обзывательств врезаются в мозг, вызывая новый соленый потоп. А может Сокджин делает всё это зря? Может не стоило как-то публиквать свои работы? А ждёт ли их кто-то вообще? Или умел ли Джин вообще красиво писать? Ким всхлипывает, переворачиваясь на бок и прижимает к себе колени, пытаясь унять дрожь от ненависти, которую сам же и породил. Разочарование в себе — самое ужасное состояние. Сокджин правда борется, пытается успокоить себя мотивирующими фразочками, что всё ещё впереди и когда-нибудь вдохвновение посетит его, но фальшивая плотина ломается с треском, стоит столько вернуться к тексту.

— Сокджини? — нежно зовёт хрипловатый голос.

— Черт, я тебя разбудил, да? Прости, обещаю, что сейчас буду намного тише.

— Но сейчас четыре утра, Сокджин, ты давно должен уже спать.

— 3:50, — поправялет Джин, будто эти десять минут что-то значат. — Я ещё не дописал, поэтому лягу попозже, не волнуйся. Лучше иди отдыхай, я присоединюсь потом.

— Джин, — с укором обращается Сокджин.

— Намджун, — повторяет интонацию.

Тяжёлый вздох. Джун неторопливо подходит, садясь на край старого самодельного дивана, и берëт ладонь в свои руки, бережно поглаживая большим пальцем.

— Малыш, тебе следует отдохнуть. Если ты продолжишь себя мучить, то, боюсь, ничего и не выйдет, ты только усугубишь своё состояние.

— Я слабак. Глупый, бесталанный слабак. Раньше я..я... Я был лучше, писал лучше, а сейчас и строчку вытянуть из себя не могу. Боже, я окончательно скатился, — сипло говорит Сокджин, утыкаясь в пропахшую сырными чипсами подушку.

Намджун расстроено улыбается, поднимаясь с нагретого места. Он подходит к Сокджину, аккуратно берёт того на руки, позволяя уткнуться влажным от слез носом в шею, и успокаивающе похлопывает по спине, оставляя невесомый поцелуй на виске.

— Поспишь, отдохнешь, а к тексту вернешься, когда будет вдохновение, хорошо? — Джин слабо мотает головой в знак отказа, но с намджуновых рук не сползает. — Ты самый лучший писатель, слышишь, Сокджин? И это я говорю, как не твой парень, а как читатель. Я влюблен в твои работы и жду продолжения. И готов ждать хоть миллион лет, лишь бы ты написал тогда, когда будет желание, а не когда хочешь уложиться в установленный тобой срок. Думаю, те, кто тебя читает, меня поддержат.

— Спасибо, — прижимаясь сильнее, шепчет в шею Джин.

Для Намджуна это уже маленькая победа. Он одаривает старшего ещё парой смазанных поцелуев и уносит в спальню, где помогает переодеться — с трясущимися руками это у Джина выходит с трудом — и ложится рядом, рассказывая в макушку незамысловатую сказку, пока не засыпает от чарующего посапывания старшего.