I found...

24. Сто вторая заметка;

Примечания:

Время действия: Дазаю и Чуе по семнадцать лет.
Неозвученные чувства, немного стеклишка и закладка на ХЭ.
Драббл является вставкой "из прошлого" для фанфика: https://www.wattpad.com/story/255711566

- Дазай, ты в порядке? - негромко спрашивает Озаки, опустив ладонь на плечо подростка. - Да, - безэмоционально отзывается тот, не отрывая взгляда от больничной койки по ту сторону смотрового окна палаты. - Врёшь ведь, - вздыхает женщина. - Ты почти час стоишь здесь. Медсёстры о тебе волнуются больше, чем о Чуе. - Это моя правда. Она не обязана быть вашей, - отвечает Дазай и переводит пустой жутковатый взгляд на наставницу своего напарника. - Вы что-то хотели от меня, Озаки-сан? - Нет, - помедлив, качает головой Коё и убирает ладонь с закаменевшего плеча, мимолётно поглаживая мальчишку по волосам, от чего тот мгновенно уворачивается. - Ничего. Но тебе не стоит стоять здесь и ждать, когда он очнётся. Не только Чуя пострадал во время миссии. - Несущественно, - поводит плечом Дазая, бросив мимолётный взгляд на свою загипсованную руку, и вновь впивается взглядом в бледное лицо бессознательного напарника. Как только Озаки удаляется, предварительно попросив всё-таки отправиться домой, Дазай бесшумной тенью проскальзывает внутрь палаты. Вообще-то ему нельзя здесь находиться, потому что у врачей свои нелепые правила, но когда хоть какие-то запреты останавливали тёмного гения Порта? Никто не припомнил бы ни единого подобного случая. Подобравшись к больничной койке вплотную, Дазай окидывает взглядом окутанное трубками тело напарника и поджимает губы. Его разрывает между осознанием неблагоприятного стечения обстоятельств и злостью на самого себя за промедление. С одной стороны, Дазай совершенно не виноват в том, что произошло. Что поделать, если во время зачистки он сцепился с шестёрками организации, которую они явились затереть, и опоздал с деактивацией «Порчи»? Так тоже бывает. Дазай не умеет перемещаться в пространстве и не всегда способен быстро подобраться к бушующему Чуе, чтобы обнулить его. На самом деле подростка это изрядно раздражает, потому что ему не нравится, каким слабым и измотанным выглядит Чуя после использования «Порчи». Но раз за разом Дазай продолжает болтать о том, что просто засмотрелся на разошедшегося напарника и поэтому решил оттянуть деактивацию. Лучше уж пусть напарник бесится, чем Дазай признает, покажет свою слабость. С другой стороны, в этой слабости всё и дело. Дазай не знает, когда успел так привязаться к шумному яркому мафиози, когда успел перевести его в ранг важных людей, присутствие которых в жизни необходимо для душевного равновесия, но факт остаётся фактом. Чуя важен Дазаю, и когда рыжеволосый мафиози лежит безмолвной слабой тушкой на больничной койке, это неприемлемо. Чуя - это взрывной характер, развевающиеся во время драки волосы из-за быстрого движения, темнеющие до синевы от раздражения глаза и громкий низкий голос. Чуя - это энергия, яркая краска, сама жизнь. Видеть его лежащим на больничной койке, бледным и слабым, измождённым и тихим, напоминающим труп, Дазаю не нравится. Вся эта картина Дазая только нервирует, напоминая раз за разом, что Чуя не неуязвим и может погибнуть в любой схватке, и неважно, из-за запоздалой деактивации «Порчи» или из-за шальной пули, которую не успеет отвести от себя. Мысли это вызывают непринятие. Чуя должен жить. - Бесишь меня, - едва слышно шепчет Дазай, склоняясь над лицом напарника и рассматривая залом бровей, острые скулы и растянутые вокруг дыхательной трубки тонкие губы. - Так сильно бесишь. Очнись уже, слышишь? Четыре дня прошло, коротышка. Хватит валяться без дела. И ты ещё меня упрекал в отлынивании от работы? Сам лежишь тут и ничего не делаешь... Дрогнувшие пальцы здоровой руки убивают со лба спутанные пряди чёлки. Даже волосы у Чуи потускнели за то время, что он, притащенный Дазаем в больницу прямиком с поля боя, валяется в отключке. Скоро пятые сутки пойдут, как напарника нет рядом, и пусть Дазай отчаянно не хочет этого признавать, ему тоскливо без Накахары, без их стычек, без их перебранок и драк. Скучно без прогулок по городу, глупых споров о том, какое мороженое вкуснее, и попыток Чуи заставить его заполнить хоть один отчёт, бланков для которых накопилось за пролетевшие дни непомерно много. - Ты должен очнуться, слышишь? - спрашивает Дазай, склоняясь ниже и вжимаясь лбом в лоб Чуи. - Ты обязан. Ты не можешь просто валяться тут и дальше. Без тебя скучно. Какой смысл вообще жить, если я не могу бесить тебя? Дни такие серые и однообразные. Без тебя совсем не то. В конце концов, пёсик должен развлекать хозяина, а не валяться бесполезным комком шерсти. Проведя пальцами по бледной прохладной щеке, Дазай отстраняется и смотрит на закрытые глаза. Рассматривает рыжеватые ресницы и тени, залёгшие под глазами, а после стекает взглядом ниже, осматривая дыхательную трубку и тонкие губы, растянутые вокруг неё: сухие и потрескавшиеся. Потянувшись к графину на тумбе, Дазай наливает немного воды в стакан и смачивает указательный палец, а после проводит им по нижней губе напарника, наблюдая за тем, как она разглаживается немного и начинает блестеть. Блеск этот притягивает Дазая. В голову лезут глупые мысли о сказках и пробуждениях принцесс и о том, как было бы забавно, очнись Чуя в момент поцелуя. Дазай мог бы дразнить его до конца их дней за одно только это. «Наших дней. Верно», - мелькает в голове Дазая, и он склоняется ещё ниже. - «Потому что ничто не сможет разрушить или разделить «Двойной Чёрный». Ты мой, Накахара Чуя. Навсегда». Из-за дыхательной трубки поцелуй выходит неловкий, кособокий и смазанный, но Дазаю и этого хватает. От простого прикосновения к уголку губ прошибает дрожью и щёки обжигает жаром. Не то чтобы подросток хоть что-то прочувствовал, но момент всё равно отпечатывается в памяти теплом. А ещё в груди зарождается надежда, что вот сейчас Чуя откроет глаза, выдернет из горла трубку, несмотря на последствия, и попытается шлангом от неё придушить Дазая на месте за его выходки. Но Чуя всё так же лежит тихо и безмолвно, его глаза закрыты, и громкий недовольный голос не нарушает тишину палаты, не заглушает писк приборов. - Глупый Чуя, - недовольно вздыхает Дазай, потирая горящую румянцем щёку, и резко разворачивается на каблуках, направляясь к выходу. - Если я приду завтра утром, а ты не очнёшься, я прижму к тебе и замкну провода кардиографа. Может, когда твои волосы станут горелой мочалкой, ты наконец-то перестанешь валяться в бесполезной отключке и наконец-то обратишь на меня внимание. Уходя, Дазай в недовольстве захлопывает дверь палаты и с полнейшим безразличием проходит мимо заметившей его медсестры, тут же начавшей причитать, что в палату никому нельзя, и кто Дазай такой, и что он там делал. Выбравшись на улицу и усевшись на заднее сиденье дожидающейся его служебной машины, Дазай бросает мимолётный взгляд на окно палаты Чуи, выходящее как раз на парковку, и отдаёт приказ отвезти его в штаб Порта. И не знает, что все его мольбы и угрозы наконец-то были услышаны, и что ярко-голубые глаза распахнулись сразу же, стоило ему только выйти за дверь.

|...|